Штамм "Ратоньера"

Старик не ответил и прикинулся спящим, хотя явно не спал. С неба на них смотрели яркие, крупные звезды. Впрочем, красотой ночного неба теперь никого было не удивить. Промышленность умерла несколько лет назад, вместе с ней исчезло и электричество, а воздух очистился от выбросов. Над городами в хорошую погоду небо было таким же ясным и прозрачным, как и над пустынной местностью.

Утром старик, не говоря ни слова, снова отправился в путь по побережью, только базу старательно обошел.

День был похож на вчерашний, как две капли воды. То есть воды-то и не было. Только через два часа пути попались какие-то мелкие озерца, набрали из них мутной водицы, которая на вкус отдавала всей таблицей Менделеева и сделать больше глотка было совершенно невозможно, и побрели дальше. Сухарей осталось мало, надо было подумать о запасе еды. Пару раз на пути попадались постройки, заборы, полуразрушенные сооружения. Максим не гадал даже, что это такое.

Часа через три на горизонте показались крыши еще одного заброшенного поселка.

— Семеныч! — окликнул Максим. — Семеныч, там надо воду поискать. Иначе загнемся, Семеныч.

Старик поглядел в сторону поселка, изменился в лице и ткнул в его сторону скрюченным сухим пальцем. Около одной из крыш вверх поднимался столб дыма.

Это не был случайный пожар. Поселок оказался небольшим, всего две улочки и пара десятков дворов. И все они казались заброшенными, пока не показался нужный домик — скромный, одноэтажный, но очевидно ухоженный. Забор был цел, не покосился, или же его подправляли. Дым шел со двора. Подходить, конечно, было страшновато, ведь зажечь костер могли и бандиты, вроде встреченных в ту ужасную ночь девять лет назад.

Из-под ног с квохтаньем выскочила курица и понеслась прочь. Она пролезла через дыру в невысоком, по грудь человеку, заборе. Во дворе у огня сидела только одна фигура — сухощавый старичок с абсолютно белой головой, напоминающей одуванчик.

— Эй, — окликнул его Семен, толкнул дверь и вошел. — Ты один тут живешь, что ли?

Старичок с живостью обернулся. Борода у него была такая же белая и мягкая, как пушинки одуванчиков.

— Ах, это вы, ребятки, — сказал он приветливо. — Заходите скорей, я вас давно уже жду!

Через пару минут они выяснили, что нового знакомца зовут Митричем, что он держит огород, кур и кроликов, воду добывает насосом с ручной помпой из скважины, а на дрова рубит деревья на улицах. Расспрашивал Семен, которого интересовала техническая сторона вопроса — как дряхлый старик выжил в одиночестве в заброшенной деревне в голой степи. Максим держался настороженно, ибо сразу вспомнил безумца из села с колодцем по дороге в Ростов.

Рассудок этого старичка тоже внушал серьезные опасения. Во-первых, он называл их исключительно ребятками, во-вторых, вообще не осознавал, что происходит в мире.

— Ах, гости у меня, — приговаривал он, хлопоча вокруг костра. — Ребятки, сейчас чаю напьемся, только вот угощение скромное у меня, уж не обессудьте. Хотите, в дом пройдите пока… Пензию-то не приносят, забыли про нас. Нынче про города только думают, а деревня, как хошь, выживай…

— Какая тебе пензия? — возмутился Семен. — Какие города? Очнись, ау! Люди вымирают, молодежи нет!

— Нет молодежи, — охотно согласился старичок. — В города перебралась. Там платят, там удобства. Не хотят люди на земле жить и работать, беда…

— Ты что, кукушкой поехал? — возмутился Семен. — Нет молодежи совсем, не-ту! Полвека, как люди не рождаются! Ничего нет!

Старичок Митрич не возражал. Он был покладистый.

— Да, плохо без пензии, — закивал он. — Плохо, как молодежь-то разъехалась… И автолавка к нам не едет, беда…

— Ты в каком веке застрял? Автола-авка, — передразнил Семен. — Не понимаешь что ль ничего?

Пришлось вмешаться Максиму:

— Оставь его, Семеныч. Ну не понимает и не понимает, зато он счастлив по-своему, ну?

— Ох, — встрепенулся вдруг старичок. — А кого это ты привел ко мне, вот этого, с пером на шляпе? Вот он, у тебя за плечом? Ну-ка, кыш, кыш!

Старичок замахал руками и, шепча что-то, перекрестил воздух.

