Страница 47 из 154
- Простите, госпожа, не расслышал сразу, - сказал человечек глуховатым мягким голосом.
- Матт, что-то случилось? Я вижу, не ври.
Маленький секретарь, глядя куда-то в пространство, слегка пожал плечами:
- Рода умер.
Аза вздрогнула, прижав руку ко рту. Потом быстро подошла к секретарю и встряхнула его за плечо:
- Ну и? Вы никогда не были друзьями. Откуда ты узнал?
- Газеты, - коротко пояснил секретарь.
- Ты сам как? - по-деловому жестко спросила Аза. - У врача когда был?
- На прошлой неделе.
- Давление?
- Верхняя граница нормы.
- Лекарства пьешь? Что там он тебе еще прописал?
- Я все выполняю.
- Ну и чего ты тогда? Ты будешь жить и доживешь до возвращения. Кстати, познакомься, - Аза кивнула на Данияра, - это господин Монтэг, тот самый инженер с фабрики. Это Матарет, мой секретарь, он прилетел с Луны. Видите, как человек тоскует. Теперь вы понимаете, как важно достроить машину. Мне кажется, вам найдется, о чем поговорить… побеседуйте, я сейчас вернусь.
Она выскользнула из кабинета прежде, чем Данияр успел что-то сказать. Матарет щелкнул выключателем на стене, зажегся верхний свет, при котором лицо маленького секретаря выглядело еще старше. Данияр глядел на пришельца из иного мира, не веря и одновременно веря в его происхождение.
- Вы и вправду прилетели с Луны?
Маленький секретарь слегка улыбнулся.
- Свалился, - ответил он.
Еще не до конца стемнело, но луна сияла в южной части неба ярким полудиском. Вечер, чудесный и тихий, плавно перетекал в ночь. Над лужайкой стоял треск цикад. Маленький сад с аккуратными газонами и клумбами окружал невысокий белый забор. Луна опустилась ниже и казалась невероятно близкой, словно до нее можно было дотронуться, просто вытянув руку. Пятна на ее поверхности выглядели такими же четкими, как и тени от фонарей.
Когда розовая полоса на закате погасла, из дома вышел человек и подтащил небольшой раскладной стол и стул к уже стоявшему посреди лужайки мольберту с широким листом бумаги, вытащил из кармана связку карандашей и кистей, разложил их на столе, оглядел получившуюся картину и, видимо, остался доволен результатом. Во второй раз он вынес подзорную трубу на подставке. Напоследок сходив в дом за графином с водой, он удобно устроился на стуле, поглядел на сиявшую все ярче и ярче луну, поднес ко рту карандаш и придал лицу вдохновенное выражение.
За его действиями через изгородь давно наблюдал сосед, человек много старше художника, с помятым лицом и проседью в бороде. Одной рукой он облокотился на изгородь, в другой держал бутылку, из которой прихлебывал, подмигивая каким-то невидимым, существовавшим только в его воображении собеседникам. Художник не замечая, что у него есть зритель, обвел карандашом окружность, задумался, принялся настраивать подзорную трубу.
Наблюдатель слегка перегнулся через забор и, когда художник готовился заглянуть в окуляр, крикнул:
- Бу!
Художник нервно вздрогнул, уронив карандаш, и обернулся:
- А, это вы, сосед. У вас, как всегда, неуместные шутки.
- Да ладно вам. Чем уж так мои шутки не угодили?
- Это было несколько… неожиданно, - художник налил в стакан воды и быстро отпил пару глотков, но руки у него слегка дрожали и пришлось поставить стакан на стол.. - Нельзя же так пугать людей.
- А вы меня тоже напугали две недели назад, когда засели в саду в третьем часу ночи, - сосед с веселым презрением покосился на воду в стакане художника и отхлебнул собственного напитка. - Порядочные люди, вроде вас, в это время спят, а не мучаются похмельем - как непорядочные люди вроде меня.
- Я рисую, у меня договор с журналом, - художник сложил рассыпавшиеся листы стопкой, - и я не понимаю, почему я должен перед вами отчитываться, - в его голосе появились воинственные нотки.
- О, вот мне и интересно, вы рисуете астрономические объекты, да еще используете телескоп, а астрономия вошла в список запрещенных наук. Вот мне и интересно!
