Страница 8 из 11
Они оба замирают, нервно сглатывая.
— Ну, что, принцесса, — язвительно подстегивает её Мерфи, предоставляя локоть, и вырывает из иллюзорной дымки, обволакивающей мозг. Беллами дёргает плечами, когда Октавия, в маленьком красном платье, подходит к нему, чтобы помочь с последним штрихом. Она о чем-то шутит, потому что он улыбается ей, — время не ждёт.
Кларк смеётся, когда Рейес, такая красивая, эпатажная и опасная, слегка бьёт ладонями по подбородкам парней, Джордана и Миллера:
— Мальчики закройте рты. Мне неудобно перед вашими избранными.
Хоуп хохочет.
×××
— Как мы будем связываться друг с другом? — спрашивает Левитт, оглядываясь по сторонам.
У дома Кэдогана, на другом конце города, стоит столько дорогих автомобилей, что ему, честно говоря, всё в новинку.
— Наконец-то, правильные вопросы. У нас троих — меня, Кларк и Октавии, будет переносная гарнитура. Волосами прикроете и должно быть не заметно, мне это не надо, если что, спрячу в рукав. Поэтому идём так мальчик-девочка. Мерфи и Кларк, отвлекаете внимание в зале. Беллами и Октавия, страхуете их в зале, если вдруг что-то пойдёт не так. Мы с Левиттом залезаем в кабинет, находим нужные доказательства вины Кэдогана и даём деру отсюда.
— На всякий случай, если это абстрактное что-то рядом с ним, то что это может быть? — спрашивает Беллами.
— Телефон или диктофон, что-то подобное. Все свои недомолвки на время операции держите при себе, ясно? И сыграйте на славу свои роли, возможно, это последнее, что у нас есть. Время.
— У нас даже нет пригласительных, как мы туда пройдём? — хмурится Октавия.
— Об этом мероприятии знает ограниченный круг лиц, — поясняет Рейес. — Сделай вид, будто ты всегда была частью высшего света. Веселись, придумывай на ходу легенду и не привлекай к себе особого внимания.
×××
— Что во фразе «Не привлекайте к себе особого внимания» им не ясно, — бурчит Рейвен, мысленно моля, чтобы у Октавии получилось в случае чего отвадить охранников от этого крыла. Они были буквально за дверью, и один неосторожный жест или шаг мог испортить всё, — какого чёрта ты оставил их вместе? Мерфи!
— Будьте тише, Рейвен, — шепчет Левитт, взламывая дверь в кабинет Кэдогана.
— Да, Рей, будь тише, — усмехнулся Джон.
×××
мы встретимся.
нас вновь сведёт печаль,
умело маскируясь под инстинкт;
ты стала кем-то вроде палача,
что шепчет между пытками
«прости».
Его тёплая рука ложится на её талию, стянутую лишь тканью коктейльного платья, но Кларк, вопреки крикам рассудка, подозрительно похожего на голос Рейес («вы двое никогда не были теми, кто не привлекал лишнего внимания»), думает о том, что, сколько бы они с Блейком не были знакомы, его рука никогда не задерживалась здесь так долго. Иррациональное тепло зарождается глубоко внутри, а Беллами, как и в прошлом, тот, кто его осторожно взращивает, сам того не зная.
Они так близко.
Мерфи не оставил ей выбора: останься она без партнёра на этом заранее запланированном танце у Кэдогана, что находился на лестнице, могли возникнуть вопросы, касаемо её личности. Она бы с радостью обрушила на него потолок, с этой слишком блестящей и громоздкой люстрой, будь у неё хотя бы малейшая возможность. Однако поворот их с Беллами тел, на миг сбитое дыхание и его скользящий шёпот по раковине её уха сбивает поток мстительных, наполненных ядом, мыслей.
— Ты слишком напряжена. Расслабься, Гриффин. И подними свой чёртов взгляд на меня.
Кларк пару раз моргает, тем самым стараясь стереть красное марево по ту сторону век, и, дозированно выдохнув, кивает, признавая, что он прав. Но встретиться с ним глазами — это всё равно, что пережить локальный катаклизм.
— Ты никогда не называл меня так, — поразившись собственной откровенности, шепчет Кларк, поднимает голову, ненароком скользя вмиг напрягшимися пальцами по кромке ворота его белой рубашки. Беллами, если и удивлён, то не показывает этого, фальшиво улыбаясь, чтобы сохранить иллюзию их принадлежности к этому обществу. — По фамилии.
