Штамм "Ратоньера"

— Вы понимаете, — говорил священник мягко и убедительно, и Кирилл от такого тона не бунтовал и не возражал, — стареющий человек впадает в детство. Стареющее человечество тоже впадает в детство. Сейчас мы фактически вернулись во времена удельной Руси, когда она развалилась на отдельные княжества, помните? Тогда ее духовное единство крепила только православная вера, и теперь только она может помочь.

— Да, я понимаю. Но и вы согласитесь, что тех же татар в конце концов победили не верой, а оружием, и сейчас многие стараются хотя бы облегчить уход последних людей, а может и найти возможность его избежать. Вот те же клиники в Израиле…

— Это светские клиники. Понимаете, в чем различие между светским и духовным — для вас настоящее не имеет значение без будущего, а для нас имеет, потому что наше будущее у нас не отнимет никто…

Голоса удалились, но у Максима оставалось ощущение, что в гараже есть кто-то, кроме него. Он вылез из-под машины и обнаружил этого кого-то. У входа стоял, буравя пронзительным взглядом и автомобиль, и ремонтника, невысокий щуплый человек неопределенного возраста с растрепанными седоватыми космами. Если бы еще снимали исторические фильмы, незнакомец мог бы без грима играть анахорета-старообрядца или отшельника.

— Там сцепление, похоже, кроме стартера, — сказал Максим. Неизвестный не ответил и продолжал смотреть, как если бы Максим лазил под автомобиль не чинить его, а устраивать диверсию.

— Понял, мил человек? Там сложный ремонт, нужен настоящий ремонтник с инструментами и прочим, — объяснил Максим еще раз на всякий случай и пошел к выходу, не выпуская монаха из виду. Иной раз даже безобидные и внешне адекватные люди неожиданно начинали буйствовать, а от этого типа ожидать можно было абсолютно всего.

Уже у двери до Максима донеслись слова:

— А ведь ты тоже видел Крысолова.

— Что? — он обернулся, думая, что ослышался.

— Два лика у него, у беса. То мужик с дудкой, то смерть с косой, — спокойным тоном пояснил неизвестный и добавил уже с некоторой угрозой: — Смотри, руки на себя наложить захочешь, он не даст. Тем, кому он покажется, он легко умереть не позволит. Я его видел, я знаю, как умру.

Максим потрясенно молчал. Конечно, это был не первый встреченный им сумасшедший, но первый, с которым у него обнаружились общие галлюцинации.

На выходе из гаража Кирилл продолжал беседовать со священником то ли по поводу смысла жизни, то ли о чем-то более приземленном. Максим подошел и сообщил, что сам ремонт не потянет, священник заметно огорчился, но все равно поблагодарил и выразил надежду, что они пожелают посетить службу.

— Это вряд ли, — сразу заявил Кирилл.

— Там у вас какой-то лохматый анахорет, — Максим поспешил увести разговор в сторону. — Очень странный, он не того, не свихнулся?

— Наш звонарь, — ответил священник. — Он безобидный, что вы, просто так выглядит. У него вера от сердца, колокол у нас очень тяжелый и звонить в него трудно. А он, звонарь, обещал, что будет звонить, пока не умрет, и если почует слабость, не будет спускаться с колокольни, если откажут руки, — будет дергать веревку зубами… Вот так вот. А теперь, простите, мне пора, — и он быстро зашагал прочь.

Кирилл поглядел ему вслед:

— Они тут все немного психи, но упрямые… Уважаю.

Подбежала Лиза, разматывая на ходу повязанный поверх куртки передник:

— Ребята, пойдемте в часовню. Там про Саранчу говорят.

— Только ради всего святого, не расспрашивайте специально, а то народ нервный, косятся на всех. Решат, что мы сами террористы какие, — попросила Лиза, когда они поднимались в здание по слегка покосившейся, но подлатанной и зацементированной лестнице.

Внутри не было электричества — его экономили. Света из небольших зарешеченных окон не хватало, недостаток этот пытались восполнить в изобилии горящие свечи. От сотен пылающих огоньков пахло воском и легким дымком, по стенам блуждали тени. Людей внутри собралось много, казалось, что дышит, пыхтит, ворочается с боку на бок и причитает огромное, старое, неизвестное науке живое существо.

Седоватый человек, маленького роста, с быстрыми движениями, неуловимо напоминавший воробья, рассказывал, отчаянно жестикулируя:

— У меня брат двоюродный был из органов, так он рассказывал, как им попался такой завербованный. Они его и спрашивали между делом, почему у них на груди была минора, а не звезда Давида, так этот прямо подскочил — то был знак! То метили овец на заклание, а мы жнецы, мы жатву собираем!

