Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 108 из 154

Бездельники, что охраняли берег, наконец-то нашли и добили исчезнувшего шерна, точнее, это он вроде как нашел их, выскочив из укрытия. Ну да шерны с их ненавистью к людям никогда не отличались логичностью поведения.

Только мальчишка, сын Марка, скрывался неизвестно где. С алтарей во всех храмах звучали гневные проповеди о неисчисляемых карах для тех, кто поддастся искушению и признает лжепобедоносца за истинного посланца небес, народ честно отстаивал службы, слушал эти речи, но насколько вникал и верил? В голову же к ним не залезешь… А Юг и вовсе был недосягаем.

Через день после отъезда Никодара Севин проснулся поутру в твердом убеждении, что пора и ему побывать за Морем, оставив в столице усиленную охрану. Именно на Юге сейчас будет решаться судьба мира, и просто нельзя главе государства в такое время отсиживаться дома. Звезда Элема покатилась с зенита именно потому, что бородатый дурень торчал во дворце, пока другие воевали. Крохабенна в свое время разъезжал по всему материку, бывал и у рыбаков, и в горных поселках, и в Полярной стране, участвовал лично в битвах с шернами, а он, Севин, только однажды добрался со свитой до Старых источников.

Конечно, у старика было огромное уважение окружающих, он не рисковал вернуться домой и обнаружить трон занятым кем-то еще. Ну, а у Севина разве меньше?

Понтифик представил себе вытянувшиеся физиономии Збигнева и его приспешников, мысленно усмехнулся, потом представил шернов — и усмешка сползла с его лица. Страшно было даже не подвергнуться нападению, охрана перестреляет чудищ из ружей на подлете, страшно обнаружить свой ужас перед крылатыми нелюдями, удариться в панику, потерять лицо.

Севин посмотрел в окно на залитую полуденным солнцем площадь, на светлое чистое небо в том месте, где некогда торчали три шпиля, как три меча, и приободрился. Чудовищ победили здесь в знаменитой Полуденной битве, хотя огнестрельное оружие тогда было только у Марка. Неужели отряд охранников с дальнобойными винтовками даст шернам хотя бы приблизиться к понтифику?

Он привычно подписывал указы, просматривал бумаги, отдавал распоряжения, мысленно уже находясь на другом берегу. На причале в последние годы обязательно стояла пара кораблей в полной боевой готовности, так что даже никаких специальных распоряжений от него не требовалось. Только собрать отряд воинов, но те должны быть готовы по определению. Никаких нерешенных вопросов у него в столице не осталось, так, мелочи. Пора…

Напоследок только стоит еще раз попробовать узнать, где скрывается проклятый самозванец. Севин спустился в главный зал собора, прошел по переходу, соединявшему здание с дворцовой тюрьмой. Это был не подвал, где некогда торчал запертый Авий (ну как, как эта красноглазая сволочь освободилась? Впрочем, если бы не такой поворот, не видать бы Севину трона первосвященника, так что все к лучшему). Для бунтовщиков и особо опасных преступников соорудили надежное узилище-подземелье с несколькими камерами.

Посередине в широком коридоре с гладким каменным полом горел огонь, за столом сидели охранники, еще двое дежурили, стоя у входа. При виде высокого начальства все выстроились навытяжку. Севин милостиво махнул им рукой, прошел и остановился у самой дальней решетки. За ней царил абсолютный мрак, неразгонямый даже жалкими отблесками факелов.

— Эй, Бромария, — позвал понтифик. Мрак в глубине не изменился ничуть, потом послышался шорох.

— Слышу, не спишь. Как здоровье-то? — спросил Севин участливо. — Не беспокоит?

— Твоими молитвами, — голос философа был лишь чуть слабее обычного.

— Конечно, моими, это я приказал палачам не усердствовать. Ходишь ведь нормально?

— Хромаю, — шорох стал чуть громче, слышно было, как узник спустил ноги с тюремных нар и сделал несколько шагов по каменному полу. — Не очень-то палачи тебя и слушаются, видать.

— Ну, ты сам виноват. Рассказал бы, что требуется, уже выпустили бы.

— Не смеши.

— Как легко тебя рассмешить. Под домашним арестом или в ссылке тебе будет получше, чем здесь. И сейчас не поздно.

— Так я и поверил.

— А это уже оскорбление. Когда я давал повод усомниться в моих словах?

