Страница 82 из 154
Тени парусных саней зашевелились. Их выводили на лед к разным концам бухты, откуда ночные путешественники отправились бы на восток или на запад. Дорот, сторговавшийся с главой отбывающей на Перешеек артели за небольшую мзду, обернулся на прощанье на свой корабль. То, что он увидел, поразило его до крайности - несколько буеров стояли по центру бухты, они собирались отплыть на мятежный Юг.
- Что это! - воскликнул Дорот. На буерах тем временем развернули паруса, закрыли борта меховыми полостями. Взвизгнул лед под полозьями, ветер-вечерник засвистел в парусах.
- Ну надо же, - южанин обернулся к своим спутникам. - Вот те отправились прямиком на Табир, а как же…
Глава рыбачьей артели только пожал плечами:
- Их дела… Может, договариваться поехали.
Мэсси задремал вроде бы только на секунду, и вдруг очнулся. Рядом горел светильник, кто-то заботливо укрыл его теплым покрывалом, а в ногах сидела Вислава, непривычно притихшая и испуганная.
- Где мы? - Мэсси вдруг сообразил, что обстановка не похожа на доходный дом с его голыми стенами и закрытыми ставнями. Мэсси подскочил, увидел на скамье напротив человека, худощавого, седеющего, с приятным смутно знакомым лицом. Память подсказала его имя - Бромария, и разом вернула все воспоминания прошедшего дня.
- Мать-Луна, - потрясенно выдохнул Мэсси. Бромария - дядя? дед? - так странно было думать об этом, родные были у других, нормальных людей, - поднялся с кресла и подошел ближе.
- Остальные ушли, - сказал он спокойно, дружелюбно, без восхищения или подобострастия, совсем, как Анна. - Видишь, подруга твоя тут, скоро приведут другого твоего спутника.
- Спасибо, - пробормотал Мэсси.
- Я так испугалась, - вмешалась Вислава. - Почти ночь, тебя нет, тут появляются двое каких-то… Я подумала, храмовая стража, и что ты попался.
- Почти попался, - Мэсси виновато вздохнул. - Сам дурак, не смог промолчать. Ляпнул в пороховой, что нельзя трогать горы. А там был старик, который помнил моего отца в лицо. Я правда так похож?
Бромария кивнул:
- Если бы я не помогал перевозить тело, я бы поверил, что это он. Хотя он, конечно, был постарше. А как назвала тебя мать, таким же именем?
- Нет. Моисей.
Бромария был ученым философом и не стал удивляться необычному звучанию.
- Это имя из земных легенд, из книги, оставленной Старым человеком. и принадлежало человеку, который вывел свой народ из рабства. Может быть, оно дано тебе неспроста.
- А где… куда перевозили тело? - спросил Мэсси.
- Ты не знаешь? Тебе Анна не говорил?
- Нет. Хотя я не спрашивал.
Бромария помолчал, подбирая слова.
- Мы тогда опасались, что первосвященник и его присные захотят устроить из могилы посмешище. И ночью, едва все разошлись, перезахоронили тело. В достойном месте, не беспокойся. Там, где его никто не нашел и не найдет, на Кладбищенском острове. Там лежат якобы наши предки.
- А вы не верите, что они предки? - спросила Вислава, и Мэсси был ей благодарен, что она отвлекла Бромарию. Можно было просто посидеть, не думая, не выпытывая подробности. Путь на Кладбищенский остров ему сейчас точно был закрыт. Далеко от могилы в горной долине Герлаха до острова у северных берегов…
Бромария тем делом объяснял Виславе, что нет, не верит, такое направление сейчас у философской школы, к которой он принадлежит. Все, изложенное в святых книгах, следует понимать как красивую легенду. Ну неужели она сама думает, что целый народ может получиться при таком ограниченном количестве основателей. В земное происхождение людей он, Бромария, верит, а в то, что путешественников было всего трое, никоим образом нет.
Беседа плавно перешла на другие темы, Вислава рассказывала о разведчиках, отчаянных ребятах, большинство из которых не в ладах с законом, и потому несут службу у гор за боеприпасы и обещание помилования, о вольном Табире и прочих южных поселениях. В отличие от Мэсси, она и осведомлена была лучше, и знала, что говорить можно, а чего не стоит, так что разговор шел гладко, но недолго. За дверью раздался шум, негромкие голоса, приглушенный стук.
