Страница 16 из 38
– Не вешайте трубку.
Семя
В предрассветных сумерках раздались первые осторожные выкрики птиц.
В тумане обозначились призрачно-белые стволы берез.
А вот и холмистый соседний участок, где пасутся лошади.
У каждого из детей Маккларенов была своя комната с собственным видом. Их родной дом.
Пятеро детей.
Один, соответственно, малыш и один, само собой, старший, почти взрослый.
Чем-то похоже на забег: старший прибегает первым, затем второй, третий, четвертый и, наконец, последний.
И, глядя в окно, каждый думает: Это мой дом! Я никуда не уезжал.
Дети Маккларенов один за другим покидали родной дом, но уезжали они не слишком далеко.
Из пятерых только Том перебрался в другой город (с женой и детьми), Рочестер, что в семидесяти милях от Хэммонда. Возглавив подразделение «Маккларен инкорпорейтед», выпускающее школьные учебники, он поддерживал постоянную связь с отцом.
Дочери Маккларенов – Беверли, Лорен и София – жили в радиусе восьми миль от семейного дома.
Вирджила-путешественника забрасывало на север аж до Фэрбенкса на Аляске и на юг до Лас-Круса в штате Нью-Мексико. Когда ему было двадцать с гаком, он исчезал на недели, а то и месяцы в неизвестном направлении, а когда родным приходила от него запоздалая открытка, он уже находился где-то в другом месте. Ему нравилось «летать как семечко».
Он говорил это без всякого тщеславия. Откуда оно у ребенка? Он такой, какой он есть.
– Семечко должно пустить корешок и пойти в рост. Чтобы превратиться в нечто большее и значительное, чем просто семя.
Чтобы пригасить его воодушевление, Уайти позволял себе посмеяться, а Вирджил хмурился:
– Что тут непонятного, папа? Почему ты полагаешь, что у явлений природы должна быть какая-то иная цель, кроме того, чтобы быть собой?
– Почему я полагаю… что?
– Вот видишь… это твое заблуждение. В данном конкретном случае.
Заблуждение. Такими словами в лицо Уайти Маккларену лучше не бросаться.
Остальные внимательно слушали. Даже София, обычно выступавшая союзником младшего брата, ждала, что отец поставит его на место.
Младшие Маккларены с удивлением замечали, что Вирджил (похоже) не обижается на замечания отца. Он их встречает, стоически улыбаясь и поглаживая редкую бородку, а иногда фыркает, как домашний кот, которому случайно наступили на хвост.
– Разве заблуждение верить в то, что мы появились на этом свете, чтобы быть полезными? Здравый смысл! – Уайти начал терять терпение. Лицо покраснело, мышцы напряглись. Как многие публичные люди, отличающиеся добродушием и приятными манерами, завоевывающие аудиторию открытостью и прямотой (или видимостью того и другого), он не терпел возражений.
– Но что значит «быть полезными»? В чем, для кого, какой ценой и с какой целью? Что-то полезно, а что-то бесполезно… как, например, искусство. – Вирджил говорил с наивным пылом, подавшись вперед на худых локтях и словно не видя поднимающегося в отце раздражения.
– Искусство бесполезно?
– Ну как сказать. Многие бесполезные вещи не являются искусством, а само искусство… да, не приносит пользы. Если бы приносило, то оно не было бы искусством.
– Чушь! Куча полезных вещей могут быть красиво поданы. Здания, мосты, автомобили… самолеты, ракеты… посуда, вазы. – От возбуждения Уайти начал заикаться. – Да взять хотя бы наши книжные издания. Первоклассные продукты, которые полезны и при этом являются искусством.
Вирджил возразил:
– Красота не обязательно является искусством. Это два разных понятия, так же как польза и искусство…
– Повторяю, чушь! Сам не знаешь, что несешь, ты же никогда не работал. У тебя нет ни малейшего представления о том, что такое жизнь, что такое польза. Откуда, если у тебя никогда не было настоящей работы?
Джессалин мягко вмешалась:
– Ну что ты, Уайти. У Вирджила было много разных…
– …временных подработок. Присмотреть за домом. Погулять с собакой. Но ничего постоянного, стоящего.
Как несправедливо и недостоверно! Вирджил уже собирался возразить, но предостерегающий взгляд матери его остановил. Она словно положила руку ему на плечо.
Для Уайти это была такая досада, что он не мог выиграть толком ни одного спора с хитроватым младшим сыном, хотя знал (и все знали), что он прав. Ему оставалось винить лишь самого себя (Уайти это признавал), что он согласился дать младшему сыну имя, выдуманное женой, вместо какого-нибудь традиционного – скажем, Мэттью.
С сыном, которого бы так звали, у него не было бы подобных стычек, как их никогда не было с Томом.
Вирджил всегда был задумчивым ребенком. Одиноким, упрямым. В школе – отстраненным. Среди сверстников – темной лошадкой. Для брата и сестер – малышом.
В одиннадцать лет Вирджил подпал под обаяние Уильяма Блейка, на стихи которого случайно наткнулся в старых школьных маминых антологиях на тесных книжных полках.
О! У Вирджила было такое чувство, будто через него пронесся поток, оставив его обессиленным.
Материнские пометки на полях заинтриговали Вирджила. Раньше он себе не представлял мать юной девушкой, школьницей, сидящей в классе, обдумывающей стихотворение и делающей пометки от руки.
Он впадал в задумчивость, подобно матери, когда ей казалось, что она в комнате одна.
Имя Вирджил предложила Джессалин (кажется, так звали ее школьного учителя, молодого красавца, любителя поэзии?), и Уайти возражать не стал. Не так часто жена выражала какие-то пожелания.
(Впоследствии он сожалел об уступке. Он считал почти всерьез, что все беды Вирджила проистекают от имени, полученного при рождении.)
Когда одиннадцатилетний Вирджил спросил мать про Уильяма Блейка, она поначалу даже не поняла, о ком идет речь. Поэзия – это было так давно. Она смутно помнила названия: «Изречения невинности», «Песни невинности и опыта». Когда Вирджил показал ей «Нортонскую антологию английской литературы», том второй, она не поверила, что это ее книга, пока он не продемонстрировал ей пометку на титульном листе: Джессалин Ханна Сьюэлл.
И только тогда она задумчиво произнесла:
– Ну да… теперь я кое-что вспоминаю.
Вскоре Вирджил открыл для себя пьянящую поэзию Уолта Уитмена, Джерарда Мэнли Хопкинса, Рембо, Бодлера. Его первыми литературными опытами стали подражания этим поэтам, так же как первыми попытками в рисовании стали подражания Матиссу, Кандинскому и Пикассо (цветные оттиски в «Искусстве европейских мастеров», еще одной книге, обнаруженной им в семейной библиотеке). Не по годам развитый юноша прочел (или попытался прочесть) «Илиаду» и «Одиссею», «Метаморфозы» Овидия, «Диалоги» Платона. «Энеида» его тезки Вергилия у него как-то не пошла.
Вирджил раздобыл подержанное пианино и настоял, что будет брать уроки. Позаимствовал у родственника старую флейту.
Он сочинял музыку к собственным стихам. А свои художественные замыслы называл визуализированной музыкой.
Хотелось думать о себе как о существе мифическом, этаком оракуле. А «Вирджил Маккларен» он воспринимал как западню, в которой Вирджил задыхался. Смысл жизни не сводился к записи в паспорте, он расширялся до безличного высшего «я». Он поставил перед собой великую цель – очистить душу. Свои стихи и художественные поделки он подписывал без фамилии: Вирджил (март 2005), Вирджил (сент. 2007).
4
Уильям Блейк. Прорицание невинного. Перевод С. Маршака.
5
Уильям Блейк. Изречения невинности. Перевод Гоблина (псевдоним).