Кто-то из сидящих рядом громко прицокнул языком, поднялся — косматая широкая тень легла на стену:

— Про Саранчу? Брат у тебя чересчур болтливый, тайны следствия он не имел права выдавать.

Маленький человек обернулся:

— Это он недавно рассказывал, года два назад. А про Саранчу уже сколько лет ничего не слышно? Пятнадцать точно. Да он и рассказывал-то мало. Сколько он там видел, этих пойманных, они же норовили покончить с собой, а уцелевшие были какие-то пришибленные. Как зомби просто.

— Мы тут сами как зомби, — мрачно сообщил кто-то басом из дальнего угла. Общий разговор смолк. Кирилл подождал, не заговорят ли снова про Саранчу, и, не дождавшись, крикнул:

— Мужики!

Рядом с брошенной на пол куртки поднялась и села фигура — круглая, как колобок. Пламя осветило широкое лицо, круги под глазами, растрепанную крашеную челку и пышный бюст, поднимавшийся чуть не до подбородка.

— И леди! — тем же тоном продолжил Кирилл. — Из Ростова есть кто? С Кубани, с Кавказа?

Народ угрюмо молчал. Обладательница пышного бюста улеглась обратно на пол. Тот же бас из дальнего угла буркнул:

— А тебе зачем?

Из другого угла сообщили:

— Да тут местные, в основном.

После недолгой паузы люди снова заговорили каждый о своем, общий гомон разбил толпу на отдельные кучки, ощущение единого живого существа пропало.

— Да. — вздохнул Кирилл, — этот форум тоже завис и погряз во флуде. Вот тебе и живое общение.

— Тебе срочно, что ли, в Ростов? — раздался рядом чужой голос. К ним незаметно подошел тот самый мужичок (Максим мысленно окрестил его Воробьем), что рассказывал про Саранчу.

— Срочно, — подтвердил Кирилл. — Было бы не срочно, не спрашивал бы. С поездом вроде как проблемы?

— С поездом… — мужичок помедлил. — Несколько взрывов было на железной дороге. Об этом не пишут, чтобы паники не было. Ее и так хватает. Поезда пока туда не идут.

— Взорвали? — удивилась Лиза. — Кто? Неужели террористы?

— Зачем террористы, обычные грабители. Там теперь бандитская вольница, паны-атаманы всем заправляют.

— А войска что? — спросил Кирилл быстро. — Даже армия не справляется, что ли?

— Какая армия? Что осталось, к Москве подтянули, чтоб хоть там порядок был. Еще лет десять назад как-то держалась жизнь по старым правилам, теперь уже все посыпалось.

— У нас бандитов нет. То есть, есть, конечно, но чтобы прямо вольница…

— А вы откуда?

— Тебе адрес и ключ от квартиры, где деньги лежат? Ну, считай, с Пскова.

— Там нормально, — заявил мужичок с таким видом, будто это было его личной заслугой. — Они на южном направлении страх потеряли.

— Почему? Там же проще выжить, с продуктами точно легче! У нас на хлеб и прочее первой необходимости карточки…

— Вот-вот, у нас тоже карточки, сильно нужны бандитам наш карточки? С продуктами легче, если пахать. А там нормальные люди разбежались или затаились, а бандюганы воюют.

— Да с кем же, если войск нет?

— Друг с другом конкурируют. Как в первобытные времена, — бегающие воробьиные глаза сузились в невеселом прищуре. — Там зимы короткие, без отопления легче, машины бензина меньше жрут. Вот и скопилось там отребье.

— Так ты тамошний?

— Я тутошний. Третий месяц при монастыре живу. Родные померли, работы нет… А на миру и смерть красна. Тут месяц назад мужик кантовался, Бухенвальдом его прозвали. За худобу. Он из Краснодара пешком шел. То есть, он сначала ехал на машине с другом, но их обстреляли где-то в районе Воронежа. Друг погиб. Он пробирался на своих двоих, от бандитов прятался, ел, что найдет. А что можно найти в конце зимы? На подступах к большим городам бандиты засели, деревни либо заброшены, либо народ совершенно зашуганный, в основном с ружьем грозили, чтоб мимо шел. Грабителей боялись. Пару раз только его пустили, рассказали, что у этих бандюков такая хитрость в ходу. Они выпускают одного, якобы болен, нуждается в помощи, а как хозяева расслабятся, врываются остальные с автоматами.