Страница 4 из 11
— Кроме того, что я начал сомневаться в водительских способностях Миллера, никаких.
— Да ну, — пихает плечом его Блейк. — Давай, выкладывай, Джонни.
— Ты слишком резв для без-пяти-минут-трупа, знаешь?
Безобидная, на взгляд Джона, подколка не должна привести ни к чему, кроме ответной ухмылки, но взгляд Беллами заметно меняется, расфокусировавшись, словно Мерфи произнёс слово-табу, которое срывает Блейка куда-то вниз — на глубину, давящую и замкнутую. Он хорошо знает это чувство, когда ты воспринимаешь всё, как в первый раз, будто проходишь через обнуление. Как не можешь насытиться, как впитываешь каждую эмоцию, будто энергетический вампир, и жаждешь большего. Выжимаешь на максимум все чувства, ведь знаешь, каково это — не быть живым. Но в то же время мысль, укоренившаяся в сознании, о скоротечности жизни не покидает тебя, съедает изнутри, а тебе так хочется заглушить это назойливое нечто, что ты ударяешься в алкоголь или в себя.
Но чем глубже уходишь, тем тяжелее возвращаться на поверхность. С Джоном рядом были Эмори и Рейвен.
Беллами хмурит брови и натянуто хмыкает, но не может обвести его вокруг пальца. Мерфи поддевает носком кроссовка его ногу и, напялив самый важный вид, пододвигает невидимые очки на нос. Старая добрая игра с Кольца.
— Джон Мерфи, подлец, циник и профессор психологии отвергнутых и драматично смотрящих вдаль, к вашим услугам. Давай, Белл. Монета за монету. Что тебя терзает?
Беллами расслабляется и усмехается, но рискует принять навязанные правила, хотя диалог предстоит не из лёгких.
— Этот ваш так называемый «второй шанс». Зачем мы здесь, если вы выиграли последнюю войну, сдали тест и доказали, что любовь это хорошо? Зачем здесь я?
— О, чувак, меньше экзистенциальных вопросов, больше конкретики, я должен играть хорошего специалиста, а не грустно вздыхающего сумасшедшего. Мир, очевидно, влюбился в нас и хочет, чтобы только мы спасали его пылающий в огне зад! Так давай сделаем это вновь. С фанфарами и заранее заказанными изящными гробами.
— Мне казалось, ты был против этой затеи?
— Все равно выбора особого нет, вы же не скинете меня в ближайшем баре, не набьете мои карманы пачками денег, чтобы я спустил их в казино или на выпивку. Моралисты, чёрт бы вас побрал.
— Тоже верно. Вы с Рейвен?..
— Ничего особенного, — говорит Джон, не моргнув. И это звучит самым адекватным образом, в отличие от его предыдущих высказываний. Но друг только подозрительно смеживает веки, уличая его в откровенной лжи. — Мы с Эмори расстались. Она любила во мне больше героя-Джона. А мудака-Мерфи во мне всегда было больше. Это то, кем я являюсь. И хотя сейчас она бы, не раздумывая, восхитилась мною, моим деланным энтузиазмом, и затащила к себе… Рейвен… Мне кажется, я нужен любым. Она не делит меня на версии, не выбирает фаворита. Хотя всё ещё злится и винит себя в нашем расставании. Она просто была рядом, когда всё на том гребаном берегу пошло ко дну. Понимаешь? Знаю — понимаешь. А вообще вы с ней король и королева драмы. И она скорее лишит себя возможности улететь в космос, чем признается, что скучает.
— Я рад за вас. Правда, рад.
— Я знаю. Твоя очередь. Опиши свои отношения с Гриффин. Выбери что-то одно. Соперники? Друзья? Враги с привилегиями?
— Брось.
— Ох, прости, что задеваю твои сердечные расстроенные струны. Ещё больно, а.
— Идиот, — смеётся Беллами.
— Именно это ты и ценишь во мне, мой друг, — ухмыляется довольный самим собой Мерфи, и, сделав глоток, надсадно кашляет. — Чем сильнее ты стараешься отдалиться от неё, тем сильнее привязываешься. Может, это болезнь. Тебе бы томографию сделать. Эти штучки Рейес, её слова. Не обращай внимания. А может, сбой в системе. В любом случае, перспективы не из лучших.
— Ты хреновый доктор наук, — заключает Блейк.
— Зато лучший циник и подлец.
