Остров с призраками

Он прошёл под навес, где у него хранился лошадиный инвентарь, снял со стены потёртое седло и взгромоздил на спину Сивке. Пока Петрович затягивал подпругу, лошадь продолжала невозмутимо хрумкать сено, но слегка заартачилась, когда он всунул в её жёлтые оскаленные зубы удила, оторвав от такой вкусной еды и при этом ещё пошутив:

– На-ка шоколадку!

Пельмень, глядя на прежде невиданную процедуру, явственно почувствовал у себя во рту металлический привкус и брезгливо сморщился, ощерившись, как только что Сивка.

– До вечера, парни! – крикнул Петрович и, нахлёстывая Сивку по бокам, затрусил на ней по лесной тропинке.

Лесник уехал с объездом, и ребята остались одни.

Пельмень передёрнул плечами и сам себе сказал:

– Пора подкрепиться!

Он уселся на сене возле навеса и, покопавшись в рюкзаке, извлёк свёрток с бутербродами, которые незамедлительно стал уплетать.

– Вкуснотиш-ша! – прошамкал набитым ртом Пельмень, и тут его взгляд встретился с взглядом Чука.

Пёс лежал напротив и, положив голову на лапы, внимательно наблюдал за жующим толстяком.

Пельмень икнул, едва не подавившись, и, перестав жевать, тоже уставился, не моргая, на собаку. Сидеть с раздувшимися щеками было нелегко, потому – что скопившейся во рту слюны становилось всё больше и больше, грозя потечь по подбородку, что, несомненно, послужило бы сигналом собаке к гонению обжоры по лесу до полного его истощения.

Чук зевнул, прикрыв глаза, и Пельмень быстро-быстро заработал челюстями. Чук перестал зевать, и Пельмень тоже перестал жевать.

Борьба человека с собакой продолжалась долго: когда собака на секунду переключала своё внимание на что-то другое, человек быстро жевал, не сводя с неё настороженных глаз; как только собака опять устремляла на него грозный взгляд, челюсти человека замирали в застигнутом положении.

Таким неудобным способом Пельмень кое-как всё-таки умудрился дожевать бутерброд и облегчённо вздохнул.

Тут собака встала и ушла.

Пельмень дождался, когда Чук залезет в конуру, и торопливо приложился к полуторалитровой баклажке с молоком, опустошив её почти наполовину. Довольный тем, что ему так ловко удалось обхитрить собаку, Пельмень блаженно растянулся на душистом сене. Через минуту его могучий храп разнёсся далеко окрест, не на шутку перепугав лесных обитателей. На короткое время в лесу наступила тишина. А когда юркий воробей слетал на разведку и доложил об увиденном, лесные обитатели запели с новой силой, радуясь, что это всего-навсего обыкновенный человеческий храп, только очень громкий.

6

Вовчик, испытавший шок оттого, что его чуть не потеряли в лесу, перейти спать на душистое сено был не в силах и остался лежать в телеге. Он только и мог, что во сне постанывать и сучить ногами, видно, всё ещё догонял Сивку.

Только Витька, как настоящий путешественник, привыкший неутомимо преодолевать всякие опасности и трудности, которые всегда подстерегают на пути знаменитых исследователей, не развалился, как остальные, спать, будто они до этого не спали тысячу лет и сюда приехали отсыпаться, а решил исследовать местность на предмет её ознакомления.

Вначале он хотел забраться на самую высокую сосну и сверху всё осмотреть в бинокль, но, прикинув, что из-за разлапистых веток обзора не будет, остановился на крыше, как на месте наиболее подходящем для наблюдения. По приставленной к стене лестнице, словно заранее кем-то приготовленной для такого нужного дела, Витька залез на крышу. Но даже оттуда его зоркие глаза, усиленные во сто крат биноклем, видели одни макушки сосен, правда, так близко, что, если протянуть руку, можно было запросто дотронуться, а вот то, что находилось за ними, всё так же оставалось покрыто тайной. Витька, любитель разгадывать всяческие тайны, загорелся желанием разгадать и эту и полез повыше – туда, где крепился флюгер, а заодно уж и его получше рассмотреть. И обязательно бы у него всё получилось, но подвела нога, поскользнувшись в самый ответственный момент, когда Витька почти приблизился к разгадке – оставалось только навести бинокль. А так как Витька не аист, чтобы стоять на одной ноге на самом гребне крыши, то он, сохраняя равновесие, ухватился за флюгер, который его не только не удержал, но и сам сломался. Гремя всеми частями тела по ребристому шиферу, Витька прокатился по крыше дома, затем по скату и свалился прямо на спящего Пельменя.

