Страница 8 из 32
– Что ты так сразу о плохом думаешь? – попыталась утешить соседку Настя. – Может быть он в аварию попал. На трассе? Пострадал и теперь в реанимации мается, весь загипсованный?
– Тьфу на тебя! – Люська продолжала шмыгать носом и принюхиваться к колбасе. – Любительская?
– Ага. – Настя оторопело наблюдала за тем, как бутерброд исчезает с немыслимой скоростью.
– Гадость. – пробубнила Люська, энергично пережевывая халявный продукт Настиного кулинарного творчества. – Не могла чего приличней на закуску купить? Точно знаю – с тушканчиком он. Тьфу! – она обвиняющим взглядом окинула Анастасию. – С любовницей. Так, как – нет коньяку?
– Есть. – Насте было не жалко крепкого алкоголя для ревнивой соседки. Недавно братец забегал, с визитом вежливости – хвастался, что грядет пополнение в семействе. Коньяк притащил в качестве магарыча. Полбутылки на радостях сам употребил, рукавом закусывая. Полбутылки осталось.
– Хороший коньяк, армянский, не чета колбасе. – Люська сноровисто опрокинула рюмашку и припала к бутерброду. – Слушай-й-й.. – жадно пережевывая, соседка взглянула на Настю слегка окосевшими глазами – Ты же, вроде, в шарашке какой-то мутной трудишься, а, вон, живешь неплохо – коньяк, колбаска.. Квартирка, опять же, отдельная. Ик.. с шефом спишь?
– Я? – поразилась Настя. – С шефом?
– Ты.. – пьяно ткнуло пальцем Люська, целясь в блюдце с лимоном. – Тоже.. мышь.. длинноногая.. Тушканчик!
Люська, незаметно приговорив полбутылки коньяку, стремительно пьянела – глаза заблестели, голос сделался низким и томным. На Настю уже внимания обращала мало – ходит какая-то девка в штанах, да и ладно!
– Эко, как тебя повело. – Настя спохватилась слишком поздно. – Видать, уже чем-то раньше закинуться успела, до коньяка-то. Пошли-пошли, милая, пора баиньки. – она подцепила соседку под локоток и потащила к входной двери. – Домой-домой, шагай лёгким шагом.
Люська жила на четвёртом и поднимались они добрых десять минут, при чём, Люська так и норовила прилечь Насте на плечо и там заснуть.
Дотащив стенающую соседку до квартиры, Настя обомлела – на пороге семейного гнёздышка стоял злой, как чёрт, Михаил и осуждающим взглядом сверлил Настю, ну и жену.
– И, как это понимать? – сурово взглянув на благоверную, взгляд которой внезапно из мутного сделался умильно-счастливым, обратился Михась к Насте. – Не ожидал от тебя, не ожидал.. Ты зачем Люську напоила? Выпить не с кем было? А с виду вполне приличная девчонка.
Люська небрежным движением руки смахнула с головы бигуди и волосы упали роскошными локонами, прикрывая взгляд пьяных глаз. У самой Насти таких локонов никогда не получалось, ни с бигудями, ни без них.
Анастасия сердито фыркнула.
– У нас праздник, между прочим. – сурово выговаривал Михаил, подхватывая жену под локоть. – День бракосочетания. Я всю неделю готовился, подрабатывал. Цветы, шампанское, подарок, а ты все взяла и испортила! Заведи себе мужика, с ним и бухай! – обманутый в своих ожиданиях, Михаил злился все сильнее, голос его становился громким и резким, рядом, в квартирах по соседству, послышались недовольные голоса жильцов. – Уходи и чтоб я тебя с Люськой больше не видел! Алкоголичка! Пошли, дорогая. – и, приобняв Люську за плечи, рассмотрел на щеке жены свежую царапину.
– Вы, что, подрались? – вскипел Михаил. – Да, ты.. Да, я.. Я в полицию пойду. Руки она распускает, лахудра! – и двери захлопнул, а Настя осталась стоять на площадке, дура-дурой. Её словно помоями окатили.
– Ты чего это к Мишке пристаёшь? – подслеповатым кротом из квартиры напротив высунулся ещё один сосед, пенсионер Махорский. – Чего прицепилась? Вот я Люське всё обскажу, как есть! Как ты к женатому мужику липнешь. Она-то тебе патлы причешет! Ишь, лярва, поселилась здеся. Буржуйка на машине! Я те устрою. Небось наркотой торгуешь, злыдня? Михаил – молодец! Вас, шалав, только так и учить надобно.
