Страница 12 из 61
— Сборы не всегда совпадают с графиком приема, — сказал он. — Есть некоторые несоответствия.
— А я тут при чем?
Он колебался.
— Выкладывай, Уэйн.
Я посмотрела в сторону открытой двери. У нас так мало солнечных дней в году, что этот яркий прямоугольник тянул меня с непреодолимой силой. Я стояла и смотрела на Уэйна, нетерпеливо постукивая носком обуви.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — осторожно спросил он.
— Нет.
— Уверена? Потому что я могу помочь, Роз. Тебе просто нужно довериться мне, и я обещаю, что помогу.
Я пристально смотрела на него.
— Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. А теперь мне нужно…
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо. — Он бросил на меня грустный взгляд, как будто я действительно подвела его. — Еще один момент. Сократи сегодня обеденный перерыв. Я договорился с Генри Пичи на 13:00.
— С кем? — спросила я.
— Страховой агент, которому ты должна была позвонить, но не позвонила.
Ой, точно.
— Так дальше нельзя, Роз, — сказал Уэйн. — Тебе нужна эта оценка. Без нее наша страховка не покрывается полностью.
— Ты всегда так говоришь. Но обязательно это делать сегодня? — спросила я, взглянув на часы.
У меня оставалось всего пятнадцать минут.
— Генри работает только по вторникам и средам.
— Хорошо устроился.
Уэйн тяжело вздохнул.
— Просто сделай это, ладно? Помоги мне помочь тебе. Это не займет много времени.
*
ГЛАВА 8
— Давайте начнем с даты рождения, — сказал страховой агент.
— Двадцать пятое декабря тысяча девятьсот семьдесят первого года.
Он поднял голову:
— Рождество.
Я кивнула. Обычно люди говорят одно из двух: «Значит, вы получаете в два раза больше подарков?» или «Сочувствую людям, родившимся в праздник».
Он не сказал ни того ни другого.
— Я не фанат Рождества, — ответил он и улыбнулся.
Его улыбка была одновременно теплой и сексуальной. И я была совершенно сбита с толку.
Мы заняли кабинет диетолога. Для штатного диетолога в клинике не хватало работы, поэтому Хелен Миллер делила свое время между четырьмя или пятью другими учреждениями на северо-западе. А это значило, что на ее столе не скапливались бумажки с заметками, карандаши и прочий мусор, потому что свои файлы и все такое она уносила с собой. Я закрыла жалюзи, потому что полуденное солнце вовсю жарило в расположенные на запад окна, и вентилятор работал на полную мощность.
Генри Пичи был одет в рубашку-поло с выцветшим воротником и оливкового цвета холщовые брюки, которые в некоторых заведениях приравнивались к джинсам и потому были под запретом. Я чувствовала запах его лосьона после бритья.
— Полное имя? — спросил он.
— Розалинда Вероника Туви.
Он быстро печатал. Лицо его было расслабленным, чувствовал себя он совершенно непринужденно, и я без смущения рассматривала его. Единственные мужчины, кроме пациентов, с которыми мы имели дело в клинике, были медицинскими представителями, и они смахивали скорее на андроидов, чем на людей. Они входили, обманывая нас своей гладкой кожей, прямой осанкой, безупречными рубашками и заинтересованными глазами. В первый момент встречи создавалось впечатление максимальной фиксации на ваших интересах и потребностях. А затем их фасад обрушивался, внезапно и без предупреждения. Представитель открывал свой портфель, очарование исчезало, и вы понимали: ах, продавец.
Легкий флирт и подшучивание прекращались, и вы превращались в объект для бизнеса. С этого момента вы могли использовать чувство юмора только для облегчения дискомфорта, но все ваши попытки спастись встречались пустым и мертвым взглядом. Этот взгляд говорил: «врешь, не уйдешь».
Генри Пичи был совсем не таким. И когда он поднял голову и сказал:
— Место рождения? — его глаза смотрели прямо на меня.
Как будто он попросил меня раздеться. Прогоняя ощущение взаимного притяжения, я пробормотала:
— Кендал. — После чего спросила: — Чем же вам не угодило Рождество? Вы против религии?