Тот со сна подумал, что на него упала печная труба, и перепугался так, что чуть не тронулся умом. Воя толстым голосом, будто паровозный гудок, Пельмень стал носиться по двору, сметая всё на своём пути, не зная, что в таких случаях делают, ведь печные трубы на людей не каждый день падают. Потом у него в голове, наверное, совсем перемкнуло, и он побежал, куда глядят глаза. И если бы не умный Чук, который вылез посмотреть, что происходит на вверенной ему территории, и за штанину не притащил обратно проблемного толстяка, Пельмень убежал бы далеко в лес и заблудился. А там его нашли бы голодные волки и съели. Конечно, если бы сами не сошли с ума при виде такой горы мяса.

Вовчик, наученный на собственном горьком опыте не поднимать шума, приподнял голову, поглядел и, уронив её в телегу, задёргался всем телом: то ли опять сон нехороший увидел, то ли от смеха.

Витька сидел на сене и бессмысленно пялился на флюгер в руке. Теперь ему предоставилась отличная возможность рассмотреть его вблизи, да вот что-то желание пропало.

Пельмень пришёл в себя только тогда, когда осознал своими куриными мозгами, что свалилась на него не печная труба, а его закадычный друг Витька. От обиды разгубастившись, Пельмень попенял:

– Ты чего сверху на людей сваливаешься?

– Я не нарочно, – сказал Витька.

– Если бы не нарочно, – резонно заметил Пельмень, – то упал бы в другое место, – и стал вслух размышлять: – А тут получается, как специально целился… Наверное, чтобы упасть помягче?

– Что ж, по-твоему, – возмутился Витька, – я и флюгер специально сломал? – и сунул под нос Пельменю самолёт-бомбардировщик, с покорёженными пропеллерами выглядевший, как будто сбитый в бою.

После этого Пельмень ему поверил. Ясное дело: не станет же нормальный человек специально всё крушить в гостях.

Пельмень подумал и сказал:

– Пускай хоть и не специально. Но всё равно как-то… неудобно получается. Не успели приехать, а уже ломать всё стали…

– Чего это – всё? – опять взвился Витька.

Пельмень вздрогнул и виновато заморгал:

– Это я просто сказал так… Не сломали… а беспорядок во дворе устроили… То есть не все, конечно, устроили… а я устроил, – скромно признался он и вздохнул.

– А-а, ты про это? – успокоился Витька и хмыкнул. – Это пустяки! В крайнем случае, есть на кого свалить, – он выразительно поглядел на конуру, и Чук грозно зарычал, наверное, услышал, в чём его собираются обвинить. Отчего Витька так заторопился поправиться, что стал заикаться: – Я х-хотел сказать, что у-убраться – для нас п-пара пустяков. Вот флю-угер… – приуныл Витька.

Пельмень, признательный Витьке за то, что он согласился оказать помощь в наведении дворового порядка, тоже проявил участие, указав на телегу:

– Это вот его надо спросить. Эй, учёный!

Из телеги появилась улыбающаяся физиономия Вовчика, словно Диоген из бочки, и отозвалась:

– Чего надо?

– Тут твоя голова требуется.

– Как ускакивать от меня на лошади, выходит, большого ума не надо! А теперь, значит, моя голова потребовалась? – заважничал Вовчик-Диоген.

– Мы хотели с тобой посоветоваться, – сказал самым трагическим голосом Витька и Вовчик снизошёл до их просьбы:

– Чего там ещё?

Он хотел ловко сигануть с телеги, но задел ногой о доску и упал в траву лицом. Тут же испуганно вскочил, выплюнул травинку и с грозным возгласом «Йя-а!» ударил ногой по доске, чтобы в следующий раз знала, как подставлять подножку, и запрыгал на одной ноге, вскрикивая от боли: