Страница 67 из 154
- Ничего не случилось, - наконец выговорил он чужим голосом, - просто мне надо побыть одному.
Вислава немедленно обиделась.
- Мы друзья или нет? Ты мне не доверяешь?
Он затряс головой, не зная, как ей сказать. У нее же была нормальная семья.
- Все равно ты не должен убегать, влипнешь во что-нибудь, потом я тебя искать буду? Обо мне ты подумал?
Мэсси уже немного пришел в себя и кивнул, устраивать сейчас дополнительные неприятности он просто не имел права.
- Хочешь быть один, сиди пока в комнате, я пойду на источники, - сказала Вислава все еще обиженно.
Лучи закатного солнца застыли на стене. Вечера на Луне длинные, но этот, похоже, собирался продолжаться вечно. Мэсси сидел в углу, мыслей не было, ему только, несмотря ни на что, было невыносимо жалко мать. И отца, которого он не видел, было до невозможности жаль их обоих и пусто на душе.
В дверь тихо постучали и, не дождавшись ответа, открыли. Внутрь просунулся Брас.
- Ты, приятель, уж извини, - сказал он кротким тоном, не вязавшимся с его хриплым басом и могучим обликом. - За батю. Он редко шумит, хотя последнее время все хуже. Зовет моего старшего брата, а тот в могиле давно, в Южном походе погиб. И домой просится, а дом, - Брас вздохнул, - в доме мой младший брат живет. Тут я тоже виноват, конечно. Жили раньше все - я, отец, брат с семьей, мой сын и дочь. Сын долгов наделал, грозили убить или под суд отдать, а долговая яма - ох! И брат мой младший мне денег предложил, но чтобы я ему дом оставил и отца забрал.
Мэсси почти не вслушивался, но последняя фраза заставила его спросить:
- И что?
- И то, так и поделили, ему дом, мне больной отец. Сына у меня все равно вскоре убили в пьяной драке, - Брас сжал руки, и на них вздулись синие вены. - Дочь замужем, хоть за нее душа спокойна, но мешаться ей не стоит. Здесь живем, но здесь тоже многие недовольны. Ты уж извини, если что, вот так к чужим он редко вваливается.
- Нет, ничего, но это же опасно, он может с лестницы упасть!
- Привязывать надо, - грустно сказал Брас, - все не могу решиться. У стариков от веревок синяки. Он все больше дремлет, сегодня вот целый день спал. Пока жив, не брошу, это мой долг, я сам привязан, как… да как к позорному столбу. Ну, бывай, и прости, если что.
Солнце наконец коснулось края горизонта. Мэсси поднялся, мысленно скомандовав себе собраться и не раскисать. Этому человеку много хуже, чем ему, а он держится.
========== В земле Мадиамской. Разбитые скрижали ==========
Вислава скрепя сердце признала, что у Мэсси могут быть какие-то свои тайны, хотя все равно пыталась их прояснить. Познакомившись с Брасом, она решила, что Мэсси просто слишком близко к сердцу принял историю преданного сына.
- Не убивайся так, хотя братец у него и сволочь. Ну что поделать, это Север, - сказала Вислава, все еще глубоко убежденная, что Южное предполье, объединенное внешней угрозой, воспитывает исключительно высокоморальных и самоотверженных граждан. - За всех переживать никаких сил не хватит.
Тем не менее, несколько раз она сама вызвалась покормить старика, когда Брас был занят, сделала очень сердитое внушение соседу из комнаты напротив, мелкому уличному торговцу, и предложила способ привязывать безумца, подкладывая под веревку платок - чтобы узлы не оставляли следов на старческой коже.
- Он так по крайней мере не ушибется, когда никого рядом нет, - убеждала Вислава. - Ну неприятно, но нет другого выхода.
Проблема решилась через два дня - старик окончательно обессилел и не мог даже выходить из комнатушки, и, следовательно, свалиться с лестницы и причинить себе увечье.
- Значит, скоро он тебя освободит, радуйся, - заявил Брасу уличный торговец, за что чуть не был избит.
Мэсси тоже помогал в уходе за стариком. Он иногда пытался представить его сильным, здоровым, с озлобленным лицом, мечущим камни в привязанного к столбу умирающего человека, но четкой картины не складывалось. Перед ним теперь был просто несчастный больной безумец, страдающий наверняка куда более жестоко, чем некогда страдал Победоносец, и мстить Мэсси бы не смог, даже если бы и хотел.
