Страница 3 из 22
Модвин Фретка прибавил шагу и продолжал идти строго между ними двумя.
«Думаешь, не достану? Ты меня плохо знаешь».
Совсем без резких движений в этом клокочущем хаосе, очевидно, было не обойтись. Например, пришлось придержать распахнувшуюся от сквозняка дверь кабинета.
«В детской бы чаще проветривали. Что за люди».
Перед закатом быстро холодало. Баво с порога тут же бросился к окну, и вскоре бледный, но ровный природный свет скрылся за ставнями, уступив место дрожащим огням ламп. Алеш подумал, что, уходя, возьмет их с собой вместе с инструментами и погрузит это место во мрак.
«Хотя тут и так унылейший из кабинетов».
Даже кушетки не было. Нуждающиеся в помощи и уходе люди предпочитали, видимо, получать их в любом другом помещении замка, и Алеш вполне мог их понять.
Стол, стул, шкафы, несколько полок, проклятое окно и зеленое пятно портрета на пустой стене.
«Сюда можно прийти разве что умирать».
– Если это поможет, – подчеркнуто сдержанно заговорил Баво, отпирая полку в самом низу огромного шкафа, – я найду записи, касающиеся здоровья мальчика в последние три года.
– Ты даже записи вел? Ну надо же. В академии научили?
Баво, прижав к груди тяжелый ящик с инструментами, покраснел и гневно вскинул брови.
– Смените уже тон, – прошипел слуга. – Вы здесь вообще никто.
«Ну точно академик. Ненавижу, чтоб их, академиков».
Господин Фретка кашлянул и ткнул полусогнутым пальцем в сияющую белизной рубашку.
– Может, пока переоденетесь?
Алеш вспомнил, что надо разжать кулак, чтобы вылезти из рукава куртки.
Грязная ткань смотрелась на спинке стула как ленивое пугало. Заправившись, Алеш резко выпрямил локоть, чтобы подвернуть манжет, и потоком воздуха поднял пыль со стоящей впереди книжной полки. Подписанные корешки немного утешили знакомыми названиями. Наименее пыльным же оказался один неподписанный, светлый, довольно толстый, с заломом ближе к задней стороне обложки.
Алеш привык верить своим глазам.
Академия в Рольне, тридцать седьмой год, писано при свете чумных костров.
– Это не то, – устало бросил Баво. – Посмотрите на верхней полке. Трактат с изображением…
– Откуда она у тебя?
– Что?
– Это моя вещь. Как она к тебе попала?
Баво скривился.
– Я не знаю, что…
– Зато я знаю. У меня ее украли в день… – Голос сорвался. – В тот день.
У Модвина Фретки шумно сбилось дыхание. Баво начал юлить:
– Господин, а может…
– На меня смотри, – прорычал Алеш. – Куда делась страница?
– Какая страница?
– Вот здесь, в начале. Видишь? Ты же, пес тебя дери, не слепой.
«Как женщина и мать, которую вы убили».
Слуга бессловесно воззвал к помощи Модвина, но господин Фретка грудным голосом произнес:
– Отвечай, Баво.
Он сдулся.
– Госпожа ее такой принесла. Не знаю, что там было.
– Там были имена, – отчеканил Алеш, наблюдая, как медленно увеличивается в размерах приближающееся лицо академика. – Вот же странно, правда? – Он ткнул Баво уголком тетради в грудь. – Как думаешь, чем ей не угодила именно эта клятая страница? – Корешок треснул. – Есть мысли? Что, совсем никаких? Они у тебя вообще бывают? Хотя бы по праздникам?
Баво притулился к шкафу. Алеш подавил в себе порыв схватить с пола щипцы и бросил тетрадь в пыль, на полку. Потом он оперся на нее руками, закрыл глаза и выдохнул:
– Попалась.
– О чем вы? – спросил вконец растерявшийся господин Модвин.
«О том, что я нашел ее. Вот она, моя месть. Там же, где моя гибель».
– Знаете, – проговорил Алеш сквозь зубы, – мне искренне жаль вашего племянника, но есть некая паршивая справедливость в том, что с ним сейчас происходит.
– Он умирает.
– Вы весьма наблюдательны.
Взгляд Модвина Фретки устремился в пустоту. Алеш направился к двери, но юноша, встрепенувшись и выставив руки, преградил ему путь.
«Серьезно? Делай что хочешь. Убей меня, и ее сын умрет до рассвета. Отойди, и я сам ее убью. Так или иначе она свое получит, а нам с Еником обоим конец».
Позади шмыгнул носом перепуганный академик.