— Справедливости ради, — хрипит он, скользнув по её лицу пренебрежительным взглядом, — Апостол Блейк возвращает тебе твою монету.
Это маленькая словесная игла сдувает всю напускную браваду.
— Что ж, мы квиты.
— Только, если я сделаю что-то непоправимое с тобой, — сквозь крепко сцепленные зубы. — Но я не смогу. Почему-то никогда не мог.
— Мы оба делали то, что должны были.
— Как бы я хотел поспорить, но не стану.
— Это глупое веселье перед финалом, — выплевывает Кларк, чтобы заполнить неловкую тишину и вой какой-то части себя, что тянется к нему так безнадежно и сильно. — Нелепо.
— Джаспер так не считал, — смотря куда-то на гостей и кружась с ней, говорит Беллами. — Может, он был прав. Стоило ли всё это выживание хоть чего-то? Мы так гнались за тем, чтобы всех спасти, что не заметили, что упустили саму жизнь.
— Может, это тот самый шанс, что мы её получим?
Блейк не отвечает.
— Ты когда-нибудь думала об этом?
Предпоследние аккорды звучат громче. Скрипка вновь вступает в игру.
— О чем?
— О жизни без спасения мира.
«Мы не любили друг друга».
— Да. Да, я думала.
— Кто мы в том мире?
Музыка перестаёт играть. И Кларк осознает, что Беллами впервые за долгое время не отводит от неё взгляда. Не буравит. Сам гипнотизирует. Ищет что-то на глубине, где уже не дышат. Находит ли он там что-то, она не знает. Однако едва сдерживает разочарованный вздох, когда его руки перестают ощущаться на теле, и он исчезает в толпе аплодисментов и какого-то нездорового ликования элиты.
Кто они в том мире?
— Ваш кавалер немногословен, может, я могу составить вам компанию?
Голос Билла Кэдогана разрывает приятную атмосферу, словно меч — воздух. Кларк надеется, что у Рейвен и остальных всё получилось.
— У меня есть к вам множество вопросов, а ещё больше к вашим друзьям, которые что-то забыли в моём кабинете.
Сердце ухает в пятки, стоит ей обернуться. Вышеупомянутые уже проклинают охранников, которых удерживают их за локти и предплечья. Толпа перешептывается.
×××
Он ненавидит это. То, что вырывается из горла, немой крик утопающего. Мольба.
— Кларк, мне…
Гриффин оборачивается, ткань её платья шуршит, и голубые глаза озадаченно смотрят на него. Чувствует это по тому, как появляются подкожные иглы. Пистолет крепко зажат в руке. Он жмурится, пытаясь взять под контроль собственный разум, но тот чудовищен. Посылает предательские картинки, размытые, расфокусированные, быстрым шлейфом летящие перед глазами. Боль заполняет его желудок и становится трудно дышать. Здесь спертый, влажный и плотный воздух. Таким не дышат — задыхаются. Запах пороха смешивается с потом и чувством стыда, жаркой волной поднимающейся вверх по спине, шее и горлу. Царапина на предплечье последнее, что тревожит.
Без неё он не справится. Без своего проклятия ему даже не встать на ноги, не сделать вдох. Гребаная ирония.
— Что такое? — спокойный вопрос во время перестрелки.
— У меня, кажется, паническая атака, — выплевывает жёстко, как обвинение, хотя режущая и кромсающая боль едва не вынуждает его скулить.
Беллами стекает по стене, едва не задев картину, баснословно дорогущую наверняка, упирается вспотевшими, слабыми ладонями в пол и поверхностно дышит. Жар обволакивает его, рубашка прилипает к взмокшей спине, а по вискам стекают капли пота. Гриффин присаживается на колени рядом, мягкая и тёплая. Ему даже смотреть на неё не надо, всё равно в голове чётко вырисовывается она, безупречная и прекрасная, привлекательная и убийственная. В этом платье, от которого хочешь — взгляда не отведешь. Пульсация вытаскивает это из недр мозга, решившего сыграть в ящик, по всей видимости. По ладонями фантомно, призрачными вспышками взрывается ощущение её кожи, её чертового тела. Внутри затягивается узел.
— Послушай меня, — её пальцы аккуратно приподнимают налитую свинцом голову, пока веки Беллами подрагивают.