— Вот, мы и прогнали его, — улыбаясь, объявил он остолбеневшему Максиму. — Ты его не води ко мне. Чует он, что власть его кончается, вот и злится!

— Ты кого видел? — еле шевеля языком, спросил Максим. — Ты Крысолова видел?

Он обернулся, но за спиной, естественно, никого не было.

— Нет у меня крыс, ребятки, — заверил Митрич. — Кошка была, хорошо ловила, а сейчас кошки нет и крыс нет. Собака была, Альма, свели ее псы со двора, она и не вернулась. А моя-то хозяйка как любила ее! Только она вышла сейчас, хозяйка-то…

Сердце у Максима как заколотилось, так и не желало успокаиваться. Заныли виски, во рту стало совсем сухо. Старик безумен, но, возможно, у него никакая не шизофрения, а обычная деменция… Еще Лиза говорила, что добрые люди, даже теряя рассудок, не теряют доброты. Но как же тогда мифический кто-то за спиной?

Семен отлучился куда-то, а, вернувшись, потянул Максима за рукав в угол сада. Там, за кустами, возвышался аккуратный могильный холмик со скромным крестом без надписей.

— Понял? Вот где его хозяйка. Вот куда она вышла…

— Ау! — взывал от костерка старик Митрич. — Где вы, ребятки? Идемте, обедать будем!

По просьбе хозяина Максим вынес в сад столик из дома и две табуретки. Третья уже была во дворе. Сначала Митрич заварил из висящего над огнем чайника чай в три алюминиевые кружки и пожаловался, что сахару нет, опять автолавка не привезла. Чая, собственно, тоже не было. Над кружками поднимался пар, пахнущий листьями смородины, возможно, ещё какими-то травами — Максим не разобрал. На дереве был прицеплен старый рукомойник, и хотелось напиться прямо из ладоней, хотя вода была теплая и невкусная. Старичок похвалился, что сам отцеживает воду через самодельный фильтр, и подал к чаю вместо сладостей вяленые абрикосы. Максим печально посмотрел на них, мысленно проклиная диабет второго типа, а Семен начал немедленно жевать остатками зубов, и, на удивление, нахваливать.

В котелке над огнем старичок доваривал суп. Круп у него не осталось, но были лук, репа и еще кой-какие травы, которые превратили скромную куриную похлебку в царское блюдо для изголодавшихся путников. Даже соль была у Митрича, он получал ее, выпаривая морскую воду. Старичка взамен угостили сухарями, он возликовал и снова начал жаловаться на отсутствие автолавки и необходимых товаров.

— И дров не купить, — добавил он печально.

— А забор? — Семён указал рукой вокруг. — Ну, на что он?

— Что ты, что ты! — Митрич от такого святотатства даже руками замахал. — Хозяйка моя заругает! И куры разбегутся!

— Ну так соседский разбери! Вон тот, металлический, не годится, ладно. А через дом, кажись, деревянный же был.

— Что ты! — снова заохал Митрич.- Рази ж можно, соседи же ругаться будут! Скажут, Митрич, дурак старый, чужое портит!

— Ну никого же тут нет! — возопил Семён.

Он снова начал доказывать, что мир умирает, полуостров практически опустел, и соседей давно нет в живых, даже если они не уехали. Митрич согласно кивал, а потом попросил:

— Вы, ребятки, потише кричите, а то соседка моя, Людмила, дюже скандальная баба. Заругает она нас.

Семён плюнул и встал из-за стола, тем более, что и с обедом (или ужином) было покончено. Они помогли хозяину сполоснуть посуду, а потом Максим взял топор и вышел пройтись по деревне. Ближние дома он старательно обошел стороной, а вот в дальних, которые Митрич со двора видеть не мог, начал мародерствовать: повыдергал колья из заборов, где возможно, разрубил столбы крыльца, скамейки и прочие годящиеся на растопку деревянные части. Все это он потихоньку стащил в дровяной сарай, пока Семён заговаривал старичку зубы. Все равно бедняга Митрич не поймет, откуда взялись дрова, а про соседские дворы и не вспомнит.

После отдыха и домашней еды Максим ощущал прилив сил и желание ещё как-то отблагодарить гостеприимного хозяина. Он попробовал скосить траву во дворе, но коса была тупая и почти ничего не срезала. За дело взялся Семён, наточил косу, и работа пошла быстрее. Старик Митрич восхищённо заахал, увидев небольшую копенку травы.