Верховный ван

Зал бурлил, как горная река, и Рейван ощущал себя пленённым её течением. Он пил со всеми, но ел мало, не спуская взгляда с галинорца. Двери постоянно отворялись, люди входили и выходили. Поток бушевал, как после таяния снегов. Рейван хотел поскорее выбраться на берег, он очень устал. Ночь прошла в битве с набулами, а весь день до того он гнал коня. Но он не мог проявить неуважение к вану Харальду и Рёгнару, усадившим его рядом.

– Рейван! – раздался звонкий голос позади.

Он обернулся и увидел, что к нему с игривой улыбкой пробирается Ингрид. На ней было платье, а волосы расчёсаны и заплетены в косы. За спиной у неё величественно плыла целительница Маррей.

Женщины сели к столу Харальда: Ингрид рядом с Рейваном, а Маррей – на противоположную сторону, к Рёгнару.

– А почему без Тирно? – спросил Лютый, поглядев на Ингрид.

– Маррей не разрешает ему вставать, – ответила она. – У него… как это… что-то с кровью.

– Заражение, – поправила целительница. – Я даю ему специальные снадобья, и пока ему нельзя пить с вами мёд.

– Золотые руки у тебя, Владычица! – произнёс ван Харальд. – Если бы не ты, мы бы многих уже потеряли! Давай выпьем за тебя!

Он поднял кубок, и все соратники разразились громким кличем: «Выпьем!»

– Если бы не эта женщина, – обратился ван к своим гостям: Лютому, Рейвану и Ингрид, – многие из людей в моих долинах умерли бы. Владычица откликнулась на зов, пришла к нам во время шествия чумы и спасла многих. Воистину ты великая и богатая душой, Маррей, хоть и зовут тебя набульской Владычицей!

Ван Харальд, одарив её восхищённым взглядом, вновь поднял кубок.

Маррей скромно улыбнулась, но даже не пригубила мёд. Также она не взяла в рот ни куска мяса из всего обилия, что стояло перед ней на столе. Единственное, что Владычица ела, – пресные лепёшки и сыр.

– Не все рисские ваны готовы призвать Владычицу, – проговорила она. – Но я не отказываю, когда дело касается людских жизней, вне зависимости от того, кто они – набулы или риссы. Богиня для всех нас является Матерью.

Маррей сложила перед собой руки, и Рейван увидел на её запястьях золотые браслеты, а на пальцах – кольца. То были подарки её мужа – царя набулов.

«Видимо, во время работы она снимает украшения или я просто не заметил их днём. И не понял, кто она!» – досадовал Рейван.

Из-за многочисленных Причастий, рвущих нити памяти, он не помнил, встречал ли Владычицу Маррей прежде, и заволновался, не узнает ли она в нём кзорга, сидящего за одним столом с риссами. Ведь если Харон-Сидису станет известно о том, что он пьёт мёд и веселится с врагами, его назовут отступником.

«Если бы она узнала меня, я бы понял это ещё в её доме», – подумал он.

Рейван вздохнул и успокоился, ведь сейчас он ничем не отличался от риссов: ни одеждой, ни причёской, ни даже языком, на котором говорил.

Тихий перебор лир зазвучал в зале. Скальд затянул жалобную тревожную песнь, мелодию подхватил заунывный вой горнов. И мерно отстукивающий барабан пронёс дрожащую волну над столами, заставляя трепетать разлитый в кубках мёд и холодя кровь в жилах.

Владычица набулов заполнила мысли Рейвана, и, хоть он старался не смотреть на неё, всё равно видел, как Лютый пытался завладеть её вниманием – подкладывал ей на блюдо тонко нарезанные куски лучшего мяса со словами: «Съешь что-нибудь, ты так исхудала!»

Молодой Рёгнар тоже ухаживал за Маррей. Он разломил горячую лепёшку и протянул одну её половину Владычице, а вторую оставил себе. Из его рук она охотнее приняла угощение, и Рейван подумал, что они вполне могли делить ложе. Владычицы испокон веков не считали себя обязанными хранить верность одному мужу, даже если он – набульский царь.

Скальды ускоряли ритм песни, барабаны стучали громче и воинственнее, голоса горнов заглушали шум застолья не гармоничным, но торжественным перепевом. Рейвана душил жар. Он чувствовал тошноту и не мог понять: это Причастие взывало к нему или рисский мёд плескался внутри.

