Штамм "Ратоньера"

Ночью дежурили по очереди. Все прошло спокойно, хотя где-то вдали и раздавался вой. Возможно, псы вернулись на место боя и растерзали труп своего вожака… надо же им что-то есть?

Утро настало неожиданно прохладное и туманное. Со всеми предосторожностями спустились вниз, посмотрели на скудный запас воды в бутылке, искать пруд возле поселка не рискнули и побрели на запад, надеясь найти там ручей или озерцо. Шли, оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха, но вчерашних знакомцев не было.

Туман вскоре рассеялся. Утреннее море, спокойное, золотистое, предстало во всей красе, только оценить эту красу мешали ноющая спина, гудящая голова, сухость во рту и дискомфорт во всем теле. Максим ловил себя на том, что зря позволил уговорить себя и пуститься в эту авантюру, не все ли равно, где дожидаться конца? Но что-то заставляло идти вперёд — может, память о друзьях, за которых теперь он обязан был совершить последнее путешествие, а может, инстинкт, который гонит умирающее старое животное прочь от стаи…

Местность стала повышаться. Полоса диких песчаных пляжей сменилась холмами, которые все высились и превратились в настоящее плоскогорье. От побережья далеко уходить они не рискнули, но все же прошли немного вглубь этого горного края и нашли бьющий из-под скал источник — настоящее сокровище. Воды напились впрок, наполнили обе бутылки, здесь же задевали несколько сухарей. Семён вдруг забеспокоился:

— А можно тебе их, Макс? У тебя ж этот, как его?

— Это у тебя склероз, — беззлобно огрызнулся Максим. — Если другого нет, то что? Ну, сдохну. Потихоньку, я ж не сахар ем.

— В степи птицы, зайцы, — пообещал старик. — Пройдем…

Вокруг царила тишина, вдалеке плескалось о скалы море. За холмами видна была цветущая степь. Но от всей захватывающей дух красоты лишь тяжелее становилось на сердце. Возможно, эту чудесную картину больше не увидят ничьи глаза. Только животные, не способные ни понять, ни оценить, ни восхититься, будут карабкаться по скалам и жевать цветы. Да еще хлопать крыльями птицы, которых тут невидимо… Лиза любила птиц…

— Пошли, что ли? — резко сказал Максим, поднимаясь на ноги. Вот оно, путешествие, вон сколько тут всего, смотри — не хочу, а ему хочется только повеситься. Ладно, такой роскоши себе позволять нельзя. Взялся доставить деда Семена на родину — доставит.

— У тебя что, сахар подскочил? — допытывался Семен. — Так ты выпей, чего тебе Любка с собой насовала? Это же таблетки, они сухие, хоть какие-то свойства сохранились?

— Нормально все, — соврал Максим. — Кстати, хорошо, что напомнил…

Таблетки полетели вниз и закатились под жесткий темно-зеленый куст.

— Вот так вот, думаешь, они уже отрава?

— Конечно.

— Да и отрава бы пригодилась! — вдруг вспылил старик. — Мало ли, боли страшные или паралич, они бы и пригодились.

— Есть у меня, есть, — заверил его Максим. — Нормальное снотворное, без боли, без рвоты.

— Откуда?

— Места надо знать. Если что, поделюсь, не переживай. Если положение совсем уж безвыходное будет.

За плоскогорьем шла узкая длинная песчаная коса. Яркие краски степи и темная почва плоскогорья сменились сплошным золотисто-бежевым цветом. Здесь надо было смотреть вокруг, впитывая каждый атом воздуха и каждый солнечный луч, восхищенно окликать спутников, фотографировать, жалея, что неподвижная картинка не сохранит ни плеска волн, ни прозрачного ароматного воздуха, ни птичьего пения…

Они просто шли, думая лишь о том, чтобы не сбиться с темпа. Максим спросил старика, не пора ли углубиться в степь, но Семен шагал вдоль побережья, как одержимый, и словно не слышал вопроса.

Дальше за косой лежало невероятно красивое озеро, чистое, с лишенными растительности берегами. В море виднелись обточенные ветром скалы, напоминавшие паруса. Наверное, это место имело название, раньше такую красоту посещали туристы… Максим решил проверить воду на вкус, зачерпнул пригоршню и долго отплевывался. Озеро было едва ли не солонее моря.

