Страница 69 из 71
– Уверяю тебя, нас поддержат «повесы», и я очень сомневаюсь, что высший свет после этого повернется к нам спиной.
Дженси нечего было возразить. Конечно, Саймон знал, что говорил, но ей не верилось…
– Дорогой, но люди могут…
Он покачал головой:
– Нет, не могут. Пойдем в дом. Нам надо поговорить, но знай: я с тобой не расстанусь. – Когда они уже приблизились к террасе, он спросил: – Кто еще знает про твою мать? Соседи?
– Не думаю, что Марта сообщила об этом кому-то, кроме Исайи. Она считала это позором.
– Значит, нет оснований для беспокойства. Остальное мы как-нибудь уладим.
– А как же Оттерберны? Они-то знают, что я – не из их семейства.
Они поднялись по каменным ступеням.
– В семьях всякое случается. Я встретил в Канаде одного Сент-Брайда, который никогда не слышал о Брайдсуэлле. Мы знаем свою родословную от войны Алой и Белой розы. Но разве ты не видишь, что для нас это не имеет значения? А если когда-нибудь эта тема возникнет, то мы признаемся: Марта Оттерберн сочинила историю про шотландцев, чтобы прикрыть грех своего мужа. Красивая правда.
Они вошли в дом и, миновав коридор, зашли в свою спальню. Саймон помог жене снять плащ, затем пристально посмотрел на нее и сказал:
– Если есть еще какие-то секреты, Дженси, лучше расскажи сейчас, не откладывай.
Она всхлипнула.
– Больше ни одного. Честное слово. Прости, Саймон. Я собиралась все рассказать тебе еще в Пуле, но не хватило мужества. И я слишком сильно хотела быть с тобой.
Он смахнул пальцем слезинку с ее щеки.
– Говоришь, слишком сильно? В данном случае слово «слишком» совершенно неуместно. И я сомневаюсь, что твое желание больше, чем мое. Ты моя жизнь, Дженси. Без тебя мне не жить.
Она чувствовала то же самое, и они целовались так, словно каждый из них стремился стать плотью и кровью другого. Наконец он высвободился из ее объятий и, усадив на диванчик, сел с ней рядом.
– Дорогая, мы должны подготовиться. Какие еще осложнения могут возникнуть?
Дженси вздохнула:
– Хаскетты… Если они вдруг захотят… – Она задумалась, потом покачала головой: – Нет, вряд ли. Я не помню, чтобы кто-то из них упоминал имя моего отца. – Она прижала ладони к пылающим щекам. – А мать… Никто ее не спрашивал, кто был отцом ее детей.
Саймон кивнул:
– Понятно. Выходит, твоя мать не говорила своим родственникам, кто твой отец?
– Да, наверное, не говорила.
– Следовательно, только твоя мать, – продолжал Саймон. – Как ты думаешь, она проговорится?
Дженси пожала плечами:
– Трудно сказать… Я ведь знала ее очень давно и была тогда совсем маленькой. Я ее любила. Думала, что и она меня по-своему любила.
– Сколько у тебя братьев и сестер?
– Тогда было четверо. Но она часто говорила: «Дети легко появляются».
Дженси вдруг сообразила, что сбилась на давно уже забытые интонации – говор Хаскеттов. Она густо покраснела. Заметив, что муж улыбается, пробурчала:
– Перестань…
Саймон рассмеялся:
– Наконец-то я понял, откуда взялась моя порочная и дерзкая Дженси. С нетерпением буду ждать встречи с твоей матушкой.
– Не жди романтических сцен. Я как-то встретила ее на улице через три года после того, как стала жить с Мартой. Она была грязная, грубая, оборванная, пьяная. Единственное, что я тогда испытала, – это ужас. Боялась, что она передумает и утащит меня обратно.
– Но она ведь этого не сделала. Это она научила тебя предсказывать судьбу?
– Нет, тетя Сейди.
– А про опарышей от кого узнала?
– От бабушки Хаскетт.
– Боже, благослови бабушку Хаскетт. Я перед ней в долгу, а перед твоей матерью – в долгу за тебя. Так что я должен им заплатить.
– Деньги они возьмут, это точно. Но захотят еще.
– Отлично. Пойми, любимая, мой долг – заботиться о твоей матери и ее семье.
– Саймон, что ты задумал?
Он ухмыльнулся и спросил:
– Где они живут?
