Плоскость

Прошла еще неделя, а земли все не было и Алекс забеспокоился. Воды оставалось еще почти на месяц, а вот еда начала заканчиваться. В первый же день он перебрал продукты и обнаружил непонятно зачем взятый им мешок муки. Пришлось печь блины на газовой горелке, благо все равно следовало использовать недолговечные яйца, а жарить яичницу было бы расточительством. Но вместо жидкого теста для блинов у него получилось нечто совершенно несуразное, наверное потому что он решил экономить жидкость и плюхнул слишком много муки. При выпекании этой субстанции получались даже не оладьи, а бесформенные лепешки, впрочем, вполне съедобные. Это было, пожалуй, и к лучшему, потому что выпекать блины во время качки – опасное занятие. На третий день прокисло молоко, несмотря на клятвенные заверения текста на упаковке. Впрочем, лепёшки можно было выпекать и на забортной воде, что он и продолжил делать, причем их вкус почти не изменился, лишь приобрел легкий привкус йода. К концу второй недели кончился газ в последнем баллоне и горелка стала бесполезной железякой, а остатки муки – бесполезным грузом. Так хорошо упакованные мешки с рисом тоже оказались лишними, тем более, что в них завелись долгоносики. Впрочем, он бы не отказался и от риса с долгоносиками, но варить было не на чем. Та же участь постигла и макароны. Оставались галеты (с теми же долгоносиками) и последний десяток банок тушенки, которую можно было есть и холодной. Спиннинг давно уже волок за кормой леску с блесной, но на нее никто не покушался, да и не был он уверен в том, что может есть сырую рыбу. На третью неделю после поворота, несмотря на жесткую экономию, кончились консервы. Вода тоже начала заканчиваться. Но самым неприятным было то, что заметно похолодало: "Алисия" явно промахнулась мимо Мадагаскара, а, возможно, и мимо Африки и теперь уверенно держала курс на Антарктиду. Очень не хотелось поворачивать на север, но выбора не было и Алекс малодушно отложил капитуляцию до утра. Спалось плохо, пустой желудок требовал свое, было нестерпимо страшно и, перед тем, как заснуть, Алекс твердо решил плюнуть на всех васифов и спасать свою шкуру в первой же подвернувшейся стране. С этой мыслью он и попытался заснуть.

Сон не шел. Алекс давно уже привык к качке и последние дни засыпал мгновенно, а вот сейчас почему-то не спалось. Он слушал, как океанская волна бьется в борт "Алисии" и в его голову приходили странные мысли. Почему-то он начал думать о том, как мореходы старых времен: финикийцы, поморы, варяги и греки уходили в море не представляя даже толком куда идут. Земля казалась им плоской и на дальнем краю Ойкумены был Конец Земли, ужасный, неописуемый словами, непредставимый. Никто не знал, что будет там, за границей изведанного и возможно, думали они, там нет вообще ничего, там кончаются все чувства и мысли. Или, еще страшнее, никакого края нет и можно идти вперед вечность, но так никуда и не прийти. И все же они поднимали свои паруса и, преодолевая холодный страх, плыли в неизведанное. А потом появился Аристотель, сказал умные слова и Земля стала конечной и познаваемой, а страх, казалось, исчез навсегда. Но он не исчез, понял Алекс, а лишь затаился. Вот как раз сейчас ему было страшно, страшно как никогда, потому что муссон толкал "Алисию" со скоростью в семь узлов прямо к Краю Земли, а качка мешала думать, путала мысли и лелеяла его страхи. Вдруг страх исчез, пропал, как и не было его, а вместе с ним куда-то исчезла мешающая думать качка. Но думать больше не хотелось и тогда Алекс понял, что спит.