– Постойте. Подождите, – пробормотал Модвин и, ткнув пальцем в сторону тетради, обратился к своему слуге. – Ты сказал, тебе это принесла госпожа. Которая госпожа?
– Мне не…
Алеш обернулся. Юноша шагнул вперед и сжал кулаки.
– Которая, Баво?!
– Сикфара! – проблеял академик, съежившийся в его тени. – Госпожа Сикфара принесла.
Стены комнаты поплыли и закачались – и, кажется, это почувствовали все трое.
Книжная полка врезалась острым краем в спину. Тетрадь упала на пол, да и пес с ней. Теперь Алеш вспомнил, что в Сааргете больше одной госпожи – но совершенно забыл, кто и в связи с чем в последний раз говорил при нем о младшей.
Хотя теперь важно было только одно.
– Где она? – с трудом выдавил Алеш, но Модвин Фретка его все равно услышал.
– Ждите тут, – сказал он и сгреб академика за воротник. – А ты за мной.
Алеш зажал руками уши, надеясь унять оглушительный звон.
Он простоял так час или год. Ему было все равно. Мурашки побежали по коже, когда звон разбился на звук шагов. Алеш вжался в темный угол между стеной и шкафом, чтобы не видеть, как откроется дверь – ему казалось, если он это увидит, то сердце взорвется и выломает ребра.
Петля охнула. Подол прошуршал по порогу, повеяло цветами и травами весеннего сада. Тяжелой поступью вошел второй человек. Дверь закрылась. Послышались влажные звуки поцелуев.
– Здесь всегда странно пахнет, – томно произнесла женщина, – но мне это нравится. Тебе бы почаще высказывать смелые идеи.
– Мы тут не за этим.
Переплет шаркнул по половице, когда господин Модвин поднял тетрадь.
– М-м?
– Это твое?
– Ну, не совсем. Это из академии в Рольне. Ильза раздобыла. Для Баво. А что?
– Он сказал, ты вырвала отсюда страницу с именами.
Женский вздох. Почти сладострастное цоканье.
– Я никогда не поставлю под удар людей, которые для меня старались. – По-матерински наставительный тон. – Тебе тоже стоит запомнить этот принцип. Так добиваются верности. Я прочла это в книге, но, видишь, сработало. Теперь дорога в столицу открыта для тебя.
Мгновение бесконечной глухой тишины.
– Ты это сделала… с сыновьями владыки? Это был твой приказ?
Еще один вздох, глубокий и ровный. Шорох платья. Мягкий скрип половицы.
– Они не умерли, – затараторила госпожа Фретка. – Они только попали в сказку. Мы все попадем туда однажды. Я не сумасшедшая, ты не подумай. Я видела это место. Оно прекрасно. Папа меня там встретит, когда я совсем состарюсь, и сестра, и братья меня уже ждут. Но сначала мы с тобой проживем долгую жизнь. Я рожу тебе много детей. У нас все будет хорошо, милый.
Алеш вынудил себя переставить ноги. Не обратив на него никакого внимания, Модвин Фретка отшатнулся к стене.
– Фара… – простонал он, хватаясь за голову. – Зачем?..
– Ради тебя, дурачок! Чтобы ты стал владыкой. Чтобы мы с тобой были счастливы. Я все для нас делаю. И что, ты осудишь меня?
Алеш едва разглядел тугую шнуровку на ровной спине, узоры на чистой юбке, заколотые в сложную прическу косы, и у него болезненно сжалось горло.
– Я…
Она вздрогнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки и, сохранив гордую осанку, обернулась. Заметив Алеша, смерила его взглядом и спросила:
– Ты еще кто такой?
– Я никто, – ответил он, не узнав собственный голос. – А ты убила моих детей.
Сикфара Фретка посмотрела на него, как на безумца, отвернулась и сказала:
– Модвин, сде…
Но она не договорила, потому что Алеш в два шага подошел вплотную, ухватился за ее шейный платок и с силой потянул на себя.
Сикфара попятилась, толкнула его спиной в грудь, он оступился, они вместе рухнули навзничь. Модвин Фретка подался вперед, и Алеш рявкнул:
– Стоять!
Юноша замер на месте. Сикфара визгливо хрипела и больно мяла Алешу ребра заколкой – не женщина, не дочь, не сестра, а натянутые мышцы, бегущая кровь и бьющееся сердце, которое биться не должно. Ее раздутый живот высоко подпрыгивал, пока она сучила ногами и тянула пальцы к лицу Алеша. Он уворачивался и крепко держал намотанный вокруг тонкой шеи платок.