Страница 12 из 19
— Какая, к чёрту, разница? — спустя несколько секунд произнёс Хельштром, бросив на Шошанну нечитаемый взгляд.
Дрейфус не нашла, что ответить.
Действительно, какая разница? Разве это что-то изменит? Разве ответ штурмбаннфюрера хоть как-нибудь изменит её отношение к нему? Разве он умалит питаемую к Хельштрому ненависть? Нет…
Неслышно вздохнув и бросив брезгливый взгляд на бокал, Шошанна сделала большой глоток, чуть не поперхнувшись. Горло в ту же секунду окутало приятное тепло, а на языке остался насыщенный сладковатый вкус. Невольно облизнув тонкие губы, Шошанна опустила взгляд на зажатый в ладони бокал, стараясь не замечать цепкого и тяжёлого взгляда штурмбаннфюрера, прикованного к ней.
Хельштром ничего не говорил, не домогался, даже не предпринимал попыток прикоснуться к ней — он просто смотрел на неё. Но смотрел так, что Шошанна готова была сама прижать его к стене, только бы он отвёл взгляд. А ещё Хельштром молчал… И это тягучее и напряжённое молчание было сродни пытке. Потому что Шошанна не знала, чего стоит ожидать от штурмбаннфюрера.
Может быть, он прямо сейчас думает, как пустит пулю ей в лоб. А молчит только для того, чтобы пощекотать подольше нервишки, пробудить дремлющий в груди страх.
— Будем просто сидеть и пить? — непонимающе приподняв бровь, спросила Шошанна, нарушив возникшее между ними молчание.
— А вы так хотите сразу перейти к основной части? — растянув губы в лукавой ухмылке, вопросом на вопрос ответил Хельштром, смерив Шошанну хищным взглядом.
— Не сказала бы… — нахмурившись, произнесла Шошанна, однако мысленно ответила утвердительно на вопрос майора.
Да, она бы предпочла сразу перейти к «основной части», если это избавит её от необходимости сидеть рядом с Хельштромом и вести с ним задушевные беседы, попивая дорогое виски.
— А я думал, что тебе будет интересно узнать что-нибудь обо мне, — неожиданно произнёс Дитер, и Шошанна чуть не подавилась виски от его слов.
Чего Дрейфус точно не ожидала, так это того, что Хельштром решит обнажить перед ней душу, посвятив её в историю своей жизни. Она была готова к чему угодно, но только не к этому…
— Что, например? — вперив в лицо Хельштрома изучающий взгляд, спросила Шошанна, сделав новый глоток.
— Ну, не знаю… О моём детстве, о первой любви, о том, как я решился пойти в СС, — совершая ладонью в воздухе какие-то странные пируэты, насмешливо произнёс Хельштром. — Я бы рассказал что-нибудь о себе, ты — о себе. Насколько мне известно, именно так люди лучше узнают друг друга — через беседу.
Шошанна смотрела на немца недоверчиво и вместе с тем непонимающе. Хельштром вёл себя странно, и девушка никак не могла понять, что стало причиной подобной перемены. Неужто так сказался на нём алкоголь? Но штурмбаннфюрер выпил не так много. Впрочем, у каждого своя мера. И может, Хельштром, как и она, не умеет пить.
— Я-то думала, что вступление в ряды эсэсовцев — один из способов слабых людей самоутвердиться и отыграться за детские обиды и унижения. Слабые и ничтожные люди рвутся к власти, и им плевать, что другие их ненавидят. Им нравится ощущать человеческий страх. Он придаёт им уверенности, помогает почувствовать себя менее ничтожными, чем они есть на самом деле.
Шошанна говорила негромко и холодно, но каждое её слово было пропитано горечью и злобой. Она знала, что может поплатиться за сказанное, но промолчать не могла. Выпитый алкоголь ударил в голову и совсем развязал язык. К тому же Хельштром сам хотел откровенного разговора, хотел узнать её лучше. Что ж, она предоставит ему эту возможность.
— Чтобы добиться высот, одного лишь желания самоутвердиться мало… — цинично усмехнувшись и растянув губы в неестественно широкой улыбке, произнёс Хельштром. Однако глаза его не улыбались…
— В человеке должны быть страсть, приверженность идее, — добавил он спустя несколько секунды с задумчивым видом и, наполнив свой бокал, резко опрокинул содержимое в рот, через пару секунд затянувшись сигаретой.
— Вы такой себе приверженец идей нацизма, скажу я вам, — съязвила Шошанна, намекая на то, что Хельштром, несмотря на занимаемую должность, продолжает ухлёстывать за еврейкой.