Настя обреченно махнула рукой – с соседями она не ладила. С какого-то перепуга, все в доме решили, что она, Настя, содержанка богатого мужика, за которого, долго не гадая, приняли отца самой Насти, заглянувшего как-то в гости к дочери.
Нужно сказать, что отец Насти, личностью в городе был известной, а квартирку эту, унаследовал от бездетной тётки, но в ней почти не жил, предпочитая пускать квартирантов, а затем и вовсе подарив жилплощадь младшей дочери, чем вызвал откровенную неприязнь тёщи и без того не особо жаловавшей зятя-голодранца. По мнению Жанны Аркадьевны, её дочка, мать Анастасии, умница и красавица, заслуживала кого-то более достойного, чем главврач обычной, районной больницы.
Вернувшись в квартиру, Настя остро пожалела о том, что коньяк закончился.
– Люди злы и неблагодарны. – решила девушка, сгребая со стола остатки пиршества и отправляя их в мусорное ведро. – Спать пора.
И, совершив все необходимые процедуры, Настя легла спать, прихватив с собой в постель мягкого плюшевого медведя. Медведь был заслуженным ветераном, подаренным Насте кем-то из родственников на пятилетие ее жизни. Товарный вид игрушка потеряла очень давно, равно как и один глаз, но на ощупь оставалась по прежнему мягкой и уютной.
Под невнятный бубнеж телевизора, девушка и уснула. Завтра ей предстоял путь в незнакомый населённый пункт с говорящим названием «Гадюкино».
*
Утро добрым не бывает – известное изречение неведомого гения, заспанная Анастасия, целиком и полностью, принимала и разделяла.
Просыпаться не хотелось – хмурое утро заглядывало в окно, скребло по оконному стеклу сухой тополиной веткой и пылило водяной взвесью.
Дождя ещё не было, но мелкая морось, холодная и противная, называемая Настей коротко и ёмко «мразь», настроения не улучшила.
Покидать тёплую постель, одеваться и тащиться на машине неизвестно куда, не то, что не хотелось – одна мысль о подобном подвиге, вызывала у Насти ноющую зубную боль.
Но, девушка обещала, ведомость взяла, да и карточку на бензин ей выдали.
Некоторое время она ещё лениво валялась в постели, размышляя о том, что её маленькая машинка, всё-таки, не "Уазик" и по бездорожью – а, какие еще могут быть дороги, ведущие к деревне с говорящим названием «Гадюкино», может и не пройти, бесславно утонув в жирной грязи. Середина октября, как-никак. Золотая осень, воспетая поэтами и славная холодным, континентальным восточным ветром, дождями и слякотью.
Оптимизма подобные мысли ей не прибавили, но с подушкой расстаться, всё же, пришлось, как и с медведем, и с тёплым одеялом.
В квартирке чувствовалась промозглая сырость – солнышко, в отличие от Насти, просыпаться не спешило, серый сумрак бодро пытался разогнать электрический свет, а о центральном отоплении оставалось только мечтать.
– Два дня до мечты, – потянувшись, Настя проворно шмыгнула в ванную комнату, включив воду и сделав её горячее обычного. – и затопят. Буду разгуливать по квартире в трусах и галстуке.
Затем, она привычно упаковала собственное тело в джинсы и свитер крупной вязки, впихнула в себя кофе и пару шоколадных конфет и решила, что покорять мир, она, конечно же, не вполне готова, но путешествие в Гадюкино, определённо может состояться.
В дорожную сумку, гордо именуемую «Походной», отправились термос с чаем, плед и лёгкий перекус, в другой, пластиковой, уже дожидался, хорошо упакованный, подарочный набор для Мохнорылкиной Степаниды Савишны.
Так получилось, что двери квартиры Настя закрывала при помощи носа, подбородка и непечатных выражений, произносимых тихо и невнятно, по причине слегка приоткрытой двери в квартире справа.
– Пенсионеры, – пожала плечами Настя, спускаясь по лестнице. – одинокие, скучающие старики, к которым редко приезжают дети, ещё реже – внуки. Никаких радостей, кроме пенсии, телевизора и сплетней. Перемыть кости соседям, особенно молодёжи, особенно тем, кто выделяется из серой массы, дело обязательное и регулярное, как секс у женатиков.
Настя имела наглость выделяться – жила одна, ездила на машине, пусть и крохотной, ни с кем особо не дружила и с бабками-соседками здоровалась вежливо.