Бессмертный избранный

Они швыряют меня в траву. Крики Унны оглашают лес, но я молчу и даже не вскрикиваю, когда один из мужчин влепляет мне пощечину — просто чтобы не смотрела на него, чтобы понимала, кто здесь главный. После быстрого обмена репликами решают, что первым к делу приступит предводитель. Он подходит ко мне, на ходу развязывая пояс сокриса и не замечая, что лежу я волосами в холодной воде ручья. В воде, которая подчинится мне прямо сейчас, когда я скажу ей

убей их

— Вода принадлежит мне, — говорю я громко и вытягиваю вперед руку.

Ничего не происходит. В глазах мужчины появляется страх, словно он только что вспоминает, что собрался овладеть той, которая живет в вековечном лесу, на поляне посреди вековечного леса. Но вода спокойно течет мимо, и никто не падает на землю, корчась в судорогах, а значит

а теперь убей их

— Ну что, маг, сама снимешь сокрис или нам постараться?

Вокруг хохочут. Меня хватают за руки и за ноги, разводя их так широко, как только возможно. Унна уже не кричит, и я боюсь, что опоздала, но я не могу торопиться, потому что эта вода меня не знает, и она не привыкла подчиняться той, кто ей никогда не приказывал.

— Моя вода или нет, причини вред, — говорю я тихо, глядя мужчине в глаза, когда он наклоняется. Тянет руку к кушаку моей бруфы. — Причини вред.

— Закройте ей рот, — рявкает мужчина, и чья-то грязная рука зажимает мне рот.

В животе все сворачивается, тошнота такая сильная, что я боюсь, что меня вырвет прямо сейчас. Я дергаюсь, пытаясь убрать с губ потную мужскую руку, но вырваться не могу. Один за другим меня накрывают спазмы.

Только не это. Только не это, приди же в себя, Инетис, они же сейчас причинят девочке боль, они же сейчас вас обеих изнасилуют.

убей же их

Я чувствую, как ручей выбирается из берегов и течет под меня, пропитывая одежду, волосы, заставляя тело покрыться мурашками. Вода очень холодная, она холодна, как лед, но она пришла ко мне на помощь, и это главное.

С трудом дыша через нос, борясь с подступающей к горлу желчью, я изворачиваюсь и, резво повернув голову, на мгновение избавляюсь от закрывающей рот руки.

Мне достаточно просто плюнуть в воду. И перестать дышать, чтобы самой не попасть под действие чар.

Мужчина наваливается на меня, раздвигая мне ноги своим жестким коленом, и тут затекшая под меня вода становится самой отвратительной скользкой стоячей болотной водой в мире. Коричнево-зеленой жижей, в которую я погружаюсь почти полностью, в которой оказывается вместе со мной и тот, кто собрался овладеть мною. Но это еще не все. Вонь от нее поднимается такая, что если бы я не задержала дыхание, я бы прямо сейчас вывернулась наизнанку.

Гниль. Тина. Прожаренные на солнышке дохлые рыбы с разложившимися, съеденными шмису телами.

Они всплывают вокруг нас, они в моих волосах, под пальцами моего насильника, вокруг замерших от неожиданности мужчин.

Они не готовы к такому удару. Мужчины зеленеют лицами, бросаются врассыпную, окатывая себя и друг друга содержимым желудков. Тот, что лежал на мне, скользит, пытаясь встать, и падает прямо лицом в эту вонючую мерзость, когда я резко поджимаю ноги, лишая его опоры. Я поворачиваюсь и быстро ползу прочь на четвереньках. Я слышу, как его выворачивает наизнанку, но уже не смотрю, что будет дальше.

Я вскакиваю на ноги так быстро, как только могу. Бегу, распространяя вокруг себя зловонный запах, к другому концу поляны, где корчится под голым мужчиной обнаженная до пояса Унна. Вода следует за мной, ползет, чавкает, отвоевывая себе пространство, мешает мне двигаться.

Мужчины облегчают желудки у края поляны, они выведены из строя надолго. Но остальные замечают меня и один хватается за друс, и я тоже выдергиваю из земли забытый друс и сжимаю его в руке, тяжело и быстро дыша ртом, чтобы не чувствовать вони.

Я могла бы убить его. Но я боюсь смерти и крови, и боюсь пронзить друсом и Унну. Я призываю на себя воду ручья, я зову эту зловонную коричнево-зеленую жижу за собой, и она неохотно, но подчиняется мне.

Ползет к ним.

Поднимается по щиколотку.

