Страница 7 из 9
°°°
В какой-то момент мир стал ярким, аляповатым, вспышками цветов перед глазами, живым смехом и слегка опьяненным сознанием. Алина глупо хихикала, отпустив все тяготы на потом, пила из кружек крепкий квас и много танцевала. Это она помнила хорошо.
— Я тут узнала, — говорила она громко, улыбаясь до боли в щеках и двигаясь до того активно, что перед глазами плыли звёзды. Небосвод становился рекой с внутренним точечным свечением. — что тебя зовут, как сына нынешнего царя.
— Что ж, у наших с ним матерей проблемы с фантазией, — он горько усмехнулся; несбыточная мечта порядком набивала оскомину, но Алина уже подталкивала его в сторону леса, вынуждая подчиниться, а не зацикливаться на неудачах. — а у тебя — с дозированием крепких напитков. Что ты пила?
Она, краснея и пошатываясь, собирала травы и цветы, ловко переплетая стебли. Они с другими девочками в Керамзине тоже плели венки, правда на Иванов праздник, поэтому руки хорошо помнили, как это делать.
— По большей степени квас. И что-то, что дала Пажа.
— Святые, — он мученически возвел глаза к небу, на лбу проступила складка, и Алина усилием воли подавила желание её разгладить, покрепче вцепившись в травы.
— Ты разбираешься в звёздах? — спросила, заглядывая в небо, щедрое на цвета и свет.
— Немного.
— Расскажи мне о них.
После чего Старкова водрузила ему на голову сплетённый ею на ходу венок из одуванчиков, ивана-да-марьи и других трав, с такой осторожностью, словно то была корона. Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться, всё-таки Дарклинг всегда был выше почти на голову. Он ошеломленно замер, тяжело выдохнув. Словно всё это было в тягость. Алина слишком хорошо знала это чувство.
— Одна каким-то образом оказалась здесь.
Алина поперхнулась воздухом и смехом. Он расплылся в улыбке.
— Прозвучало слишком нелепо?
— Крайне. Почему ты избегаешь Фрею? Она ведь к тебе неравнодушна.
— Есть вещи важнее привязанностей, — помрачнев, ответил он. Собственное умозаключение или семечко, брошенное Багрой и ею же взращенное в его голове?
— Например?
— Защита гришей. Их обучение. Чёртов царь-отказник. Охотники. Весь мир.
— Ты ведь не один в этой борьбе.
Всё внутри ныло и болело. Он проходил долгий путь с одними и теми же переменными день за днём. И сколько ему ещё предстояло преодолеть… Но это всё же не давало ему никакого права слепо ею манипулировать, лелея одиночество и нужду в одобрении.
— Почти всегда один.
— Знаешь, мы всегда находимся в компании, но умудряемся оставаться одни. Я понимаю тебя и, возможно, мне даже жаль, что всё так получилось.
А потом она вошла в воду по пояс, нырнула и вновь засмеялась взахлёб. Солнечная. Живая. Совсем юная. Уставшая от горестей и потрясений, она беспричинно улыбалась всему миру.
— Ты ещё столького не знаешь, Алина.
— Иди сюда!
— Вода ледяная.
Он не сдвинулся с берега, будто врос в него. Напрягся всем телом. Боится плавать? Это нужно разузнать потом, когда они не будут заняты революцией, гражданской войной и проблемами со временем.
— Я могу согреть её для тебя. Знаешь же, я проглотила солнце. Или признайся, что боишься сильдройр{?}[Сильдройры –русалки]! Но я не одна из них, чай, не утоп… лю… Ал…
Вода сомкнулась над головой. Мир затих, только шумела кровь в ушах. Руки панически и беспорядочно забили по толще. Затем на поверхности раздался всплеск, вскоре после чего её потянули наверх.
Алина заулыбалась, закинув голову, наблюдая за его перекошенным лицом из-под приоткрытых, мокрых ресниц, засмеялась хрипло, клюнув его в подбородок, то и дело цепляясь за плечи и шею.
— Поверил. Я умею плавать.
— Сумасбродная! — рявкнул Александр.
Алина, переняв привычку, склонила лениво голову, пристально и изучающе прошлась по нему взглядом и облизала свои губы, холодные и влажные. У неё наверняка смешно топорщились уши, а капли воды всё стекали и стекали с лица и шеи. Одежда тянула вниз, а руки цеплялись за крепкие плечи.
