Страница 124 из 154
От размышлений Арона оторвал солдат:
- Разрешите доложить? Часовые обнаружили старика, старик из южан, со свитой и без оружия. Блуждали тут вдоль наружного вала, кого-то искали и вообще вели себя подозрительно. Простите, упомянули ваше имя, старик этот показал, что он вас знает по Южному походу.
- Так давайте его сюда, - раздраженно сказал командир. Что там может быть за старик, здесь, у самых гор? Разве что из тех бродяг, преступников или беглецов, что наполовину добровольно, наполовину вынужденно ведут разведку под самым боком у шернов. Но увидев задержанного, неожиданно для себя улыбнулся, хотя, учитывая напряженные отношения между двумя берегами, ничего хорошего встреча все равно не сулила:
- Анна, Анна, старый друг!
Хонорат ладонями обровняла крошечный холмик свежевскопанной земли и села рядом. Сил не было, кончились. И слез не было, они тоже кончились. Она не шевелилась, не думала, ее охватило оцепенение - не то блаженное отупение, которое хоть на время уменьшает боль, а пронзительное, безмерное отчаяние, сковавшее все движения и не дававшее горю излиться слезами.
Ее на время оставили в покое. Старожилы знали уже, что матерей в такие минуты лучше не трогать, женщины от горя и ярости превращались в бешеных сук. Ничего, девка наревется, закопает свое отродье и будет опять работать как миленькая, и рожать следующих. Хонорат уже несколько раз слышала такие рассуждения, теперь наверняка что-то подобное говорят о ней самой. Пусть… Как раненый зверь уходит зализывать рану в свою нору, так и она унесла свое дитя, похоронить там, где хоть немного была счастлива в детстве. Когда синюшные пятна еще не изуродовали ее лицо, когда живы были еще надежды на чудо… или она просто была слишком глупа и не осознавала полностью, что ждет ее и всех других детей из общины?
Солнце поднялось высоко. Трава высохла. От жары болела голова. Впрочем, болело все. Ныла закаменевшая грудь, разламывалась спина, пульсирующей болью отзывался низ живота. Эту последнюю боль Хонорат вспомнила сразу, хотя испытывала ее больше года назад. Так и есть, юбка пропиталась кровью. И это значит, что…
Что она уже готова вынашивать нового раба для крылатых господ. Что, самое позднее, вечером ее ожидает новая страшная боль, трясущиеся после судорог руки и ноги, запах сожженной кожи, потом тошнота, растущий живот, пинки изнутри незнакомого ненавистного существа…
Хонорат наконец расплакалась. Уронив голову на могильный холмик, она шептала последние нежные слова своему ребенку, просила прощения, что не уберегла, что полюбила его не сразу, что не ушла следом за ним. Что теперь ей придется родить других детей и заботиться о них…
Хонорат всхлипнула и приподнялась. Такого она не допустит, ее ребенок будет первым и последним рожденным ею выворотнем! Она не станет раз за разом производить на свет новых рабов.
Вспомнилась Рута, кошмар из ее детства. Худую, желтую, полубезумную, преждевременно поседевшую и постаревшую женщину обходили десятой дорогой и дети, и ее товарки по несчастью. Крылатые господа задались целью сломать упрямицу и получить от нее хоть одного выворотня. Рута умерла после десятого выкидыша. Было ли слишком велико ее упорство, или сама она была слишком слаба, чтобы доносить дитя, но шернов она переиграла. У самой Хонорат ничего не вышло, как она ни старалась прыгать с высоты или специально таскать тяжести. У многих не получается, может, они стараются недостаточно?
Можно не пытаться скинуть. Можно умереть самой… Малыш развязал ей руки, надо успеть, пока она еще свободна! Только вот как… Со способами покончить с собой быстро и наверняка в Герлахе было туго. Настоящие леса росли, как рассказывали, за пределами кратеров, большинство здешних деревьев напоминали скорее кустарники и обломились бы под тяжестью тела. Ядов не было тоже, хотя иногда кто-то из рабынь пробовал отравиться приправами, что употребляли в пищу шерны, и сжигал себе пищевод… Хонорат видела пару случаев, и это раз и навсегда отбило у нее желание покончить с собой таким образом. Утопиться? Вот оно, озеро рядом, но это было легче сказать, чем сделать. Хонорат уже пробовала. Умение плавать не давало утонуть, заставляло инстинктивно шевелить ногами и выбираться на поверхность. Да и озеро было неглубоким, самое большее - в полтора человеческих роста посередине, недаром ночью промерзало почти до дна.
