Страница 60 из 87
Глава 12
12.
Инженер-электрик 1-го разряда Коваленков Валентин Иванович и начальник станции коллежский асессор Скрицкий Николай Александрович выглядели людьми, уставшими головой пробивать кирпичную стену. Нет, на лбу ни у одного, ни у другого не виднелось шишек от ударов, но обоих инженеров объединял тоскливый взгляд. Появление князя, представленного как инженер Кошкин, в сопровождении полковника Федорова, не произвело на связистов ровно никакого впечатления. В помещении станции, заполненном шкафами с предупреждающими надписями о высоком напряжении, было темновато, пахло озоном и маслом. Коваленков был одет примерно так же, как и Федор — в рабочую блузу, поверх нее — кожаный фартук. Круглая голова связиста, коротко выстриженная, несла отметины ожогов, усы и брови явно испытали на себе высокую температуру. Скрицкий в мундире Санкт-Петербургского электротехнического института рядом с ним был, скорее всего, генератором идей, руками работавшим мало.
И оба страдали от неприятия этих идей, оттого к визиту двух заводчан отнеслись более чем прохладно, не ожидая от них ничего, кроме досужих разъяснений, что лампа обязана светить и освещать, а не передавать телефонию. И уж совсем неожиданно прозвучали слова «инженера Кошкина»:
— Правда ли, господа, что вы изобрели электровакуумную лампу, усиливающую колебания переменного тока малой амплитуды?
— Откуда вы можете знать… — протянул Коваленков, но Скрицкий перехватил инициативу:
— Будем честны, идею мы взяли из американского научного журнала. Джон Флеминг изобрел двухэлектродную вакуумную лампу, пропускающую гальванический ток лишь в одном направлении, назвав ее вентилем. Ли де Форест добавил третий электрод и тем самым создал аудион — лампу, в которой сила тока управляется напряжением на отдельном электроде. Наши заслуги скромнее. Мы выделали первый вентиль Флеминга и первый аудион де Фореста в России.
— Мать честная… Аккуратнее не могли? — поразился увиденному Друг.
Федор, никогда радиолампы не знавший, уставился непонимающе на банку объемом около литра с длинным запаянным носиком. Внутри проглядывало хаотичное плетение из нескольких сеток, оттуда вверх и вниз через мутноватое стекло проходили неровные медные проволочки. Было чрезвычайно странно, что днем ранее Друг пришел в такое возбуждение, услышав, что в России есть собственные радиолампы. Склепанные на скорую руку бомбы смотрелись не в пример цивильнее, чем это стеклянно-медное недоразумение.
В глубине станции виднелась высокотемпературная печь. Очевидно, именно здесь плавилось стекло и выдувались безобразные банки. Наверняка прямо тут Коваленков спалил ресницы, усы и брови. И уж совсем не сложно догадаться: вряд ли начальство электротехнического института одобрило бы выделку ламп рядом с практическим радиотелеграфическим оборудованием. Два энтузиаста промышляли опытами в Сестрорецке на свой страх и риск, оттого не радовались визитерам.
Федоров расспросил, как лампа может усиливать телефонный сигнал, чем вызвал целую лекцию о том, что звук в телефонных проводах передается колебаниями электрического тока, затухающих, но если подать эти колебания на один из электродов лампы-аудиона, то ток между двумя другими электродами будет в десять раз больше…
— Друг, ты в этом понимаешь? — спросил князь.
— Ничуть, Федя. Лампы в моей реальности ушли в прошлое, когда я был совсем молодым, остались лишь для каких-то любителей. Что-то из школьных уроков физики помнится фрагментарно, но не суть. Эти двое разбираются лучше. Вот производственной базы для опытов и выделки им не хватает. Как устроена радиолампа, я не знаю. Но те, что я мальчишкой держал в руках, а мы ими кидались друг в друга и разбивали о стенку, имели куда меньший размер и умещались на ладонь. Ну, и выглядели аккуратно. Посмотри на сие чудо — как корова хвостом слепила. Головы светлые, а руки растут не из правильного места.
Как только коллежский асессор закончил говорить, князь спросил в лоб, будто трижды выстрелил:
— А возможно ли применение усилительных ламп в приемо-передатчике? Удастся ли наладить связь с французскими союзниками, если германцы порежут кабели? И, главное, можно ли сделать станцию носимой — на вьюках одной-двух лошадей или даже в ранце?
Электротехники переглянулись.
— Не-е-е, точно нет. Пока — нет, — отрезал Коваленков.
— Конечно — да, — на полсекунды раньше начал Скрицкий. — Только надобно денег и сколько-то времени.
— А вы посчитайте, господа, сколько нужно времени и денег. Мы с его высокоблагородием на стрельбище спешим. К вечеру загляну. Посмотрю, что вы надумали.
— Пустое это, сударь. Учитель наш, Попов Александр Степанович, царство ему небесное, столько порогов обил и слышал везде одно: «неудобоприменимо», «практической ценности не представляет». Оттого у нас приборы теперь от Маркони и Телефункен, а не российской выделки, — опаленные рыжие брови Коваленкова сошлись в букве V, он исполнял роль пессимиста в дуэте.
— Ассигнования не только казенные, но и частные случаются, господа, — заверил их Федор. — Да только спрос за частный рубль строже. Вечером зайду, ждите. Честь имею!
Полковник, человек передовых взглядов, и то поглядывал на тульского коллегу с недоумением. Но перечить не стал.
Быстрым шагом они пересекли заводской двор, точнее — целую улицу, вдоль которой стояли цеха. Офицерская школа, на чье стрельбище они отправлялись, была недалеко.
Припекало солнце. К стрельбищу вплотную подступал зеленый лес. На огневой позиции молодые офицеры смотрелись как посетители пикника на опушке, не хватало только корзин с шампанью и барышень под зонтиками.
— Раз был на императорских смотринах Осененных, — шепнул Федоров. — Чистый расстрел! Стоит себе человек, перед ним взвод. Целься! Пли! Говорят, однажды защита оплошала, так весь в дырках и упал, государю настрой испортив. С тех пор их поначалу здесь испытывают, кто на что годен. А уж потом под императоровы очи.