— Совсем рехнулась?
Чёрные глаза приобрели оттенок беззвездной, злой ночи. Сколько мрачного огня горело в них!
А потом она, наконец, прижалась к его холодным губам своими, зарылась в мокрый ёжик волос пальцами, впечатавшись разом всем: и ртом, и телом. Кости сладко загудели, наполняясь силой. В памяти пронеслись смазанные фрагменты из зала Военного Совета, оккупированного ими в ярой потребности остаться наедине.
Кириган. Дарклинг. Александр. Титул и имена сливались воедино, теряли прежний лоск и браваду. К себе её прижимал он — просто он — срывал с покушенных губ томные и гортанные стоны тоже он.
Слишком одарённый, немного заносчивый мальчишка.
— Откуда ты такая?.. — рычаще, почти недовольно прошептал Александр, запуская стаю мурашек по шеи и рябь — по воде, когда, прижав ладони к её пояснице, впечатался сильнее.
Прежде чем она успела потянуть его рубашку наверх, он перехватил руки, заставив вскинуть осоловелый взгляд и обиженно закусить губу. Уголок его рта дрогнул.
— Идём отсюда.
°°°
Пальцы, испачканные углём, водили по обнаженному плечу завороженно и неосознанно, скользили по спине и пересчитывали позвонки, так дробяще нежно, что хотелось мурлыкать, подобно кошке, лежащей под солнцем. Вот только солнцем всегда была она.
— Как давно ты узнала, что ты — гриш?
— Не очень давно, — прохрипела Алина. Это точно из-за прохладной воды. — Ещё года даже не прошло.
— Как ты об этом узнала? — допытывался Александр.
— Мы попали в передрягу. Малу грозила смертельная опасность. Свет сам вырвался из меня.
— Малу?
— Это мой… друг.
— Где же он сейчас?
— Наши дороги немного разошлись. Так ты боишься воды? — лукаво закусив нижнюю губу, вопросила Алина.
— Не воды, открытых водоёмов, которые при желании гриша можно заморозить{?}[Отсылка к «Демону в лесу». Это небольшой рассказ про детство Дарклинга.]. В детстве был один неприятный инцидент, — он поморщился, словно это всё ещё мучило его.
— Как это случилось?
— Она заморозила озеро. Я был в воде. Помню много крови, и холода, и… страха. И всё, что у меня было, это тьма. Именно она спасла меня в ту ночь. Той девочке были нужны мои кости. Гриши бывают одержимы поиском уникальных усилителей.
Алина замерла, даже дыхание задержала, чувствуя укол стыда, сделанный собственной совестью. Она была ничем не лучше, как и он, но позднее. Многим позднее.
— Что насчёт твоих страхов?
— В детстве я боялась темноты. До последнего не гасила свечу, пряталась под одеялом и боялась вставать среди ночи, потому что мне казалось, что стоит коснуться стопой пола, как меня тут же схватит подкроватное чудовище.
— Ты не поверишь, но я тоже боялся темноты. Звучит глупо, знаю, — Александр улыбнулся, закрыл глаза и встретился лбом с её лбом. — Мадрая высмеивала меня, и это было правильно. Каким я мог стать заклинателем теней, если бы продолжал бояться того, чем способен владеть?
— Ты бы был очень мил, — рассмеялась Алина, удивленная подобным фактом о страхах. — И, знаешь, я думаю, Багра права насчёт не всех вещей. Что ещё расскажешь о себе?
— Любишь вишнёвые пироги?
— Я обожаю их.
— Я тоже. Когда твой день рождения?
— В июне. Совсем скоро. А твой?
— В декабре. Вероятно, мы с тобой во многом противовесы. Каково это ощущается?
— М-м, не знаю, очаровательно?
— Ты продолжаешь говорить загадками, — он навис над ней, усердно вглядываясь в глаза. — Неужели ты мне всё ещё не доверяешь?
— Дело не в этом, — прошептала Старкова.
— А в чём же?
— Ты можешь дать мне обещание? Если я исчезну…
— Что значит «исчезну»? Планируешь побег? — усмехнулся Александр, его чёлка сползла на глаза и он чаще жмурился, чем смотрел на неё. Алина поднесла руку к его лбу и аккуратно отвела в сторону спадающую прядь, за что внутреннюю сторону запястья наградили чередой ленивых, мучительно долгих и благодарных поцелуев. Где-то между рёбер трепетало тепло.