Рейван уже не старался отводить взгляд от Маррей и открыто разглядывал её. Он угадывал контуры её тела сквозь свободное платье, будто впервые увидел перед собой женщину. Разглядывал её грудь, будто впервые заметил, что у женщин есть такие прелестные округлости.

Рейван поглядел ей в глаза и поймал себя на мысли, что столь желанная для многих мужчин женщина – Владычица набулов, царская жрица – должна быть самой прекрасной и выглядеть точно богиня среди других женщин. Но Маррей такой не казалась. Её вид был обычным, даже усталым, взгляд – холодным, уголки губ опущены.

Вокруг было много других, более красивых, наполненных беззаботным счастьем женщин, на которых радостно было смотреть, но почему-то Владычица казалась Рейвану притягательнее всех прочих: слаще, мягче и волнительнее. Он не понимал, почему.

– О чём ты думаешь? – тихо спросила Ингрид, наслаждаясь его обществом.

– Думал, она более красивая… – прошептал Рейван, не сводя глаз с Владычицы.

– В самом деле? – услышала его Маррей, одарив сокрушительным взглядом, в бездне которого он потерялся.

– Да, – прямо ответил он.

Рейван произносил рисские слова с иноземным выговором, и все решили, что он пьян.

– Рейван! – возмутилась Ингрид, подтолкнув его локтём. – Ты не мог это потише сказать? Извинись, она же Владычица!

– Я сказал что думал, – ответил он, не желая больше утаивать ни слов, ни мыслей. Он слишком устал прятаться. – Ты сама спросила, – ответил он Ингрид.

– Рейван, ты совсем рехнулся! – проворчал ван Харальд. – Владычица Маррей, не сердись на парня, он напился и не знает, что несёт!

Лютый громко засмеялся.

– Смело, – произнесла Маррей, помолчав с минуту. – Обычно все меня боятся. Но ты с таким упорством поедаешь меня взглядом весь вечер… скажи, разве ты совсем не хочешь меня? – вызывающе подняла голову Владычица.

Все сидящие за столом, предвкушая забаву, уставились на Рейвана. Он поперхнулся мёдом от неожиданности, поглядел на Владычицу – гордую и колкую, одетую в золото, с безупречно тонким гибким телом – и признался себе, что очень бы хотел! Но от смелой мысли Рейван вмиг отрезвел и сам себя испугался. Ведь кзорги были лишены счастья брачных утех из-за зелий Причастия. Даже если бы он был на это способен, то убил бы женщину своей смертельной кровью.

– Не хочу, – медленно произнёс он, пряча губы за ладонью. Одурманенный влечением к Маррей, он не сводил с неё глаз.

Владычица застыла. Рейван понял, что, думая в этот момент лишь о себе, он не подумал о ней. Она съёжилась от его слов, но постаралась не показать этого. Его сердце заколотилось, словно пойманная птица, от осознания того, что он обидел её. Но разве он мог ответить иначе?

– Слабак, – проговорил кто-то за столом.

– Трус! – захохотали другие.

Маррей злорадствовала взглядом, слыша насмешки, посыпавшиеся на Рейвана. Но ни уголки её губ, ни ресницы не дрогнули.

Рейван злился: его ещё никогда не называли трусом. Он стискивал челюсти, вцепившись пальцами в кубок. Видел, как взбесился Лютый и другие мужчины от того, что она почти позвала его в постель.

– У Рейвана невеста в Нордхейме! – сказала Ингрид, спасая его от позора. – Он не пойдёт с тобой: у риссов принято хранить верность.

Рейван поглядел на Ингрид с удивлением и благодарностью. И она в ответ одарила его понимающим взглядом.

– Тогда пусть соратник твоего отца не глядит на меня больше так, – отрезала Владычица. – А думает о своей невесте.

К вану Харальду протиснулся воин с встревоженным выражением.

– Разведчики докладывают, – задыхаясь, проговорил он, склонившись к Харальду, – на том берегу Хёммель-Эльвы собирается воинство. Набулы строят переправы!

– Вот и началось… – проговорил ван Харальд, и весёлые морщинки вокруг его глаз исчезли, а во взгляде вспыхнуло воинственное пламя.

Маррей поднялась из-за стола.

– Ты не сыграешь нам сегодня? – сказал ван ей вслед.

Он любил, когда Владычица брала в руки лиру и наполняла затихший в предвкушении зал своим невыразимо прекрасным распевом.