Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 19



Однако Шошанна была непреклонна: уступать такому, как Цоллер, хоть в чём-нибудь она не желала. В отличие от Дитера Хельштрома, умевшего брать всё, что привлекло его внимание, рядовой не отличался ни уверенностью, ни хитростью, ни твёрдостью. В глубине души он был настоящим трусом. И только случай возвёл его на пьедестал, сделав знаменитостью среди нацистов.

— Какой вы догадливый, — голос Шошанны прозвучал куда саркастичнее и язвительнее, чем она хотела, однако Фредерик, казалось, этого не заметил.

«Либо ты слишком туп, либо действительно влюблён…» — мысленно произнесла Шошанна, смерив фигуру рядового равнодушным взглядом.

— Ну что ж, до встречи, Эммануэль… — неловко помявшись на месте, произнёс Цоллер, удивляясь тому, насколько робким и зажатым он становился в присутствии этой девушки.

— До встречи, — ответила Шошанна, растянув губы в слабой улыбке, — вынужденном проявлении вежливости.

Когда же Фредерик Цоллер наконец покинул кинотеатр, Шошанна облегчённо выдохнула, потерев ладонью лоб. Ей необходимо было готовиться… Оставалось совсем немного — несколько штрихов, и уже завтра её долгожданная месть обретёт вес и форму, перестав быть лишь бесплотной фантазией воспалённого разума.

Шошанна Дрейфус с трепетом и одновременно страхом ждала завтрашнего вечера. Однако ни сомнений, ни мыслей о побеге у неё не возникло — она точно знала, что сделает это и даже глазом не моргнёт. Она не будет милостива, жалостлива и снисходительна к этим зверям. Они сполна вкусят плоды заслуженного возмездия, ответив за все свои грехи.

До самого вечера Шошанна не позволяла себе думать об отдыхе. Марсель, ходивший за ней по пятам и выполнявший все поручения, несколько раз интересовался у неё, не хочет ли она немного отдохнуть или хотя бы перекусить, на что всегда получал один и тот же ответ: «Отдохну, когда закончу».

— С такими темпами отдохнём мы только на том свете… — недовольно пробубнил Марсель, бросив на Дрейфус через плечо многозначительный взгляд.

— Загробного мира не существует, — безапелляционно и твёрдо ответила Шошанна, нахмурив брови и чуть ли не до хруста стиснув челюсть.

— Ты не веришь в любовь, не веришь в искреннюю дружбу, не веришь в счастье, не веришь в загробный мир… — полностью развернувшись к девушке, начал Марсель, смерив её внимательным взглядом. — А во что ты тогда вообще веришь? — поинтересовался он, красноречиво изогнув бровь.

— Я верю, что человек сам творит свою судьбу. Я верю, что расплата за преступления неизбежна. Я верю в кровавую руку мести, — холодно произнесла Шошанна, устремив бесцветный взгляд в пустоту.

Марсель ничего не ответил на её слова — лишь натянуто усмехнулся, опустив нечитаемый взгляд на пол. Перед ним стояла девятнадцатилетняя девушка, но он видел лишь суровую и опасную воительницу, готовую умереть ради мести обидчикам. Шошанна Дрейфус слишком рано повзрослела, слишком рано узнала истинное обличие жизни. Она не должна была стать такой… Марсель был уверен: не будь войны, не вторгнись к ним фашисты, Шошанну ждала бы совершенно иная жизнь — светлая, прекрасная и размеренная.

Она вышла бы замуж, поселилась бы вместе с супругом в небольшом домике с садом, неподалёку от ручья. Спустя пару-тройку лет в их семье родился бы первый малыш, которого Шошанна полюбила бы всем сердцем… А умерла бы она в глубокой старости, окружённая любящей семьёй.

Однако этому было не суждено свершиться: счастливое и светлое будущее Шошанны Дрейфус перечеркнула война, полностью изменив саму девушку. Не было больше доброй и милой девочки — любящей сестры и послушной дочери. На их место пришла Шошанна Дрейфус — твёрдая, решительная, гордая и сильная девушка, готовая положить жизнь на кровавый алтарь мести.

— Надеюсь, ты не передумал… — вывел Марселя из раздумий бесцветный голос Шошанны.

Обернувшись к девушке, Марсель поймал на себе её сосредоточенный и цепкий взгляд. Он хорошо знал этот взгляд… Порой ему казалось, что иначе смотреть Шошанна просто не умеет, только так — строго, пронзительно, твёрдо.