×××
Беллами спрыгивает с кузова и нехотя плетется за Мерфи к остальным выгрузившимся, из дома вылетает Мэди, в каком-то сарафане, кедах и с улыбкой детской до ушей самых, он её замечает раньше Кларк, которая стоит чуть впереди и помогает Октавии с вещами. Девчонка врезается в Гриффин слету, от чего Кларк ведёт назад по инерции — она спиной ударяется об него, выбив весь воздух. Он отступает. Близость, любая, опаляет. Его словно оголенным проводом под напряжением бьёт, настолько это оказывается внезапным и слишком сильным. Будто камень, что запустили в застоявшуюся воду. Рябь мысленно возвращает его назад: к натянутым нервам, к горечи, оседающей на губах, когда его лучший друг наставляет на него пистолет, к жгучей обиде от того, что она отказывается ему верить, а ещё к боли от того, что теперь он не Беллами, а «Апостол Блейк». К расширяющейся дыре в сознании.
Пелена перед глазами застилает всё: он не различает их приветствий, не видит ничьих спин, только гулкий стук, и пораженно осознает, что это его сердце стучит так громко, слишком быстро, словно спешит вырваться.
— Чувак? — сквозь толщу воды голос Джона.
— Белл? — зовёт его голос сестры, тревожный и заботливый. Октавия кладёт на его горячую щеку ладонь и разворачивает его к себе. — Ты совсем бледный, всё нормально?
Он отчаянно хватается за этот спасательный круг и выныривает из воды. Моргает, пока размытость не исчезает полностью. А потом кивает, замечая её обеспокоенность.
— Да. Я в порядке.
Он мельком ловит нечитаемый взгляд Рейес, но девушка, нахмурившись, тут же направляется в дом. На улице уже стоят Джордан, Хоуп и Гайя с Индрой, а за ними топчется какой-то парень, которого Беллами видел среди людей Кэдогана. Он сдвигает брови, когда видит, куда устремлен его взгляд. На О.
Но Мэди обнимает его, крепко и нежно, словно скучала — так его обнимала Октавия, так его обнимал Джон. И девочка, со стоящими в глазах слезами, что-то шепчет ему на ухо, что-то про то, что она рада, что он жив, что-то про то, что им нужно будет поговорить наедине, вдали от Кларк. Он запоздало заключает её в ответные объятия, закрываясь, чтобы все, в чьих глазах виделись осуждение, злость и ненависть, исчезли хотя бы на эти жалкие пять секунд. Кларк, наверное, тоже смотрит на них, он не знает — по правде, знать не хочет. Безопасность ли Мэди стала для них яблоком раздора? Может, они никогда всецело не доверяли друг другу? Но Беллами отмахивается от этой мысли: они только и делали, что верили в друг друга. Однозначно. Беспрекословно. Вопреки всему. В прошлом.
Ничего хорошего это не предвещает. Исключительно сплошные неоднозначности и нехороший расклад. Каждый второй из них видит в нем врага и предателя. Из-за этого Рейвен готова выкинуть его из машины находу, из-за этого Кларк он чужой, из-за этого Эхо прячет лицо, когда видит его. И лишь Мэди, прижимающаяся к нему в поисках чего-то одного ей известного, заставляет дышать спокойно. Впервые за пару мучительно долгих воссоединений.
×××
Дом встречает их накрытым столом, семейными распрями по мелочи и всеобщей радостью. Но нерешенный вопрос о том, что делать дальше, витает в воздухе, как что-то надоевшее, вызывающее раздражение, но, если его не решить, то им будет негде собираться компанией. Просто потому, что они, все до одного, будут мертвы.
Эхо находит его у открытого окна мансарды. Собираются тучи, и Беллами находит в этом что-то ироничное: внутри атмосфера под стать. Мало кто с ним вообще общается. Исключение составляют Октавия, Мэди, Джон, Хоуп и Джордан. Ещё Левитт, конечно, с которым Блейк планирует поговорить, но пока что в голове остужающая пустота, и он пользуется моментом побыть наедине с тем, что происходит. Эхо разрывает тишину одним касанием, пускающим кусачий ток по его венам.
— Ты вздрогнул, — она разочарованно констатирует это, будто ожидала тёплого приёма, но тут скомкано продолжает. — Беллами, я хотела поговорить. Но, если ты не настроен, я…
— Говори, мой график вполне позволяет поговорить с кем-то из этого дома.
— Я хочу сказать, что мне жаль.
— Оставь это себе, — вздыхает он, стараясь не зацикливаться на бушующем внутри огоньке ярости. — Нет ничего, о чем бы я жалел. Я надеюсь, ты найдёшь кого-то лучше, кого-то, кто достоин тебя. Потому что я никогда не был.