В городе его несколько раз подстерегали неприятности. Однажды Мэсси вступился за человека, которого за неизвестный проступок избивала городская охрана, стражники немедленно переключились на непрошеного заступника, а потерпевший сбежал.
- Ты хоть знал, за что они его? - возмущалась Вислава, изучая полученные в неравном бою кровоподтеки и ссадины. - Может, за дело?
- Я только спросил - за что, они не ответили, - объяснял Мэсси. - Но раз они его так легко отпустили… и вообще, их было четверо на одного, это несправедливо.
- Зато сейчас очень справедливо. Ладно, скоро ночь, снег приложим, к утру заживет.
Еще через день Мэсси наткнулся на просящего милостыню безногого калеку, это, конечно, был не первый встреченный им на Теплых прудах нищий, но первый, кто в своих причитаниях упоминал Южный поход:
- За что я кровь проливал? За что я страдал на заморских скудных землях? Здесь больше чудищ нет, люди свободны, а я… обещали-то другое! - шамкал бродяга беззубым ртом. У Мэсси встал комок в горле, он, повинуясь мгновенному порыву, высыпал на разостланную перед нищим рогожку все имеющиеся монетки - много больше, чем мог себе позволить, - и убежал прочь, не слушая благодарностей.
Зато какая взбучка ждала его дома! Все полученные в детстве от шернов обжигающие подзатыльники показались ему пустяками. Нет, Вислава не дала волю рукам, но в словах она себя не ограничивала.
- Силы земные! Ну что за идиота вы послали сюда! Что у тебя в голове, ты мне объясни? Чем ты думал? Ах, ты его пожалее-ел? - в последнее слово было вложено столько яда, что хватило бы отравить все население Теплых прудов. - А он тебя не пожалел! Таких дураков, как ты, не жалеют! Никакой он не ветеран Южного похода, понятно? Просто потому, - тут все же возобладало чувство самосохранения, Вислава обернулась на закрытую дверь и дальше говорила вполголоса: - потому, что он твое лицо не узнал. Жулики это, ты понимаешь? Одного выставят и потом на собранную им милостыню живут, ноги он где угодно мог потерять, доживи до его лет да погляди, что с тобой будет. Хотя ты не ноги, ты голову потеряешь! Правда, она у тебя и так пустая.
Побушевав так с полчаса, Вислава выдохлась. Но затишье оказалось хуже бури, Мэсси легче было выслушивать упреки, чем терпеть демонстративное молчание. Разговаривать снова она начала только ближе к вечеру:
- Ты пойми, правда бы кому-то нуждающемуся, не жалко, а то обманщикам. Тебе деньги легко достаются? Мы же мечтали уехать… если мы тут застрянем, ты представь!
Мэсси только вздохнул. Доходный дом был сносным временным убежищем, и все же он точно не хотел провести в нем всю жизнь. Ему самому будущее представлялось туманным и расплывчатым, он сам не знал, где бы хотел осесть, но Вислава имела четкий план: вернуться на Юг, для чего требовались средства.
Деньги и впрямь доставались им нелегко, на жизнь хватало, но только потому, что они были молоды, здоровы, не обременены детьми и не избалованы комфортными условиями. Даже ценой строжайшей экономии накопить на домик где-нибудь в глуши было делом не быстрым, и благотворительность они позволить себе не могли. Правда, сама Вислава подкармливала бездомных собак, которые стаями крутились в нищих кварталах, и не отказалась бы от этой расходной статьи ни за что на свете:
- Они же голодные! Да и сколько там рыба для них стоит.
Не успели они помириться после щедрой подачи милостыни, случилось новое недоразумение. Мэсси нашел временный заработок на разгрузке досок и довольно сильно порвал себе рубаху об острый край. Поднимаясь по лестнице в свою комнатушку, на площадке второго этажа он столкнулся с соседкой, молодой приятной женщиной, женой лавочника, человека угрюмого, внешне менее приятного и немолодого. Увидев его порванную рубашку, она заахала и предложила зашить, для чего потребовалось зайти к ней домой и рубашку снять. Дальше соседка не могла найти иглу, зато стала показывать свою обстановку. Мэсси немного посмотрел из вежливости на чужие коврики, резные лари для хранения вещей и красивые покрывала и заторопился домой. Он хотел забрать рубашку, но она тоже куда-то подевалась. Лавочница была явно раздосадована, что он уходит и всячески уговаривала остаться, Мэсси сослался на головную боль и наконец ускользнул, наплевав на пропавшую рубаху.