— Я не против Рождества как такового, — ответил он, не прекращая печатать. — Просто мне не нравится обычай тратить непомерно большие деньги, чтобы доказать, будто мы любим друг друга. Так же как не нравятся навязчивые советы индустрии рекламы. — Он поднял глаза: — Квалификация?
— Назвать все?
— Достаточно последней.
— Бакалавр физиотерапии. Я поступала в магистратуру, но, знаете, как это бывает, жизнь помешала. А что насчет дней рождения?
В его глазах мелькнула озорная искра, и он сделал паузу, прежде чем ответить. Я отвернулась, чтобы отдышаться.
— На прошлой неделе я получил дружеский совет от Apple, — сказал он. — Я должен подарить отцу iPad на день отца. Было такое чувство, что если я не готов потратить триста фунтов, моя любовь неубедительна. Вы курите?
Я поколебалась, затем твердо сказала:
— Нет.
— Никогда?
— Ладно, иногда. Когда напьюсь, — смущенно призналась я. — Или когда мне становится грустно. Но не часто.
— Значит, курите.
— Серьезно?
Он мрачно кивнул.
— В этом году у нас было несколько случаев. Семьи людей, погибших в автомобильных авариях, не получили компенсации. Держатели полиса заявляли, что они не курят, но так как в их волосах обнаружили следы никотина… — он пожал плечами.
— Довольно сурово.
— Боюсь, таков наш мир. Иногда курит, — пробормотал он, печатая.
— Для чего это все? — спросила я.
Уэйн что-то говорил, но я слушала в пол-уха. Администраторы все время пытались заставить нас делать что-то нелепое. Магдалена, австрийская физиотерапевт, утверждала, что таким образом они просто пытаются оправдать свое существование. Если бы я делала то, что требовал Уэйн, я принимала бы на четырех пациентов в день меньше.
— Чтобы снизить выплаты по страхованию гражданской ответственности.
— Но мы все застрахованы профсоюзом на сумму до ста миллионов.
— Это ваша индивидуальная страховка, — пояснил он. — Компания-владелец клиники так же несет ответственность на предмет несчастного случая с пациентом. Дополнительные оценки сотрудников помогут им сократить их взносы. Можно провести аналогию с курсом экстремального автовождения: вы повышаете навыки безопасного вождения, и страховка для вашего автомобиля снижается.
Я кивнула.
— Забыл спросить. Вы замужем, мисс Туви?
— Раздельное проживание, — слишком быстро ответила я. — Можно просто Роз.
У него была чистая гладкая кожа. И такие мягкие губы, что когда я взглянула на них, теплая волна прокатилась по моему телу до самой…
— Хорошо, Роз, — сказал он. — Какие-нибудь операции, медицинские процедуры?
— Четыре года назад я попала в автокатастрофу и перенесла пневмоторакс.
— Пневмо…?
— Извините, я думала, вы медик. Коллапс легкого, — пояснила я. — Так же была сломана рука, но, наверное, это не важно.
— Любые операции, включая проведенные вне Великобритании?
Я молчала.
Он поднял голову и с беспокойством посмотрел на меня.
Так как я продолжала молчать, он поморщился и сказал:
— Мне очень жаль, но здесь требуется полная прозрачность. Это действительно важно.
Я выдохнула. Не хотела, чтобы он знал. До этого момента мне удавалось существовать в некоем прекрасном, туманном, похожем на сон состоянии, надежно отгороженном от действительности дверью клиники. Теперь заклинание забвения было нарушено.
— Я потеряла ребенка. Это случилось во время отпуска на Гран-Канарии, — сказала я. — Я была на двадцать шестой неделе, довольно большой срок.
Он наклонил голову и грустно улыбнулся:
— Очень жаль, — мягко сказал он.
— Этого не должно было случиться, — ответила я.
Я не сказала, что это было началом конца для нас с Уинстоном. Он тогда уже начал изменять мне. Я еще не знала об этом, но видела, что мы уже не те, кем были друг для друга когда-то. Я не видела, что творится у меня под носом, и наивно считала, что второй ребенок сблизит нас. Глупо, конечно, но я не первая женщина, верившая, что младенец на руках изменит мужчину. Если бы женщины перестали тешиться подобными фантазиями, думаю, человечество просто вымерло бы.