Страница 13 из 19
Привыкшая к насилию и жестокости со стороны немцев, Дрейфус не могла даже предположить, что руки, истязающие пленных, увечащие беззащитных женщин и детей, приносящие столько боли и мучений, могут касаться так нежно, так аккуратно — почти чувственно… Никогда бы девушка не подумала, что губы, из которых вырываются грубые ругательства, грязные оскорбления, нацистские лозунги и бесчеловечные приказы, могут приносить такое наслаждение, вынуждая теряться в ощущениях и отвечать на поцелуй.
Хельштром целовал уверенно и страстно, чуть прикусывая и оттягивая нижнюю губу девушки, чтобы в следующую секунду скользнуть по ней языком. Ладони его хаотично блуждали по телу Шошанны, не грубо, но медленно и аккуратно касаясь кожи через ткань одежды. Словно Хельштром действительно стремился принести ей наслаждение, а не боль. Словно это не он несколько дней назад насиловал её на этом самом диване…
Нехотя разорвав поцелуй, Хельштром заскользил чуть приоткрытыми губами по шее Шошанны, её выделяющимся ключицам, ложбинке между грудей, едва касаясь бледной кожи кончиком языка. Пальцы мужчины следовали за прикосновениями его губ, очерчивая контур челюсти, линию плеч, миниатюрную грудь, напряжённые вершины которой виднелись даже сквозь ткань рубашки.
Хельштром действовал на удивление аккуратно и нежно, уделяя особое внимание наиболее чувствительным участкам тела, вынуждая Шошанну горячо и часто дышать ему на ухо, вплетая пальцы в его тёмные волосы, сжимая их не грубо и резко, как раньше, но сдержанно, почти безболезненно.
Неверные и чуть подрагивающие пальцы штурмбаннфюрера никак не могли справиться с пуговицами на рубашке девушки, и Хельштром, раздражённый собственной беспомощностью, щедро сыпал ругательствами, проклиная всё, на чëм свет стоит. Шошанна, наблюдая за столь необычной и интересной картиной, не могла сдержать насмешливой улыбки. Видеть, как всегда собранный и безупречный в исполнении своих обязанностей штурмбаннфюрер Дитер Хельштром не может справиться с несколькими пуговицами, потому что перебрал с алкоголем, было забавно, даже очень.
Наконец, кое-как справившись с последними двумя пуговицами, Хельштром распахнул рубашку, с удивлением, но при этом не без удовольствия обнаружив, что маленькая грудь девушки не была сокрыта бюстгальтером.
Бросив на Шошанну исподлобья многозначительный взгляд, немец припал губами к бледному холмику и, обведя горячим языком ареолу, вобрал в рот напряжённый бутон, принявшись медленно и чувственно посасывать его, ни на секунду не отводя взгляда от лица девушки.
Шошанна же, ощутив настойчивое и откровенное прикосновение к своей груди, невольно прикусила губу, откинувшись головой на спинку дивана. Ей было хорошо, действительно хорошо. И впервые за дни их знакомства (если это вообще можно было назвать подобным образом) Шошанна могла сказать, что хочет этого немца…
Дрейфус не знала, что именно повлияло на неё подобным образом, но ей хотелось думать, что всему виной был выпитый алкоголь, а вовсе не её изменившееся отношение к Хельштрому.
Штурмбаннфюрер же тем временем, опустившись на колени между разведённых ног Шошанны, медленно снял с неё штаны вместе с бельём, оставив её в одной лишь распахнутой рубашке. Девушка тут же вздрогнула, почувствовав, как кожу покрыли мурашки, однако закрыться или свести ноги вместе даже не попыталась. Вместо этого она продолжала смотреть на стоящего на коленях Хельштрома сквозь полуприкрытые веки, вздыхая каждый раз, когда он чуть сжимал зубами напряжённую вершину, медленно скользя по ней языком.
Когда же Дитер оторвался от груди девушки и, проложив поцелуями дорожку к её животу и ниже, к разведённым бёдрам, легко коснулся языком горячего лона, Шошанна дёрнулась на диване, болезненно — до крови — прикусив губу. Заметив столь красноречивую реакцию на его прикосновение, штурмбаннфюрер довольно и лукаво ухмыльнулся и, пробежав жадным взглядом по лицу девушки, примкнул губами к её лону, легко скользнув языком внутрь.