Спал он беспокойно, ворочаясь с боку на бок на жесткой койке и ему снились безумные кошмары, которые он, к счастью, не запоминал. Наутро он проснулся от хлопанья парусов. Едва продрав глаза, он стремительно вскочил с койки: что-то было не так. Да что там, буквально все было не так. Еще вчера вечером его гнал на юго-запад крепкий муссон и "Алисия" с заклиненным румпелем уверенно взлетала на волну и легко скользила вниз. Теперь же ветра не было почти совсем, мачта смотрела вертикально вверх и "Алисию" почти не качало. Точнее, ветер был, но он никак не напоминал муссон. Это был легкий бриз, так хорошо знакомый ему по Средиземноморью. Провисшие паруса хлопали и медленно толкали "Алисию" в совершенно неожиданном направление: компас показывал юго-юго-восток, хотя румпель был по-прежнему заклинен. Впрочем, штиль мог повернуть его суденышко куда угодно. Сам же океан изменился напрочь, да и океаном-то перестал быть, легко раскачивая яхту мелкими, рваными волнами, которых не бывает в настоящем океане. И что-то еще было неправильно, но эта неправильность ускользала, играла с ним своей недосказанностью, пока он наконец не сообразил: было жарко, очень жарко. Вчерашняя прохлада, дыхание Антарктики, куда-то исчезла.

Алекс судорожно схватил бинокль и стал исследовать горизонт. Да, ну конечно же! Впереди по левому борту была суша, полускрытая туманом, из полосы которого виднелись покрытые зеленью вершины. Мадагаскар или Африка? Если это Африка, то наверное ЮАР, а там его могут ждать люди Васифа, но уходить обратно в океан, не зная своего положения, без еды и без воды, было уже верной смертью. Как легко действовать тогда, когда нет выбора! К берегу, решил он, разумеется, к берегу. Но бриз едва шевелил паруса и берег не приближался. Мысленно пожав плечами, Алекс включил двигатель, надеясь не только быстрее достичь суши, но и зарядить планшетник и выяснить наконец свое местоположение. Через полчаса планшетник начал подавать признаки жизни, но ловить сигналы позиционирования отказался. Это было более чем странно, однако будучи программистом, Алекс не доверял ни электронике, ни, в еще большей степени, программному обеспечению и махнул рукой на вредный прибор. Телефон, наспех заряженный, тоже не ловил сеть и это уже совсем не радовало. Тем временем берег заметно приблизился и прямо по курсу из низкой полосы тумана появилась лодка. Она шла встречным курсом, уже через пару минут ее можно было рассмотреть и Алекс не поверил своим глазам: то был "банка", хорошо знакомый ему филиппинский тримаран, похожий на огромного таракана. Он хотел довернуть поближе к тримарану, но "банка" сам сменил курс и начал сближаться. Только тут он заметил, что лодка гребная, с одним двухлопастным веслом, как на каное.

– Эй, на лодке – хрипло окликнул Алекс гребца по-английски – Привет!

Тот недоуменно уставился на него и произнес что-то на совершенно незнакомом языке. Алекс попробовал поприветствовать его на русском, на французском и на иврите, но гребец лишь недоуменно мотал головой, показывая, что не понимает. Вдруг он неожиданно сказал:

– Гой ест’е! Ряд’оватисья тыя!

…По крайней мере для Алекса это прозвучало примерно так и заставило вздрогнуть от неожиданности. Гребец выглядел странно. Одет он был в обтягивающую тунику цвета морской волны с поясом из металлических колец, а на голове имел серую фетровую шляпу с обвисшими краями, закрепленную под подбородком малиновой лентой. Не чернокожий, как следовало бы ожидать в Африке, но достаточно смуглый, он выглядел совершенным азиатом, однако его национальность Алекс не взялся бы определить. Еще меньше можно было ожидать от него слов, отдаленно напоминающих славянские, но это как раз можно списать на усталость. В таких случаях по всем канонам следует себя ущипнуть или уколоть чем-то острым, но Алекс был уверен, что не спит. Тем временем туман разошелся и открылся берег. Точнее, это был не совсем берег, а скорее нагромождение не то островов, не то выступов суши. Образующие их темные скалы, поросшие зеленью в самых неожиданных и отвесных местах, круто, порой даже под отрицательным углом, обрывались в море. Внизу, над самой водой, скалы поросли густыми наростами песчаниковых наплывов, напоминающих сталактиты. Зрелище было странное, совершенно потустороннее и, тем не менее, очень знакомое. Оно было настолько знакомым, что он даже узнал нависшую над морем скалу, которую в свое время успел сфотографировать, как раз в тот момент, когда из под нее выплывал здоровенный моторный тримаран, размахивающий на волне балансирами, как какое-то инопланетное чудовище. Конечно, это же окрестности острова Палаван в Филиппинском архипелаге, на котором он был с друзьями два года назад. Но как такое возможно? Как я мог за ночь перенестись из Индийского океана в Тихий? Может все же стоит ущипнуть себя?