Страница 5 из 11
И тут произошло непредвиденное: Сивка то ли перепугалась такого необычного шума, то ли проголодалась и заторопилась домой пожевать пахучего сена, только она вдруг поскакала галопом, задрав хвост, так, как, наверное, не бегала с самого детства, когда числилась ещё жеребёнком.
Пельмень от неожиданности выронил вожжи и кувыркнулся на спину, Витька успел испуганно вцепиться в край телеги, а лесник, покачнувшись, только и смог удивлённо воскликнуть:
– Ты гляди-ко! Ожила!
Вовчик перестал кривляться и застыл посреди дороги, в растерянности вылупив и без того увеличенные линзами глаза. Потом спохватился и со всех ног кинулся догонять, выкрикивая:
– Эй, вы куда! Стойте! Меня забыли!
Но Сивка, по-видимому, наслушавшись про своего сказочного собрата, неслась намного быстрее, и в скором времени Вовчик остался далеко позади.
Лесник изловчился и, ухватив вожжи, натянул. Сивка, роняя изо рта пену, заплясала на месте, пару раз поднялась на дыбки и с неохотой перешла на нормальный шаг, а потом и совсем остановилась, дрожа и тяжело вздымая боками.
– Ну что ты, милая, что? – стал уговаривать её Петрович. – Чего ж ты, глупая, испугалась?
И лошадь постепенно успокоилась, даже от стыда за своё недостойное поведение перед гостями прикрыла глаза.
На узкой дороге развернуться было негде, а задом сдавать Сивка не умела или не хотела – пришлось ждать, пока Вовчик дойдёт своими ногами. Минут через двадцать шаткой походкой появился и сам запалённый танцор и ничком повалился в телегу, не проронив ни слова, будто Витька с Пельменем и Петрович были виноваты в том, что лошадь не стала его ждать, а убежала. Может, она до поры до времени нарочно притворялась, что не умеет бегать, чтобы в один прекрасный момент, когда соберётся побольше народу, и показать свою удаль. А сегодня как раз такой прекрасный момент и наступил, по её мнению. Кто может знать, что у лошади на уме!
5
Лесную сторожку за деревьями было не видно: ехали, ехали, потом повернули с дороги (как ребятам показалось, в самую чащу, где заблудиться для городского жителя ничего не стоило) и неожиданно за кустами, будто по волшебству, появился маленький домик со старой грушей в крошечном огородике. Срубленный из сосновых брёвен домик, снаружи почерневший от дождей и времени, больше был похож не на жилище такого геройского лесника, как Петрович, а на избушку Бабы-Яги, если к ней приделать курьи ножки.
Витька с любопытством поглядел на крышу, надеясь увидеть там жестяного петуха, но, к его удивлению, конёк украшал флюгер, выполненный по современному – в виде самолёта, у которого на ветру крутились три пропеллера.
Дворик был огорожен жердями, чтобы по нему свободно не разгуливали лоси и кабаны: одни – любители Сивкиного сена, другие – поковыряться в огороде.
– А если медведь придёт? – спросил Витька и сам ответил: – Он все жерди, словно спички, переломает!
– Ну, брат, тут уж ничего не поделаешь, – развёл руками Петрович. – Не буду же я из-за него железный забор городить. Да и не водятся они здесь…
– А если медведь припрётся, – воинственно заявил Пельмень, выставив свой знаменитый живот, – будем отстреливаться!
– Дельный совет, – не стал спорить с ним Петрович.
Витьке, которому доводилось близко видеть зверей только в передвижном зоопарке ( где прямо у него на глазах с голоду околела тощая облезлая лиса), не верилось, что если бы не изгородь, то самые настоящие вольные звери могли бы так близко подходить к дому, что им ничего не стоило бы заглянуть в окно – поинтересоваться, чем там занимается хозяин.
– Дядя Иван, – спросил Витька, желая выяснить взволновавший его вопрос, – а вот другая… мелкая живность, она ведь запросто может проникнуть сквозь такую дырявую ограду?
– Они и проникают, – подтвердил Петрович.
– И что… прямо в окна заглядывают? – Витька вытаращил свои в крапинку глаза и затаил дыхание.
– Бывает и в окна.
– Вот это да!
