Страница 14 из 87
— Нет, Барсик.
— Почему? — удивился он моему отказу.
— А ты подумай, — подождала несколько секунд и вздохнула. — Лева-Лева, ты же сам говорил, что я кошка и гуляю сама по себе.
9. Семейные баталии
POV. Геля
В нашей квартире кухня уже давно перестала быть местом, где за ужином собиралась вся семья. Когда ушел папа, мы с братом постоянно косились на осиротевший пятачок во главе стола и каждый день выкладывали на него салфетку, отказываясь верить в то, что нас теперь трое. Потом, устроившись на свою первую работу, папино место занял Дюшка и мама нашла в этом повод для цепляний, а в Дюшке новую жертву. Ругань, которую раньше выслушивал папа, снова зазвучала во всей своей красе, но обрушилась уже не на мужа, а на сына. Не было ни одного вечера, чтобы мама не срывалась на Дюшку по мелочам. Только он трепел, терпел, терпел и все таки не выдержал, ушел. Кухня осиротела во второй раз, а мы с мамой тогда больше месяца не разговаривали. Вообще. Молча проходили мимо друг друга, молча ужинали и молча расходились по своим комнатам. Да и потом наше общение не вернулось к нормальному. Свелось к каким-то бесцветным фразам вроде “сходи в магазин”, “вынеси мусор”, приберись в комнате”, “учи уроки”. Будто мы никогда и не были родными. После окончания школы я очень хотела поступить в университет, но вместо этого устроилась в “Прованс” посудомойкой, чтобы не просить у мамы деньги и не слушать упреки на каждую такую просьбу. Как сейчас помню свой первый рабочий день и мамин ор вечером, что я, как папа, ни на что не способна. Только я не уволилась, как ей хотелось, а она психанула. Бросила остатки алиментов и стала больше пропадать на работе. Даже на день моего рождения не отпросилась. Зато с утра вошла в комнату, выложила на стол квитанции и прямым текстом "подарила" половину оплаты за коммуналку:
— Взрослая? Привыкай.
Не таким я себе представляла свое взросление, но с первого его дня решила жить так, как мне кажется правильным. И что только я не творила со своей внешностью и комнатой. То красила волосы в ядерно-розовый и переклеивала обои в кислотные, то носила исключительно черное и превращала комнату в склеп с голыми бетонными стенами…
Дичала на полную катушку пока однажды Лялька и Люлька не уговорили меня сходить в “Feelings”, где я первый раз услышала песни Фила. И они что-то во мне перевернули. Ударили своими словами прямиком в сердце, открыли глаза и показали кто я есть на самом деле. Речитатив парня с пронзительным взглядом серых глаз не просто понравился мне своей новизной или цепляющим сочетанием музыки и текста. Песни Фила отзывались внутри меня. В каждом слове, в каждой строке чувствовала, что парень в толстовке понимает меня больше, чем кто-либо другой, и что я не одинока. Нас много, очень много. А взорвавшая чарты “Молитва” — наш гимн.
Нацепив наушники, чтобы отгородиться музыкой от давящего ощущения пустоты кухни, я приготовила ужин, поела и помыла за собой посуду. Оставила на холодильнике записку, что запеканка в духовке, и поехала в гости к брату, заскочив по пути в магазин за Лесиным любимым “Наполеоном”.
И если дома ощущение семьи давно испарилось и превратилось в сосуществующее проживание под одной крышей двух человек с одинаковой фамилией, то у Дюшки, наоборот. Еще в подъезде я почувствовала усиливающийся с каждой пройденной ступенькой аромат свежеиспеченных пирогов, а когда вошла в квартиру, увидела заставленный обувью коврик и полностью завешанную вешалку, заулыбалась брату и, взвизгнув, полезла обниматься, одновременно сбрасывая сапоги.
— Гелька пришла, — оповестил всех Дюшка, забирая у меня коробку с тортом и куртку. — Есть хочешь?
— Неа, — помотала я в ответ. — Чаю хочу, — принюхалась и, сглотнув слюнки, добавила, — и Леськин пирог! Огроменский такой кусманище! С творогом, да?
— Ага. И не только с творогом, — хохотнул брат, подталкивая меня в сторону ванной комнаты. — Иди руки мой и шуруй в зал, мы там засели. Я чайник поставлю.
И повторять дважды мне не пришлось. Я быстрехонько полетела по коридору в ванную, а потом в зал, где попала в обнимательно-целовательную церемонию, без которой уже не представляла своего появления в гостях у Леси и Дюшки. Друзья брата и его жены весело смеялись, когда я крепко обнимала и чмокала в щеку каждого, перешагивая за их спинами по дивану. Только Лизу, жену Владки, сидевшую в уголке, приобняла с осторожностью, стараясь не задеть ее округлившийся живот, но на Владке оторвалась за двоих.
— Дурка, задушишь же, — притворно захрипел он, закатывая глаза и поднимая меня над диваном.
— Не задушу, — хихикнула и завертелась ужом, увидев ползающих в перенесенном в зал манеже племяшек. — Владка, отпусти! Я с котятками ещё не поздоровалась! Привет, мои малышочки!
Васька и Руся заулыбались, стоило только протянуть к ним руки. Обоих подняла, потискала за щёчки и вернула обратно к игрушкам, пока близнецы не начали реветь, деля и перетягивая внимание на себя. И я бы с удовольствием повозюкалась с ними и дольше, но потом карапузы обязательно вытреплют нервы обоим родителям — руки и спины отвалятся их укачивать. Ещё и Дюшка вернулся с большой кружкой чая со смородиной и тарелкой, на которую переложил кусок пирога с творогом и три слойки:
— Вовка, передай Гельке, — попросил, протягивая угощение, и Вовчик заулыбался, кыская:
— Кис-кис-кис! Кому вкусняшек?
— Мяу-мяу, мне! — ответила я, впиваясь зубами в свежайший и вкуснейшие пирог. Проглотила и закатила глаза. — Леся, я остаюсь у вас жить!
— Хорошо, — кивнула она. — На завтрак у нас геркулес.
— Не, — скривилась, — С детства эту размазню не перевариваю.
— Вот это я понимаю, пришли к консенсусу, — подмигнул Лизе Гришка, подначивая ее на поспорить.
Соня, Гришина девушка, захихикала, потирая ладошки в предвкушении, а я навострила уши — мне до ужаса нравилось слушать такие шуточные баталии. Особенно, когда они разростались с какой-нибудь мелочевки, вроде этого консенсуса, до таких масштабов, что хоть записывай логическую цепочку, чтобы не запутаться откуда что и почему. И судя по улыбке Владки и его негромкому: "Размотай его, Принцесса", сказанному Лизе, шоу начиналось.
— В третьем раунде? — уточнила она, отпивая чай из кружки с жирафом, и засмеялась кровожадному:
— В первом, — Влад обвел компанию взглядом, выбрал на роль судьи Катю и сделал приглашающий жест своей жене. — Прошу.
Лиза опустила кружку на стол и пожала плечами:
— Гриш, прости. Я не хотела, — потерла переносицу и произнесла чуть ли не профессорским тоном. — Консенсус в переводе с латыни означает согласие или единое мнение. Применительно к ситуации Гели и Леси оно не имеет смысла, потому что у них нет разнополярных представлений по поводу возможности Гели остаться на ночь. Леся, — показала на хихикающую жену Дюшки, — не имеет ничего против и обозначила Геле, — ладонь сместилась на меня, — следствие своего согласия, а Геля его не приняла и отказалась от идеи ночевать. То есть, простыми словами, мы не увидели истинного значения примененного тобой слова. И получается, что кто-то, а именно Гриша, пыжит.
— Нокаут! — вскинула руки Катя, и вся компания весело засмеялась.
Соня пихнула Гришку в бок, скривив растроенную моську, и он моментально переобулся:
— Принимается, — кивнул Гриша. — Но тогда, Лизаветта Михайловна, добивайте до конца. В чем проблема найти консенсус?
— Для Гели и Леси? — прыснула Лиза.
— Да. Мы же с них начали нашу баталию. Ими же и закончим, — хитро улыбнулся Гришка.
Переглянувшись с Владкой, Лиза прыснула в кулачок прозвучавшему:
— Мочи его, Принцесса. Раз не понял, добивай.
— Ладно, — согласилась девушка и спросила у Леси. — Лесь, ты можешь приготовить на завтрак то, что любит Геля?
— Могу, — кивнула Леся.
— Гель, — обратилась ко мне Лиза. — Проглотиков спать уложишь?
— Легко! — заулыбалась я. — И даже накупаю.
— Стороны удовлетворены предложенными уступками? — Лиза посмотрела на нас с Леськой, хихикающих, и мы одновременно кивнули. — Консенсус достигнут. Андрюшка, звони маме и предупреждай, что Гелька ночует у вас.