– На дорогах. – Дженси вздохнула. – С весны до осени бродяжничают, иногда нанимаются на какую-нибудь работу – ухаживают за лошадьми, например. Попрошайничают, воруют, когда могут – браконьерствуют. Зимой живут в горах, у них там ферма, но дом – ветхая хижина, а земля – почти непригодная для обработки, и они себя этим не утруждают.
– То есть если я найду им хорошую ферму, они не будут там работать?
– Сомневаюсь. Я тогда была совсем маленькая, но думаю, что им нравилась такая жизнь. Мне тоже нравилась – кроме самых тяжелых зимних месяцев. Какое-то время я никак не могла привыкнуть к жизни у Марты, на Эбби-стрит. Мне ужасно не нравилось все время сидеть дома, на одном месте.
Саймон надолго задумался, потом посмотрел на жену:
– Я готов высказать предположение, что в глубине души твоя мать о тебе заботилась. Она нашла тебе хороший дом и никогда не доставляла неприятностей, так? Не приходила попрошайничать, не подбивала тебя на кражу, верно?
– Да, верно. Она совсем не интересовалась моей жизнью. По-моему, она отдала меня Марте потому, что беспокоилась за себя. Я выделялась среди Хаскеттов цветом волос и этим обращала на себя внимание. Некоторые люди думали, что Хаскетты меня украли. А мать смеялась – ведь детей так легко сделать. Но Хаскетты не любят привлекать к себе внимание. А еще был дядя Лемюел, который очень странно себя вел, когда общался со мной. – Она подняла на мужа глаза. – Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?
– Да, понимаю. И я благодарен твоей матери. Очень хотел бы с ней встретиться.
Дженси сокрушенно покачала головой. Что ж, если он настаивает на таком знакомстве, то пусть знакомится, пусть узнает, что за женщина ее мать. Теперь она уже не боялась, что после этого Саймон ее отвергнет. Да, пусть делает что хочет.
Но она все же спросила:
– А разве после такого знакомства наше положение станет безопаснее? Очень в этом сомневаюсь.
– Напрасно сомневаешься. Если мы правы насчет твоей матери, то никто твое родство с Хаскеттами не предаст огласке. А то, что ты незаконнорожденная, – просто невезение. Тебя прекрасно примут в обществе, уверяю.
– Но ведь я закоренелая обманщица! Я жила в Йорке как племянница Исайи!
– Здесь у тебя есть кузина Дороти, которая не кузина даже мне. У меня есть родственники, которых я называю «дядя» и «тетя», хотя они – очень дальние родственники.
– Наверняка я говорила, что Марта – моя мать.
– Она была твоей приемной матерью.
– Но на корабле, когда мы плыли в Канаду, я сказала, что умерла Нэн! – выпалила Дженси.
– От горя и болезни ты не понимала, что делаешь.
– А на «Эверетте»?
– Там ты была Джейн Сент-Брайд. Кроме того, я что-то не помню, чтобы ты объявляла себя дочерью Марты. Может, в беседе с Дакром.
– Да, возможно. Но точно не помню. – Она покачала головой и нахмурилась.
– Дорогая, в любом случае не стоит беспокоиться. Почему ты считаешь, что Дакр все помнит? Многие ли могут поклясться, что помнят все подробности пустого разговора? Слава Богу, нет таких людей, которые записывали бы все, что говорят их собеседники.
– Я думала, что есть.
Он улыбнулся:
– А если есть, то в этой жизни они не перечитывают свои записи. И не забывай о главном: у нас на руках туз. Кто посмеет побеспокоить нелепыми подозрениями леди Остри, жену будущего графа Марлоу?
– Но, Саймон, я же лгала! Лгала многим, в том числе тебе!
Он поцелуем прекратил дальнейшие протесты.
– Доверься мне, Дженси. Разумеется, мы не станем говорить об этом всем и каждому, но будем считать, что отныне ты – бывшая Нэн Оттерберн, небольшой грешок Арчибальда Оттерберна.
Какое-то время она молча смотрела на него. Потом пробормотала:
– Будем считать?.. Ладно, поверю, что ты прав. О, но есть еще одно… – Увидев, как муж изменился в лице, она поспешно добавила: – Нет-нет, не секрет! Наше венчание, Саймон. Боюсь, что в нем было… что-то не совсем правильное. Я тогда была уверена, что мне удастся дать тебе свободу, так как ты думал, что женишься на другой женщине.