- И вовсе не запрещенных, - возмутился художник, - а только ограниченных к применению. У журнала, для которого я рисую, есть разрешение цензурной комиссии, и ничего особенного нет в рисунках Луны. И вообще, господин Грабец, не в вашем положении меня в чем-то уличать, все помнят прискорбные события, причиной которых были вы, и мне поэтому странны эти ваши попытки задеть, уязвить… - художник повернулся к собеседнику спиной, показывая, что разговор окончен. - У меня договор с журналом, у меня обговорены сроки, мне нужно работать, пока погода позволяет и небо безоблачное.
- Безоблачное, безоблачное… Над всей Испанией безоблачное небо. О, как же вы глупы и как же вы счастливы, что глупы, - Грабец хотел отхлебнуть из бутылки, но та успела опустеть и он посмотрел на нее с разочарованием.
- Не понимаю, - обиженно буркнул художник.
- Как же вы счастливы, что не понимаете…
Ночь обняла городок своей черной шалью, луна сияла ослепительно белым светом, каждый куст и каждая травинка обрисовывались четкими тенями, вокруг стоял треск цикад, и всю эту благодать внезапно нарушил громкий женский голос, выкрикивавший издали:
- Арсен! Арсен, где ты? Уже холодает, это не на пользу для твоих легких!
- Вас сестрица зовет, - ехидным тоном заметил художник через плечо. - Беспокоится за ваше здоровье.
Грабец покосился на него сердито, но не придумал, как парировать. Счет был выровнен. Грабец огляделся, вдохнул:
- Эх, скука-скука, в самом деле повеситься, что ли? - и ушел в дом.
- Мне очень жаль, что ничего толкового рассказать я так и не смог, - маленький секретарь выпрямился в кресле напротив окна, его профиль отражался в стекле, за которым уже сгущался сумрак. - Я прилетел, сам не представляя, как, не зная, как устроен мотор в машине. Мой товарищ передал мне все, что слышал от Победоносца, может, он и вспомнил бы что-то еще, но увы…
Данияр записывал в предоставленный Матаретом блокнот какие-то обрывки собственных мыслей, которых, правда, было не так уж много и не все связные. Он никак не мог прийти в себя, в отличие от маленького секретаря, который был так спокоен и держался с таким достоинством, что о его росте поневоле не думалось.
- Вы и так рассказали очень много. Сжатый воздух… ну, может в условиях пониженного тяготения его и достаточно. Беда в том, что я все равно не представляю, как это решить технически. И про возвращение в ту же самую точку поверхности тоже, Земля-то вертится… счастье, что вы не рухнули в океан.
Матарет печально улыбнулся.
- Не знаю, счастье или нет, - сказал он. - Правда, не знаю. Мой товарищ считал, что облагодетельствовал мир. Я не могу решать, что для мира лучше. Я не знаю, что лучше для меня. Госпожа Аза очень добра, у нас - я имею в виду у себя на родине, если бы было наоборот, если бы у нас обнаружился бесполезный пришелец, вряд ли кто оказал бы ему покровительство.
- Вы плохого мнения о своих соотечественниках.
- Я просто знаю людей. Нет, конечно, нашлись бы и милосердные, и благородные, но их немного. Я знаю, что госпожа Аза последнее время сама надеется полететь, но мне кажется, ей не стоит этого делать. Скорее всего, ее ожидает жестокое разочарование, а я хорошо к ней отношусь и не хочу, чтобы она страдала.
- Почему? - Данияр вдруг стал невероятно противен сам себе, но все же задал мучивший его вопрос, стараясь лишь говорить равнодушным тоном: - Вы думаете… тот человек… разлюбил ее?
Матарет снова с печальной улыбкой покачал головой:
- Об этом я не думал, скорее всего, его просто нет в живых. Если бы помощь подоспела вовремя… но теперь бессмысленно сокрушаться.
- Но это же был смелый человек, опытный путешественник!
- Я знаю своих соотечественников, - с лица Матарета сбежала улыбка, - а впрочем, люди везде одинаковы. Если вам покровительствует удача, вам поклоняются, если она изменит, вас затопчут и растерзают. А ему удача изменила. Мой друг оттуда говорил о непроходимых горах, которые не взять штурмом.