– Но больше, конечно, на огород целятся…
– Чтоб чем-нибудь вкусненьким поживиться! – встрял в разговор прожорливый Пельмень. – Уж я-то их знаю!
Витька хотел было Пельменя осадить, чтобы помалкивал, когда разговаривают два уважаемых человека, но тут его осенила одна мысль, и он, хитро поглядывая на этот жиртрест, самым добреньким голосом полюбопытствовал:
– Дядя Иван, и какими способами вы боретесь с их обжорством? Неужели расстреливаете на месте?
Пельмень громко икнул, вздрогнув всем туловищем.
Петрович, не заметив намёка, сказал:
– На этот случай у меня имеется свой метод… бескровный. Но действенный.
И он, сложив губы трубочкой, свистнул, как обычно свистят хозяева, подзывая своих собак. И точно – из конуры, которую за кустами жимолости ребята не сразу разглядели, вылез огромный лохматый пёс и, зевая во всю свою зубастую пасть (Колюнин обострённый слух даже расслышал хруст), с грозным видом двинулся в их сторону.
В этот миг и сам Пельмень, и Витька подумали одинаково: собака нужна для того, чтобы гонять толстяков, пока у них не растрясётся жир. Подтвердил такую версию и Петрович, сказав:
– При виде Чука всякому любителю поживиться сразу становится не до еды. Надо быть вёртким, чтобы успеть от него убежать.
От перспективы быть покусанным Пельмень впал в уныние и стал испуганно озираться, прикидывая, в какую сторону задать стрекача, чтобы эту здоровенную псину оставить ни с чем. Зато худощавый Витька отнёсся более спокойно, полагая, что как объект для нападения он особого интереса не представляет.
Петрович потрепал по холке подошедшего пса и, указывая на ребят, раздельно сказал:
– Чук, это друзья. Дру-узья. Их надо охранять. Понял? Ох-ра-нять!
Смышлёный пёс звучно клацнул зубами и негромко зарычал, показывая, как будет охранять.
– Может, это самое… не надо нас охранять, – запнулся было Пельмень, не сводя тоскливых глаз с Чука. Но лесник суровым голосом прервал: – Парни, здесь не город… Здесь лес. И случиться может всякое… Можно ненароком заблудиться, можно угодить в болото, которых тут полно… Наконец, могут напасть и волки, – припугнул он.
Услышав про волков, Пельмень сразу согласился, видно, до него дошло, какую аппетитную закуску он для них представляет.
Витька с минуту поразмыслил, а потом спросил:
– Дядя Иван, а как вот Чук к лосям и кабанам относится?
– А у них нейтралитет.
– Чего у них?
– Нейтралитет. Обоюдное ненападение.
– Ну вы тоже скажете… – хмыкнул Витька.
– А вот слухай! – Лесник присел на одну из оглобель телеги, из которой только что выпряг Сивку, и начал рассказывать: – Жила у меня тут кошка Муся. И вот как-то вышел из леса сохатый, а моя Муся возьми к нему и подойди. Ну, думаю, раздавит её или рогами проткнёт… Хотел уж было для острастки пальнуть вверх… Да смотрю, лось мою кошку обнюхал и… Как уж они там между собой договаривались, я не знаю. Но только с той поры сохатый стал приходить каждый день часов около двенадцати, а Муся заранее выходила на крыльцо и ждала его. Свиданья эти обычно длились недолго – обнюхают они друг друга, Муся потрётся о ноги сохатого, пообщаются несколько минут, и всё. Вот только кошка стала частенько уходить вечерами гулять. А потом и совсем пропала. Видно, увёл её жених. А ты говоришь!
Витька покрутил головой, восхищённый такой крепкой дружбой совсем разных животных, и предположил:
– Наверное, они в свадебное путешествие отправились? Нагуляются и вернутся.
– Ну что ж, – захохотал во всё горло Петрович, – будем ждать.
– А что, законно! – сказал Витька, довольный, что развеселил серьёзного Петровича.
Лесник хлопнул себя по коленям и поднялся:
– Ну что ж, парни, как говорится, делу время, потехе час. Пока отдыхайте, а я с объездом поеду, погляжу, что в моих владениях происходит. Это вам не заграница, где лесок можно за пару часов пешком обойти. У нас дела посерьёзнее… Так-то!