Однако немец не оценил её острот: он остался задумчив, даже серьёзен. Это немало изумило Шошанну, которая привыкла к их небольшим словесным дуэлям, привыкла к тому, что Хельштром не упускал возможности указать ей на её место.
— Поэтому я лишь штурмбаннфюрер, — вперив в неё тяжёлый взгляд, бесстрастно ответил Дитер Хельштром, вынудив Шошанну почувствовать себя некомфортно.
Поведение штурмбаннфюрера совсем не вписывалось в уже устоявшиеся у Дрейфус представления о нём, а потому она упорно пыталась отыскать в словах и действиях Хельштрома хоть какую-нибудь лазейку, которая позволила бы ей понять, что за игру он затеял на этот раз. Но тот, казалось, был так же пьян, как и она, а потому не мог мыслить здраво.
— Зачем вы на самом деле пришли ко мне, майор? — вопрос вырвался сам собой, и Шошанна даже вздрогнула, наградив себя хорошей оплеухой.
Она ненавидела и презирала Хельштрома настолько, насколько это было возможно, не видя в нём ничего, кроме лжи, лукавства, жестокости и подлости. Он не раз доказывал своими действиями, что способен на гнилые и недостойные поступки, не раз демонстрировал силу и использовал её в своих целях… В конце-то концов, он был офицером СС, нацистом, что не считал за людей таких, как она. Но почему-то в этот момент Шошанне не хотелось перерезать ему горло, выпустить в его черепушку обойму патронов или же выцарапать ему глаза.
Шошанна даже не могла сказать точно, чего же она хотела в этот момент…
— Затем, Эммануэль, чтобы осушить с вами эту бутылку во время непринуждённой беседы. Не пойму, что вас так напрягает, — сдержанно усмехнувшись, произнёс Хельштром, изучая лицо Шошанны сосредоточенным взглядом.
— Скажу прямо, когда вы не угрожаете, не бьëте и не пытаетесь изнасиловать, вы меня пугаете куда сильнее, — стараясь, чтобы голос звучал уверенно и твёрдо, ответила Шошанна, ни на мгновение не отводя взгляда от лица штурмбаннфюрера.
— Я тебя умоляю… — наконец-то лицо Хельштрома прояснилось, а на его губах заиграла наглая и насмешливая ухмылка. — У этого есть простое объяснение: я пьян.
— Во время опьянения раскрывается истинная сущность человека. Возможно, глубоко внутри вы не такая мерзкая скотина…
Шошанна не могла поверить, что произнесла эти слова. Кажется, алкоголь подействовал на неё куда сильнее, чем она думала, и теперь подталкивал её говорить то, что при любых других обстоятельствах из неё нельзя было бы и клещами вырвать. Будь Шошанна в трезвом уме в этот момент, ни за что на свете не сказала бы подобных слов.
Дитер внезапно помрачнел, а его взгляд, устремлённый на неё исподлобья, стал тяжелее и напряжённее.
Наклонившись корпусом вперёд, навстречу Дрейфус, он резко сжал ладонью её лицо, с силой — даже болезненно — надавив пальцами на щëки. Шошанна несдержанно прошипела в ответ на подобную грубую выходку, однако приказала себе не отводить взгляд.
— В глубине души я ещë отвратительнее, грязнее и опаснее. И если ты вздумаешь провести меня, я самолично задушу тебя, — чуть ли не прошипел Хельштром, удивив — даже напугав — Шошанну столь резкой переменой в настроении.
Ей казалось, что алкоголь сильно ударил в голову штурмбаннфюреру, вынудив того стать мягче, но это была лишь ошибочная иллюзия. Хельштром — даже после трёх бокалов виски — оставался жестоким и опасным человеком.
На секунду Шошанне даже показалось, что она перешла черту, которую не следовало переходить, и теперь Хельштром не будет с ней столь сдержан и милостив. Внутренне девушка приготовилась к скорой расплате за собственную неосторожность, однако… Однако её не последовало.
Вместо удара Шошанна ощутила прикосновение губ штурмбаннфюрера к своим губам, а затем и его пальцы, впившиеся ей в щёку, ослабили хватку.
Шошанна была сбита с толку… Если бы Хельштром ударил её или предпринял попытку взять её силой, то она бы смогла дать ему отпор. Хотя бы попыталась. Однако он не совершал никаких насильственных действий, даже не кричал на неё, а потому Шошанна была обезоружена.