Шошанна вновь дёрнулась ему навстречу, с силой вцепившись ладонями в спинку дивана, словно боялась упасть, охваченная наслаждением от откровенных ласк майора. Хельштром же, закинув ноги девушки себе на плечи и сжав пальцы на бледной коже её бёдер, настойчиво и упоенно ласкал лоно, то скользя языком внутрь, по чувствительным стенкам, то горячо посасывая тёмно-розовые лепестки, что были влажными от слюны и интимных соков, то чуть царапая их зубами.
Горячие прикосновения губ и языка Хельштрома вынуждали Шошанну самозабвенно и бесстыдно подаваться бёдрами ему навстречу, лихорадочно цепляясь ладонью за волосы немца, словно желая контролировать каждое его движение. Штурмбаннфюрер же не останавливался, то и дело проникая языком как можно глубже внутрь лона, через считанные секунды скользя им вверх по чувствительным и горячим стенкам, вынуждая Дрейфус чуть ли не до хруста сжимать челюсть, из последних сил сдерживая откровенные и громкие стоны.
Пальцы немца болезненно впивались в бёдра Шошанны, контролируя, удерживая её на месте, не позволяя совершать резких движений, пока его язык доводил девушку до беспамятства, вынуждая часто дышать и сдавленно мычать, — только бы ни один стон не вырвался из груди.
Понимая, что девушка находится на грани, Хельштром медленно, словно нехотя, отстранился от её лона и, поднявшись на ноги, провёл языком по своим губам, слизывая оставшуюся на них интимную влагу. Он смотрел на Шошанну тяжело и жадно. Грудь его вздымалась от поверхностных и частых вдохов-выдохов, а вся фигура была напряжена, словно струна.
Напряжённо сглотнув, Хельштром потянулся дрожащими ладонями к пуговицам на кителе и, с трудом справившись с ними, снял его с себя. Затем избавился и от накрахмаленной рубашки, оставшись в одних только тёмных штанах и высоких сапогах. Впрочем, снимать их Хельштром уже не стал — просто приспустил штаны до коленей, навалившись на Шошанну всем своим телом и прижавшись возбуждённой плотью между её разведённых бёдер.
Скользнув по лицу Дрейфус напряжённым и цепким взглядом, Хельштром впился в её губы жарким и томным поцелуем, резким толчком войдя в горячее и влажное лоно. Два стона — мужской и женский — потонули в поцелуе, и слышны были лишь частое и загнанное дыхание и влажные шлепки, сопровождающие каждый уверенный и глубокий толчок, каждое соприкосновение их тел.
Хельштром двигался уверенно и быстро, но ни резкости, ни грубости, ни жёсткости, ни властности в его движениях не было. Не отрываясь от губ Шошанны, он скользил свободной рукой по её груди, лаская, массируя умелыми пальцами нежную кожу, потирая подушечками пальцев возбуждённые бутоны. От столь чувственных и приятных прикосновений девушка приглушённо постанывала, углубляя поцелуй, хватая губами язык Хельштрома и осторожно посасывая его…
Оргазм настиг их почти одновременно. Сильнее сжав в объятиях Дитера Хельштрома, Шошанна приглушённо и сдержанно простонала ему во влажное от пота плечо, едва сомкнув губы на бледной коже. Он же, уткнувшись лицом ей в шею, часто и прерывисто задышал, с силой смежив веки, чувствуя нестерпимую сухость во рту.
Когда же Хельштром, приподнявшись на локте, опустил затуманенный и рассеянный взгляд на Шошанну, то заметил странную смесь эмоций, отражавшуюся на её лице. Дрейфус смотрела на него внимательно, даже задумчиво, словно пыталась что-то понять, отыскать в его глазах ответ на терзающий её вопрос. Дитер хотел было отшутиться — сказать девушке какую-нибудь колкость, сыронизировать, вызвав тем самым ответную реакцию. Но все придуманные фразы застряли в горле, а мысли, роящиеся в голове, превратились в вязкую и несуразную кашу.
Нахмурившись и плотно сжав и без того тонкие губы, Хельштром коснулся ладонью лица Шошанны, лаская её раскрасневшуюся щеку кончиками пальцев. Он был почти уверен, что девушка, сочтя подобное прикосновение неуместным, оттолкнёт его руку. Однако этого не произошло… Вместо этого Шошанна, потянувшись немцу навстречу, коснулась его губ своими, оставив на них долгий нежный поцелуй.