Воняет гнилью и дохлятиной.

— Отпустите ее! Быстро!

Мои волосы заляпаны грязью, одежда тоже, сокрис то и дело сползает вниз. Мужчина замахивается. Если он метнет друс, мне не жить. Я мысленно прошу у Унны прощения и закрываю глаза, понимая, что выход тут только один.

Земля под нами становится мягкой, когда ее пропитывает вода. Мы погружаемся в болото по пояс, а Унна с насильником уходят с головой. Я надеюсь, она задержала дыхание. Я делаю глубокий вдох и опускаюсь в воду, которая сразу же скрывает меня от друса. Он пролетает мимо, древко чиркает по моей макушке.

Дно под моими руками противное и скользкое, и вода кажется грязной и тухлой, но я должна открыть глаза. Это не настоящее болото. Это вредная вода, морок, созданный магией леса и ручья. В ней может утонуть только тот, кто поддастся магии и поверит.

Я выдыхаю и открываю глаза. Белое тело Унны лежит на дне, она бьет ногами в попытке освободиться, но, похоже, ничего не получается. Я вижу ноги бегущих прочь мужчин, видимо, им тоже хочется избавиться от утренней трапезы поскорее.

Я глубоко вдыхаю и снова призываю воду. Теперь ее столько, что я могу встать на дно ногами и выпрямиться. Я отталкиваюсь и плыву к Унне, с трудом определяя направление в этой мутной зеленой воде. Я хватаю ее за волосы и тяну на себя, тяну сильно, причиняя боль, но у меня нет другого выхода.

Мужчина еще бьется в ее объятьях, но уже слабо. Я понимаю, что ошиблась, и что это ему нужна помощь, а не ей. Она в ужасе, но ей магия не страшна, а вот он сейчас наглотается воды и захлебнется, если она его не отпустит.

Я хватаю Унну за голову и заставляю посмотреть на себя.

— Отпусти его, — шепчу я одними губами. — Отпусти. Не убивай его.

Я касаюсь ее пальцев, сжимающих плечи мужчины. Смотрю в глаза, наполненные страхом, вижу, как в воде мерцает зеленоватым светом тонкий шрам, пересекающий ее лицо.

— Отпусти. Ты же убьешь его. Отпусти, отпусти.

Наконец, она кивает. Разжимает хватку, и я тут же тяну ее за волосы прочь. Унна хватает меня за руку, и в этот момент я говорю обратное присловье.

Вода уходит под землю.

Мы с Унной падаем на траву, мокрые, покрытые тиной и травой, облепленные грязью. Вокруг нас стонут, охают и пытаются подняться на ноги обессилевшие от тошноты, ошарашенные мужчины.

Унна плачет, закрывая низ живота руками. Сворачивается в клубочек на боку и сотрясается от рыданий, прижимая руки к лицу.

— Они обидели тебя? Он… успел? — Я с ужасом жду ответа, но к моему облегчению, она мотает головой.

Я поднимаюсь на ноги, не ощущая больше зловония морока. Его быстро разносит ветер, на поляне уже можно спокойно дышать. Подтягивая спадающую бруфу, я оглядываю поляну и нахожу взглядом того, кто пытался меня взять. Он, шатаясь, стоит на ногах, и тоже смотрит на меня. Наши взгляды встречаются.

— Убирайтесь, — говорю я. — Убирайтесь, или я все повторю.

Я не двигаюсь с места до тех пор, пока они не покидают поляну. Осыпая нас отборными ругательствами, клянясь привести сюда отряд солдат, который выжжет поляну дотла.

— Ты еще пожалеешь, что родилась на свет, маг, — говорит предводитель, последним ступая с поляны на тропу.

В следующее мгновение тропа оказывается пуста.

Сначала я не понимаю, в чем дело, но потом прояснившийся разум подсказывает мне разгадку.

Только безумец станет держать дорожную траву в кармане пропитанного водой корса.

— Бродите теперь по лесу до конца времен, — говорю я со злой улыбкой, глядя туда, где тропа скрывается за деревьями.

20. МАГ

Шкатулка кажется тяжелой. Серпетис с трудом достает ее из ямы, кряхтит, ставя на землю — и сразу отступает, как будто она раскалена, и он боится обжечься. Энефрет внимательно за ним наблюдает, ее взгляд светится одобрением, а на губах змеится легкая улыбка.

— Ты молодец, Серпетис, — говорит она своим мелодичным голосом. — Открой ее здесь. Тебе не нужно нести ее к костру. Печать внутри.