Бромария негромко рассмеялся, потом закашлялся.

— Можешь, конечно, молчать.

— Не понять тебе. Не читал ты книги, с Земли привезенной. — Бромария, прихрамывая, подошел ближе и теперь маячил за решеткой серым пятном. — А было там сказано, не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить.

— Чушь, во-первых, читал, во-вторых. Что же вы тогда не отстояли своего божка, а?

— Вот сейчас этот грех и искупаем.

— Что же, возможность у тебя была. Самозванца мы найдем, так или иначе, если он не сдох где-нибудь по дороге. А так смотри. Я сегодня на Юг отбываю, может, и задержаться придется. А палач в мое отсутствие может и увлечься. С твоим-то здоровьем… Так что я на всякий случай прощаюсь.

— Севин, — позвал Бромария. Он подошел к решетке вплотную и положил руки на прутья. — Зачем тебе Юг?





— Что? Я перед тобой отчитываться буду? — первосвященник даже не возмутился от удивления. — Много чести.

— Возьми меня с собой. Скажешь, преступник даст показания на месте.

— Бромария, ты на жаровне не перегрелся? — осведомился Севин — Как это… да рехнулся ты, и все. Надо было вас сразу всех в песок.

— Я же не сбегу, хожу и то с трудом. Думаешь, что-то страшное на Юге будет? Не хочешь пропустить?

— Да, страшное, только не для нас, — Севин начал терять терпение. — А Юг наша колония, что бы они ни вопили. Племянник у меня там…

— И у меня племянник.

— Какой?

— Победоносец.

— Да какой он… а, да. По Крохабенне.

— Это тебя беспокоит больше всего, так?

— Так он на Юге? — быстро спросил Севин.

— Я не знаю.

— Ну, это и так можно бы догадаться, — Севин заходил вдоль решетки. — Думаешь, он туда прошел? Не погиб в дороге, не утонул? Надеешься, его южане отобьют у нас? Я бы не надеялся. Иначе он бы с Юга и не высовывался. Видно, и там самозванца не приняли.

— Так и что ты теряешь, если я с тобой поеду?

Севин замолчал, обдумывая слова арестанта.

— Я тебя тоже знаю, думаешь меня переиграть и как-то использовать, — продолжал Бромария. — Ну так и что ты теряешь?

Севин сделал знак охраннику подойти, обернулся к решетке:

— Учти, поедешь в кандалах. В клетке бы повез, солдат нагружать неохота.

— Согласен.

— Тебя никто не спрашивает…

 

Мэсси сам не мог сказать, как он все же добрался до плоскогорья. Все это время у него не было возможности ни думать, ни паниковать. Камень дрожал под ногами, несколько раз уронив беглеца вместе с ношей, сзади опаляло горячим сухим воздухом, вокруг взметывался песок, сыпались камни помельче и покрупнее. И тут пустырь кончился, дорога пошла в гору. Толчки чувствовались слабее, камни падали реже, но Мэсси не оборачивался и не останавливался, пока в силах бы сделать хотя бы один шаг.

Но и этих сил не осталось. Очередной толчок бросил его на землю, заодно свалив вниз и приложив спиной Никодара. Мэсси упал, уткнувшись лицом в камень, и не смог заставить себя встать, хотя до вершины еще оставалось немало.

Мэсси с трудом повернулся, приподнялся и сел. Даже при чистом воздухе отсюда не виден был огромный кратер, прятавшийся за расположенным ближе холмом, только столб дыма и пламени поднимался вверх. А сейчас воздух превратился в пыльный туман, в нем еле угадывались очертания разрушенного храма. Мэсси попытался встать, но снова упал на каменистую поверхность. Вислава и Донат, конечно, заметили извержение. Нужно встретить их и предупредить… Но осталось ли на Луне безопасное место, или они сейчас задохнутся — все? Теплые пруды, Табир, поселенцы на склонах гор, мореходы на кораблях, шерны и рабы в своих каменных убежищах? И Хонорат в далеком Герлахе…

Удушье передавило гортань, он открывал рот, но не мог сделать ни вдоха, только хрипел, не понимая — это все? Это конец? Еле-еле он сделал судорожный вдох и зашелся в долгом непрекращающемся кашле, оставлявшем на губах соленый вкус крови. Когда выматывающий приступ прекратился, не осталось сил ни думать, ни ужасаться.