- Свои, - пояснил Бромария, открывая дверь.
Вошел Ганеш, следом за ним человек помоложе, которого Мэсси не вспомнил, с явной боевой выправкой - один из ветеранов Южного похода или даже солдат первосвященника, - оба раскрасневшиеся, будто после хорошей потасовки. Два добровольных сторожа, недоверчивый рыжий и его добродушный товарищ запихали в атриум существо на двух ногах и чем-то бесформенным вместо верхней части тела.
- Вот, Победоносец, как ты велел, - Ганеш стащил мешок, накинутый на голову связанного. Под серой холстиной обнаружился Донат. Бедняга озирался вокруг со смешанным выражением ужаса и ярости, руки у него были скручены за спиной, во рту кляп. Только заметив Мэсси, выворотень немного успокоился, но на Ганеша, разрезавшего веревку на его руках, все же зло сверкнул глазами.
- Я же просил привести его, а не привести с мешком на голове, - Мэсси помог развязать выворотня, и тот с наслаждением распрямил затекшие руки.
- А как его без мешка, - возмутился Ганеш и поднял вверх собственную загорелую потрескавшуюся ладонь с веснушками на тыльной стороне. Большой палец был обмотан наскоро оторванной от одежды тряпицей. - Вот как его без мешка? Он кусается, понимаешь! Вот так прямо кусается, как собака, и между прочим, больно.
- А нечего мне руки выкручивать, - с обидой проворчал Донат, сев на пол у ног Мэсси и вправду, как верный пес.
- Тебе добра хотели, балда, - Ганеш тоже обиделся. - С виду человек человеком, только дурной. Я уже и забыл, насколько они тупые.
- Братья, - предложил Бромария, - давайте устраиваться на покой. Под утро успеем разобраться, кто дурной, а кто нет, и как мы поступим.
Ночной Табир притих. Сегодня Каменное сердце не встречало заморских гостей и людей на улицах было меньше обычного. Горожане, нашумевшись за долгий вечер на сейме, либо спали без задних ног, либо угрюмо обдумывали, что же принесет завтрашний день.
Однако на сюрпризы горазда оказалась ночь - бесконечная, долгая и морозная. Молодежь нынче не выбежала на улицы повеселиться, даже самые беззаботные с тревогой ждали рассвета. Пушистый снег на улицах никто не притоптал, лишь свирепый мороз спрессовал и разровнял белое покрывало. В полночь, однако, снег оказался взрыт санями собачьих упряжек. Вспыхнули ярче огни в мастерских, со сторожевых башен спрыгивали дозорные, в домах зажигались окна. К сейму пронеслось несколько снежных вихрей под звонкий собачий лай, ударил вечевой колокол, над ночным Табиром прокатилось из края в край:
- Осадка! Оса-адка!
В доме Анны проснулись все. Трое стариков собрались на кухне, открыли ставни, смотрели на бегущие по улице тени, мелькающие факелы, собирающиеся в стайку упряжки. Кто-то выстрелил в воздух всего один раз, видимо, проверяя ружье. Анна и Вета переглянулись, старый садовник тяжело вздохнул - все было ясно без слов. Маленький городок, слишком близкий к горной стране, опять подвергся нападению врагов, которым не смог противостоять. Теперь все, кто только мог держать оружие, спешили к нему на помощь.
- Ночь, - прошептала Вета, кутаясь в теплую шаль. - Я и не помню, когда нападали ночью.
- На Осадку бывало, - ответил Анна. - Она все же близко к горам.
Все трое помолчали.
- Охрана наша в прихожей? - нарушил молчание Анна. - Я выйду к ним, может, они меня отпустят. Вдруг там помощь нужна.
- Сидите, еще вы за Збигнева гробиться будете, - возмутилась Вета. - А те трусы небось рады-радешеньки, что охраняют дом и что им не надо с шернами сражаться.
Анна хотел было возразить, но не успел. Дрогнули толстые стекла в окнах. Грохот, который точно не могло устроить собирающееся на помощь Осадке ополчение, прокатился по земле. Вдали за сторожевой башней вырос подсвеченный пламенем столб дыма. Темные клубы поднимались в ночное холодное небо. Отчаянно лаяли собаки. Второй, третий раскат сотрясли землю. Теперь слышался только затихающий треск и людские крики. Кто-то совсем рядом на улице зарыдал в голос.