Страница 115 из 154
Да жив ли вообще старый Корнут? О прочем он и задумываться боялся. Авий, его приемный отец, и Хонорат…
Сверху метнулась тень. Перед лицом Мэсси закачался конец веревки.
Никодара вторые сутки не отпускала горячка.
Вначале генерала кое-как отпоили лечебным питьем, и он смог идти сам. Отряд под командованием Джуда дошел до горной страны. Обосновались снаружи того пологого кольца, где шестнадцать лет назад самозванец чудом взял штурмом единственный горный город. Здесь дожидались подкрепления, надеясь, что главнокомандующий окончательно поправится. Но увы, генералу стало лучше лишь на время. Он сухо, без подробностей, рассказал, что отряд погиб при извержении, спасся он один и наткнулся на горных бродяг. Дальше отправились в условленное место для встречи с отрядом Арона. И вот по пути лихорадка вернулась, сначала приступами горячки, а после грозы Никодар и вовсе перестал приходить в сознание. Видимо, в бреду Никодару казалось, что его душит какое-то чудище, и он пытался спихнуть с груди несуществующего врага и хрипел, задыхаясь, или забывался тяжелым сном. А потом просыпался и звал солдат, ушедших с ним на холм вблизи Пустыни и погибших там.
К вечеру второго дня подошел отряд Арона. На собачьих упряжках везли ящики с порохом. Для атаки на горные твердыни было готово все, не хватало только команды, которую никак не мог отдать Никодар.
Горячку, что одолевала ни с того ни с сего здоровых молодых людей, старики кликали Мартиной болезнью. Якобы именно от такой лихорадки умерла некогда праматерь лунного народа. Арон, услышав от часового такое предположение, выругался и велел разыскивать по ближайшим селениям знахарей, травников, кого угодно, лишь бы поставить на ноги Никодара.
— Так наш, войсковой лекарь здесь, — напомнил Джуд. — А местные нас не любят.
— Пусть не любят, — согласился Арон, — лишь бы вылечили.
— Так наш лекарь чем тебе плох? — упорствовал Джуд. — Он сразу сказал, что надо сбивать жар, как перестанет его лихорадка трясти, так он и придет в себя.
— А если… — Арон начал и не договорил. Слова «а если не придет» показались ему дикими. — Нам ведь надо закладывать взрывчатку. Когда он очнется и узнает, что мы промедлили, он будет в ярости.
— Если он узнает, что мы самоуправствовали, он тоже будет недоволен, — возразил Джуд. — Ты же его знаешь, он всегда хочет наблюдать сам. Как на том холме.
Арон кивнул. О случившемся на горе вблизи Пустыни он знал только с чужих слов, и то самую малость. Весь отряд погиб, спасся чудом только генерал, и от нервного потрясения заболел. Посланные на разведку воины до холма не дошли, увидев, что Пустыня сделала шаг вперед. Отступится ли она, удовлетворится ли и так безжизненным холмом? Неужели это из-за взрыва?
За шатром слышны были голоса. Часовые вели беседу вполголоса. Арон прислушался — говорили солдаты о том же, о чем думал он.
— Так ты не думаешь, что это от взрыва? — спросил голос помоложе. Второй часовой ответил:
— Сам подумай, балда. Четыре стихии есть: вода, воздух, огонь и земля, что под ногами. А над ними всеми правит Земля небесная. Вот она-то может остальным повелевать. А при взрыве они землю потревожили, что под ногами, никакую иную…
— Чушь какая у людей в головах, — пробормотал Арон, высунулся из шатра и рявкнул:
— Отставить все посторонние разговоры! Нести караул, как положено, молча!
Часовые вытянулись наизготовку с выражением преданности долгу на физиономиях. Командир прошелся по лагерю, осмотрел лишний раз боеприпасы, но мысли его были далеко. Воины, ходившие на поиски лекарей, доложили, что знахарей по соседним деревушкам пока не нашли, местные жители смотрели враждебно и даже просто говорить были не расположены.
Арон вернулся к палатке Никодара. Уже издали он слышал, что бесовы часовые опять болтают. Старший рассказывал о злых духах, вызывающих лихорадку:
— Мара это. Украла она имя у праматери нашей, когда выгнали ее со светлой Земли.
— Кого, праматерь?
— Дурак. Мару, демона в женском обличье. И вот является она недужному, и никто более ее не видит, а ему она садится на грудь и душит. Оттого и генерал задыхается.