Оставалось одно - замерзнуть. Не уходить вечером к очагу, не прятаться в землянки или пещеры, куда доходило подземное тепло горячих источников. Говорят, сначала больно и страшно, потом, если перетерпеть, становится хорошо. Только сколько нужно мужества, сколько решимости, чтобы не поддаться, не испугаться холода, а сидеть под снегопадом и пронизывающим ветром до последнего, пока не начнет мутиться сознание! Но лучше так, чем рожать будущих рабов… и привязываться к ним, и терять, и отупеть вконец, превратившись в ходячую тень…
Хонорат прильнула к могильному холмику, мысленно обещая малышу, что скоро они будут вместе и никогда больше не расстанутся. Она придет сюда вечером, и тогда сил хватит, и мужества хватит. Совсем скоро, совсем!
Вдали послышался шум. Хонорат обернулась. Над стенами с противоположной стороны долины скользила черная тень. Такое иногда бывало - прилетали в Герлах шерны из соседних горных городов, поохотиться на людей или еще зачем. Хонорат как-то оказалась в городе во время подобного визита и чуть с ума не сошла от вида спускающихся с неба страшных фигур и хлопанья тысяч крыльев. Издали зрелище было менее пугающим.
- Хонорат! - со стороны общины к ней бежал Зибур. - Я так и знал, что ты здесь!
Он не сказал ни слова сочувствия, потому что выворотни в принципе таких слов не знали и потому, что было некогда. Просто схватил ее за руку и потащил к городу.
- Идем, что же ты ничего не знаешь! Прибыли господа из Ибаджа, и, говорят, еще прилетят! Всем велели укрыться во внутренних пещерах и не выходить.
Приказы начальства военный человек с друзьями не обсуждает, это уж Арон помнил четко. Даже если с друзьями всего пятнадцать лет назад ты прошел весь южный материк от моря до гор на полюсе. Анна, впрочем, и сам явно понимал, к чему готовится отряд, так что после первых приветствий они не знали, как начать разговор, оба косились друг на друга и ждали, когда сдаст терпение у собеседника. Анны хватило ненадолго.
- Хоть на этих-то, здешних, пороху вам достанет? - спросил он, кивнув в сторону Герлаха. Точнее, просто слегка отклонившись вправо. Огромная гора заслоняла собой половину окоема. Тем, кто стоял у самого подножья кратера, могло показаться, что они находятся на дне огромной чаши, а стоило повернуться к югу - и мир выглядел, как обычно. Арону самому было странно подумать, что они собираются пошатнуть такую громадину. Но он знал уже, как легко иной раз откалываются куски породы, достаточно расшатать природную трещину…
- Должно достать, - сказал он угрюмо.
- Не на гору, - уточнил Анна. - На шернов. Часть, как тогда, разлетится. Помнишь же первый приморский город?
Арон, помедлив, кивнул:
- Помню…
Он и не забывал ни серых рассветных теней над замерзшим зеркалом моря, ни белого города вдали, ни залпов пушек, ни шернов - огромной черной летучей массы, чудовищного роя, что так быстро обратился в гору трупов на земле, ни торжествующего рева воды, что скрыла разрушенные стены. И как эта вода поднималась, час за часом слизывая новые куски берега.
Его размышления прервал Анна:
- А залив какой образовался, помнишь? На месте города?
- Помню, - снова кивнул Арон, понимая, к чему ведет старик.
- Пшелень и Осадка под атаку сразу попадут, - сказал Анна, приостанавливаясь. - Людей вывезти не думал никто?
Арон собрался было возразить, в голове уже начал складывать фразы про то, что людям трудно покинуть обжитые места, что войну невозможно вести без жертв… и закрыл рот. Выходит, он смирился с людоедским приказом. Уже сам придумывает, почему надо бросить приграничные поселки в беде. Он просто развел руками и буркнул: