Обратная сторона медали

Рубашка карт - словно звёздное небо. Чёрный фон пересекают яркие линии, светлые точки мерцают, точно россыпь бриллиантов. Эсмеральда медленно раскладывает карты - все до единой - перед собой, лицом вниз. Ей не так важны изображения, как память, что запечатлена на тёмном нарисованном небе.

Вот капля крови - Эсмеральда была совсем маленькой, когда случайно испачкала эту карту. Она уколола палец, остервенело пытаясь заштопать юбку, что сшила ей мать. Гиблое дело, конечно, тогда сын барона страстно возжелал девочку, и, обуреваемый похотью, разорвал юбку. Эсмеральда переворачивает карту лицом, зло усмехаясь - старший аркан, тринадцатый, Смерть. Её он и принёс зарвавшемуся юнцу.

Эсмеральда легко улыбается, заметив несколько чёрных точек на нарисованной луне. Ей было десять лет, когда она училась читать и писать - в основном на латыни, конечно, ведь все обряды любили этот мёртвый язык. Пара капель сорвались со старого гусиного пера, испачкали ей руки и пергамент. Эсмеральда берёт карту, почти не глядя. Она знает, что это пятый аркан, Иерофант, что обещал ей знания и покровительство. Тогда она думала, что со стороны матери - после позорного изнасилования им пришлось уйти из табора, начав своё собственное путешествие, что привело их на островные земли, населённые Бритами.

Она ласкает кончиками пальцев обугленные края другой карты, вспоминая, как безумно хохотал священник, когда мать Эсмеральды кричала от боли. Инквизиция застала их совершенно неожиданно, и лишь неимоверная удача и изворотливость матери спасли Эсмеральде жизнь. Неприятно, конечно, когда из-за тебя кто-то умирает, особенно если это родитель. Девушка берёт сразу две карты - обугленную и ту, на которой рисунок расплылся от пролитых когда-то слёз. Дьявол и Башня, пятнадцатый и шестнадцатый арканы, символы зла церкви и краха надежд маленькой десятилетней девочки. Почти сразу Эсмеральда берёт третью карту с расплывчатыми линиями. Первый аркан, Маг, что спас мелкой оборванке жизнь. Мерлин.

Она щурит тёмные глаза, пытаясь найти в человеке, изображённом на карте, хоть что-то от своего покровителя. Нет ничего общего, но всё равно что-то связывает карту и величайшего мага в истории.

- Мерлин, - осторожно произносит Эсмеральда, словно пробуя имя на вкус: немного терпкое и очень старое, благородное, готовое рассыпаться прахом в любой момент. - Мерлин.

Взгляд скользит по картам, на которых будто написана вся её жизнь. Пара царапин на Рыцаре Мечей - это когда она пыталась спасти какого-то мальчишку от обозлённого мужчины. Не вышло, само собой. Только вот расцарапала карту, на которой рыцарь был удивительно похож на злого торговца, отрубающего маленькому голодному вору руки. Стоит ли говорить, что торговец умер спустя тринадцать дней?.. Говорят, к нему повадились ходить мертвецы.

Эсмеральда фыркает. Да, конечно. Мертвецы, восставшие из могил.

С другой стороны, когда она проклинала мужчину на тринадцать смертей, когда ходила по кладбищам, собирая землю с могил, когда яростно шептала слова проклятий, она явно не о цветах думала. Так что, да. Мертвецы.

- Эсмеральда, ты готова? - в шатёр проникает свет, и она недовольно шипит.

Магия бунтует против того, кто вошёл в жизнь её подданной.

- Нужно сжечь твои бумажки.

Она медленно осматривает своего избранника, точно впервые видит. Странный мужчина, со странными привычками и взглядами на мир. Когда они спасали Квазимодо, - ныне покойного, о чём говорит чужая кровь на Луне, олицетворяющей собой обман, и заново отстроенный собор Парижской Богоматери - всё казалось другим. Более солнечным. И правильным.

Но её избранник оказался приверженцем той самой церкви, которая уничтожала Магию, быстро и стремительно, разрушая строящееся веками за месяцы. Эсмеральда закрыла глаза, давя в себе желание разрыдаться. Нет уж, хватит.

- Почти, - неслышно шепчет она, собирая карты в единую колоду. Мужчина довольно кивает, говорит, что костёр уже готов, что никто не узнает о её дрянном колдовстве, что он её любит, что… Эсмеральда качает головой, и тяжёлые волосы скользят бархатом по спине. Эсмеральда не верит.

- Жду тебя, - бросает он, вновь руша тьму солнечным светом.

Она замирает на своём месте, протянув руку к очередной карте. Медленно поднимает её, смотрит, смеётся. Даже Таро говорят, что она на перекрёстке - так что же выбрать? Не любящего ли мужчину, что даст ей детей и семейный очаг, вряд ли тёплый? Или же Магию, что заменит ей и сына, и дочь, и мать, и любовников, и саму жизнь?

- Мерлин, - наконец выдыхает она, чувствуя тяжёлую ладонь у себя на плече, - что же мне выбрать?

Маг улыбается в свою белую бороду, ласково гладит непутёвую цыганку по голове и грустно вздыхает.

- Это лишь твой выбор, маленькая Эсмеральда.

Цыганка давит смешок. Глупый вопрос: идти по мощёной дороге замужества или по поросшей крапивой тропке ведьмовства?

Спустя несколько мгновений, когда испуганно затухают свечи, темноте становится некого обнимать. Снаружи огонь бьётся в неистовой ярости: он не получит ни единой карты.

========== Мегера ==========

В душе что-то оборвалось.

Мегара прищурилась и придирчиво поджала губы, склонившись над огромным вышитым гобеленом. Её платье тихо зашуршало мягкой тканью, когда девушка, легко покачнувшись, выпрямила спину. Картина, выцветшие дорогие нитки, складывались в смутно знакомый образ. Греческий эпос, кажется. Что-то о Геркулесе или Геракле, Мегара всегда их путала. Впрочем, она не уверена - может быть, это был один человек.

Аид, окружающий её, был почти приветлив, как раз настолько, насколько может быть приветлив загробный мир. Признаться честно, Мегара - она была не уверена, что это её настоящее имя - боялась тишины Аида, изредка прерываемой неслышными стонами. Мегара боялась стража Цербера, она вздрагивала каждый раз, когда покойники высовывали свои бледные полупрозрачные руки из Стикса, хватая подол её платья в попытке утянуть вниз.

Куда “вниз”, Мегара не знала. Иногда ей казалось, что она уже была где-то там; её мама, умершая так давно, что она не могла вспомнить, тихонько напевала красивую колыбельную со страшным смыслом. Что-то про войну, кажется. Когда Мегара смотрела на бесконечный водоворот Стикса, ей казалось, что она слышит эту жуткую песню о войне и ужасных бессмысленных смертях. Именно поэтому она старалась даже не вспоминать об этой страшной реке, источающей ярко-зелёное свечение из своих глубин.

Она не знала, что скрывается в глубине Стикса. Куда уходят души? Откуда они приходят? Ведь, если задуматься, умерших много. Людей вообще много, и с каждым днём они умирают и рождаются всё в больших количествах. Когда Мегара не могла противиться жуткой колыбельной и зелёному свету, она воображала существ, что были ужаснее титанов, живущих в глубине Стикса. У них была гладкая змеиная чешуя, покрытая какой-то слизью, и клыки. Они называли себя Левиафанами. Они питались душами. У них не было ни слуха, ни зрения, ни сострадания, и Мегара боялась их даже больше, чем страшной колыбельной.

Почему она осталась в Аиде?

А разве она осталась?.. Да нет, вроде. Когда пришёл Геракл, - Геркулес? - она вышла с ним к Гелиосу. К Зевсу. И Герк даже остался с ней на земле, хотя мог быть среди богов. Но почему тогда она в ужасающей тишине Аида?

Сердце неприятно заныло, и Мегара неуютно поёжилась, комкая ткань платья на груди. Оборванные нити гобелена серебрились колокольчиками.

Она провела ладонями по пыльным узорам, касаясь гобелена так, как некоторые жены не касаются своих мужей. Смутно знакомое тепло кольнуло её мертвенно-бледные пальцы, лёгкой щекоткой поднялось до локтя, мазнуло по ключицам. Замерло где-то у самого горла вместе с накатывающей истерикой и вырвалось наружу ужасающим хрипом.

Девушка схватилась за горло, но ей показалось, что пальцы, подобно паучьим лапам, сдавливают нежную шейку в попытке оборвать её жизнь. И сил отнять руку не было.

Переборов себя, она отшатнулась от гобелена, смотря стеклянными глазами на нити. Выцветшие и безжизненные, как и она сама.