— Это лиман?

Старик, не оборачиваясь, буркнул:

— А то сам не видишь. Целебное оно. Якобы. Хочешь — проверь.

Солнце поднялось в зенит. Эта удивительная розовая (да, на просвет она казалась именно такой!) вода не могла охладить, но хоть немного освежила, хоть и пришлось потом одеваться обратно в свою грязную одежду. Семен купаться не захотел:

— Стар я — чудить.

Облака закрыли половину неба, подразнили близостью прохлады и снова рассеялись. Здесь была череда диких пляжей, казалось, раньше людей здесь не было никогда. И больше не будет, напомнил себе Максим. Почему судьба пощадила его? Если бы в это путешествие отправился Кирилл, он бы спокойно осматривал все, что мог, и восхищался бы! Его жизнелюбивая натура просто не позволила бы ему поступить по-другому. Или девять лет жизни без надежды и трудности пути поломали бы и его?

Они углубились в степь и подбили пару птиц, некрупных и не особо вкусных, но — терпимо. Ратоньера отучила людей и от брезгливости, и от сентиментальности. Костер развели с помощью увеличительного стекла, спички стоило поберечь. Остатки мяса завернули в фольгу. Максим надеялся, что они теперь пойдут на север, но Семен снова свернул к берегу моря, и осталось только следовать за ним, на ходу отцепляя от одежды клещей.

— Семеныч, идти тяжело. Или тень искать, или что, но привал надо делать, я еле ползу, а ты?

Старик шагал, как заговоренный, хоть и медленно, но упорно. Максим несколько раз окликнул его, потом швырнул рюкзак и поклялся с места не сходить. Только тогда дед, поворчав, согласился искать место для привала.

Остановились они у холма, дававшего хоть какую-то тень; солнце, хоть и успело переползти в западную часть неба, жарило нещадно, а на горизонте не было ни облачка. Утроились просто на жёсткой траве у холма, Максим пытался завести разговор, но дед отвечал односложно, и беседы не получилось. В конце концов, оба задремали. Семён проснулся первым и начал причитать, как они были беспечны, охрану не выставили. Максим вяло отругивался:

— Никого же нет и ничего не случилось.

Побрели дальше, когда опустилось солнце и спала жара. Море вздыхало и переливалось, степь цвела. Среди травы и обычных полевых цветов все чаще попадались тюльпаны. Это были гордые, хрупкие растения, непохожие на тюльпаны городских клумб из Максимова детства. После никому уже не было дела до украшения улиц.

— Ты, кстати, знаешь, что их луковицы можно есть? — спросил Семён неожиданно. — Так вот, знай. И одуванчики едят. Целиком.

Максим просто молча кивнул. Интересно, если бы он сейчас шел в последнее путешествие с Лизой и Кириллом? Много бы они напутешествовали при тюльпаново-одуванчиковой диете, если бы не встретили на берегу Балтийского моря бывшего террориста?

В этот день тоже много пройти не удалось. Семен, несмотря на полуденный отдых, устал, начал спотыкаться, и решено было искать место для ночлега. Вдоль побережья все тянулся дикий пляж, пустой, необорудованный. Дальше местность опять немного повышалась, спуск к воде стал круче. Впереди показались какие-то постройки, и оба прибавили шагу. За вымершим разрушающимся поселком открылись какие-то военные сооружения, вышки, ангары, заборы. У поселка нашелся полузаросший пруд. Вода в нем была мутноватая, но ее процедили, вскипятили и сварили кашу, бухнув туда же остатки птичьего мяса. В итоге получилось сносно.

Ночь тоже прошла спокойно. Осмотрели поселок, забрались на наиболее крепкую с виду крышу и устроились там, на случай появления еще каких-нибудь одичавших собак. За ночь лая слышно не было, шум прибоя тоже не доносился, только трещали и стрекотали в траве бесчисленные насекомые, да в небе проносились иногда ночные птицы.

— Мало прошли, — ворчал, укладываясь на покой, старик.- Километров тридцать всего.

— Сколько ты хотел? — удивился Максим. — Нормально прошли. Завтра на север? А то до твоей Полтавы к осени доберемся, смотри! А я тогда как домой пойду? По сугробам?