— А-а.
— Вот! Если кто и сможет одолеть хворь, потом завсеравно всю жизнь смурной ходит…
Арону стало и смешно, и досадно.
— Все болтаете? — загремел он, выходя из-за шатра. — А ну, сменить караул! Джуд, это из твоего отряда? У тебя нет нормальных солдат, не болтливых баб? Эти пусть лучше ров копают!
Джуд, отправив нерадивых часовых на земляные работы, вздохнул:
— Будь он в сознании, они бы и рта не открыли на посту. А так смелые воины, именно они ходили к Пустыне на разведку.
Арон понял, наконец, что его тревожит. Вот если им всем на грудь сядет такая Мара…
— Знаешь, я решил: пока подождем с взрывчаткой, — сказал он медленно. — Пусть Никодар очнется и сам отдаст приказ.
Утро над Морем начинается с жемчужного блеска льда по горизонту, Небо из беспредельно черного провала медленно становится серым и гаснут алмазы звезд. Затем лед начинает сиять, пропуская лучи пробирающегося под Великим морем солнца, и вот, наконец, на горизонте выплескивается в небо свет. Это еще не восход, но его последний вестник. Солнце явит свой жаркий лик всего через какой-нибудь час.
Южный берег спал. Люди, измученные ожиданием, а многие и схватками с первожителями, ловили последние часы покоя неред новым тяжелым днем. Но не все могли позволить себе отдыхать. Дежурный на пристани исправно нес службу, поглядывая из оконца в своей будочке. В печурке горел нежаркий огонь, ровно чтобы не околеть с холоду, но не чтобы разомлеть от тепла и уснуть.
Через потрескивание пламени караульному почувствовался посторонний звук. Он вышел из будки, прислушался, — так и есть, то был скрип льда под полозьями. Никакие гости, да еще перед рассветом, не могли ехать сюда с добром. По тяжелому обмерзшему снегу караульный быстро зашагал к стоящей невдалеке башенке с колоколом, одновременно натягивая рукавицы, по уставу требовалось бежать, но в тяжелой шубе да по снегу много не набегаешься. Он спешно поднялся по скользким от наледи ступеням, дернул веревку — та тоже обмерзла за ночь и не шелохнулась. Караульный выругался, схватил веревку двумя руками, дернул сильнее, оборачиваясь по ходу в сторону Моря.
Одинокий звон колокола жалко прозвучал разок и захлебнулся. Караульный выпустил веревку. Цепочка буеров на льду растянулась по всему горизонту. За ней, вдали, так, чтобы не потревожить, сгрудившись всей кучей, лед, неслась следующая, а дальше, на самой границе меж льдом и уже совершенно белым небом, виднелась еще одна… Такой огромной армией не ходили даже в Южный поход!
Караульный упрямо вцепился в веревку и задергал ее изо всех сил. Звон прокатился по пристани и полетел дальше, эхом долетая до следующей дозорной башни. Караульному видно было, как из дальних строений, расположенных у краев верфи, выходят рабочие, спавшие в своих мастерских, и застывают перед невиданным зрелищем. На Море ему и глядеть было страшно. Караульный крепко зажмурился, продолжая раскачивать колокол, и звон перекрывал скрип полозьев и шум врезающихся в сугробы тяжелых корпусов.
Послышался одиночный выстрел. Караульный распахнул глаза и тут же снова их закрыл. Прибрежная полоса была черна от причаливших к ней буеров и выбравшихся оттуда людей. Блики рассвета играли на отполированных ружейных дулах. Их было столько, что зарябило в глазах.
— Эй, ты, там, — донеслось снизу. — Слезай со своей вышки.
Часовой медленно спустился по скользким ступеням на негнущихся ногах. Стало совсем светло, выстроившиеся в ряд солдаты заполонили всю пристань. Слышно было, как ветер хлопал пологами вновь подъезжающих буеров. От передней шеренги солдат отделился немолодой человек в серой блестящей шубе. Он сделал несколько шагов и остановился, дожидаясь, пока к нему приблизится караульный. Один из солдат услужливо принял на руки скинутую человеком шубу. Вождь северян остался стоять в расшитой серебром казуле, на груди поблескивал орнамент — два полукруга. Волосы человека поседели под цвет одеяния, такими же серыми были его глаза, смотревшие с холодной усмешкой.