— Никогда и ни за что, — не поколебавшись ни секунды, коротко ответил Марсель, вызвав на лице Дрейфус скупую улыбку.



Неосознанно прикусив нижнюю губу, Шошанна подошла к Марселю ближе и, встав на цыпочки, коснулась его губ своими, прижав ладонь к щетинистой щеке. Мужчина, не ожидая подобного, даже опешил поначалу, однако уже через считанные секунды ответил на поцелуй, уверенно сжав Дрейфус в своих объятиях.

Шошанна не знала, что на неё нашло… Подобного рода сентиментальные порывы были ей несвойственны — она просто не видела в них смысла, считая, что существует множество других способов выразить любовь и признательность. Однако в этот момент всё было иначе.

Шошанне было необходимо, чтобы кто-то нежно целовал её, сжимал в горячих объятиях, благоговейно шептал на ухо милые и полные восхищения глупости. В этот момент Шошанне не хотелось быть сильной, уверенной и решительной мстительницей — в этот момент она жаждала почувствовать что-то, кроме ненависти и злобы.

Сокрытая в глубине души Шошанны Дрейфус юная девушка жаждала любви и нежности. Сокрытая в глубине души еврейская девочка желала забыться в ласковых и чувственных прикосновениях преданного и влюблённого в неё друга.

Смелая же мстительница думала о завтрашнем вечере, во всех подробностях представляя пожирающее и нещадное пламя, в котором будут гореть нацисты. И языки пламени сотрут всю мерзость их, и не останется ничего — ни людей, ни знамён. И последнее, что увидят звери перед смертью, будет лицо еврейки, отомстившей сполна своим обидчикам.

***

Шошанна возвратилась в свою маленькую квартиру поздно вечером, уставшая, голодная, но довольная и даже несколько взволнованная. Быстро поднявшись по грязным ступеням, девушка чуть ли не на цыпочках подошла к хорошо знакомой двери, помедлив лишь мгновения перед тем, как открыть её.

Зайдя в тёмную квартиру и закрыв за собой дверь, Шошанна устало прислонилась головой к стене и потёрла ладонями глаза, сгоняя отголоски дрёмы. Когда же девушка, разомкнув веки, включила в доме свет, то мгновенно напряглась всем телом, нахмурившись и стиснув зубы. Что-то было не так… И хотя Шошанна, стоя у входной двери, не могла видеть другие комнаты, однако выработанный за годы войны инстинкт самосохранения подсказывал ей, что в квартире она не одна.

Конечно, Дрейфус догадывалась, кто именно пожаловал к ней так поздно, наплевав на все условности и существующие правила, однако смелости или же уверенности это не прибавило.

Глубоко вздохнув и на мгновения прикрыв глаза, Шошанна уверенно прошла в соседнюю комнату, в которой тускло горел один-единственный светильник, стоявший на небольшом столике рядом с диваном. На самом же диване вальяжно и расслабленно восседал штурмбаннфюрер Дитер Хельштром, буравя пол задумчивым взглядом и прокручивая в пальцах почти пустой бокал. А на столике стояли ещё один бокал и начатая бутылка дорогого виски, которой — Шошанна точно помнила — у неё отродясь не было. Меж зубов Хельштрома была зажата сигарета, а первые две пуговицы на его кителе были расстёгнуты. Выглядел штурмбаннфюрер абсолютно расслабленным.

— Поздно же вы домой возвращаетесь, — с иронией произнёс Хельштром, прервав напряжённую тишину, и опрокинул в себя оставшееся в стакане виски.

— Кто вас впустил? — проигнорировав комментарий майора, спросила Шошанна, немало раздражённая не имеющей границ наглостью Хельштрома.

— Сам зашёл… Через окно, — исподлобья посмотрев на девушку, ответил Хельштром и приглушённо усмехнулся, развеселённый собственной шуткой.

Шошанна в ответ только повела бровью, сжав губы в тонкую линию.

— И сколько же вы, интересно, ждали моего возвращения? — с плохо скрываемой насмешкой спросила Шошанна и подошла к Хельштрому, сев на диван, — как можно дальше от него.

Взгляд Шошанны невольно скользнул по бутылке, и она презрительно поморщилась. Заметив это, Дитер Хельштром криво ухмыльнулся и, придвинувшись к столику, наполнил два бокала алкоголем, протянув один из них девушке. Поколебавшись, Дрейфус приняла из рук штурмбаннфюрера бокал, однако пить из него не торопилась.