Чингиз Айтматов

Вернёмся к генетическим корням Айтматова. По материнской линии он принадлежал к этническим татарам, правоверным мусульманам, переселившимся в середине XIX века в Среднюю Азию. По свидетельствам родственников Чингиза Торекуловича, предки его по этой линии были весьма грамотными, образованными по тем временам людьми, среди которых были учителя, коммерсанты, священнослужители. Хамза Абдувалиев, дед Айтматова по материнской линии был российским купцом 2-й гильдии, имел преуспевающее торговое дело, завоевал известность своей благотворительной деятельностью. Сохранилось написанное им обращение в местной газете с призывом о помощи киргизам, жестоко пострадавшим от джута (падежа скотины из-за обильного снегопада и нехватки корма). Он окончил медресе, знал арабскую письменность, неплохо владел русским языком и сделал всё возможное, чтобы дать детям образование, научить читать и писать, говорить по-русски, сделать их культурными, передовыми людьми своего времени. Обосновавшись в Караколе, небольшом русско-татарско-киргизском поселении (бывшем Пржевальске), он построил просторный дом, наладил тесные связи с киргизами и местной знатью, заслужив уважение своим трудолюбием и деловой хваткой. В период восстания 1916 года он сочувственно отнёсся к местному населению, подвергшемуся жестоким преследованиям властей. А с установлением власти новой — советской — добровольно отдал своё имущество в распоряжение большевиков. Его двухэтажный фамильный дом сохранился, а сад, разбитый им в Караколе, до сих пор носит название «Сад Абдувалиева».

Мать писателя — Нагима Айтматова, в девичестве Абдувалиева — была женщиной редкой душевной красоты, верной спутницей жизни Торекула, обладавшей немалой образованностью и разделявшей передовые взгляды своего времени. Смело можно утверждать, что писатель Айтматов очень многим ей обязан: и прекрасным воспитанием, и душевным теплом. Мать оставалась с ним всегда и всячески поддерживала в самые трудные дни и годы.

Родословная ветвь Абдувалиевых выглядит так: Йосыф — Халил — Габдрашит — Гайса — Габдельвали (1800 г.) — Хасан-Хамза (1850—1932 гг.) — Нагима (1904—1971 гг.) — Чингиз Айтматов (1928—2008 гг.).

Стоит заметить, что Абдувалиевы и Утямышевы являются двумя параллельными ветвями известного в Татарстане рода Ишмана. Как сообщает Роза Айтматова, из него вышло немало передовых людей своего времени, имеются письменные данные о как минимум двухстах достаточно известных представителях этого рода.

В родословной Хамзы Абдувалиева сказано: Ишман — сын Туктаргали, Туктар — сын Кучука, Кучук — сын Табежа, Табеж — сын Кудаша, Кудаш — сын Кул сулаймана, Кул сулайман — сын Сулаймана. Эти два прадеда восходят к знаменитым булгарам[4].

Путь Нагимы — сюжет для целого романа. Её жизнь, складывавшаяся поначалу вполне благополучно и даже счастливо, особенно после встречи с Торекулом, которого она любила нежно, преданно и продолжала ждать даже тогда, когда ждать уже давно было некого, превратилась после его гибели в бесконечную чреду страданий, унижений, борьбу за кусок хлеба, который надо было разделить на четверых детей.

Таких, как она, было, увы, немало, и всё же, памятуя о том, что выпало на её долю, хочется назвать Нагиму святой. При этом святой, как ни парадоксально это звучит, счастливой — ибо она выстояла, уберегла детей, не дала им сломаться, потерять то, что называют нравственными ориентирами. Как неоднократно повторял сам Чингиз Торекулович, она одна вела всех их по жизни, и вела правильно. Нагима дожила до реабилитации мужа, успела застать послесталинскую оттепель, стала свидетельницей триумфального восхождения Чингиза к вершинам успеха и подлинно всемирной славы.

Роза Торекуловна рассказывает такой случай из жизни матери. В разного рода предсказания она верила не особо, и всё же беды, обрушившиеся на семью после ареста мужа, вынудили её однажды спросить у цыганки-гадалки, что же ждёт её и детей, есть ли какой-нибудь просвет в будущем. Цыганка не сильно её обрадовала, обмолвившись, что один из сыновей станет очень большим человеком и его имя узнает весь мир. Подавленная тяжкими повседневными заботами, Нагима пропустила эти слова мимо ушей, надеясь услышать что-то про мужа, от которого никаких вестей не было. Вспомнила она о давно забытом предсказании гадалки намного позже, в конце 1950-х — начале 1960-х годов прошлого века, когда на Чингиза и впрямь обрушилась громкая слава.

Айтматов был человек сдержанный, на людях своих чувств, как правило, не выражал, но в трёх случаях его видели рыдавшим: когда скончалась Нагима, его дорогая мать и добрый ангел, когда после тяжёлой болезни покинула сей мир Бибисара Бейшеналиева и когда умерла первая жена, мать двоих его детей, подруга жизни в самые непростые годы — Керез Шамшибаева. Перед ней Чингиз Торекулович всегда считал себя виноватым за то, что в какой-то момент — находясь в самом зените славы и в Советском Союзе, и во всём читающем мире — ушёл к другой женщине. Легенда гласит, что перед уходом он всячески просил у Керез прощения, даже встал на колени.

Правда, мы все своими глазами видели, как он плакал ещё в одном случае. Плакал без слёз, беззвучно, возлагая цветы к могиле отца, нашедшего вечное упокоение в братской могиле Ата-Бейит (название было предложено самим Чингизом Торекуловичем). Лицо его было очень бледным, исполненным глубокого страдания. Потом, в одном публичном выступлении, Айтматов скажет, что отец его всё-таки счастливый человек, лежит в таком изумительном тихом месте, откуда виден Бишкек и красивые горы. Конечно, это были слова мудрости, внутреннего умиротворения, а также человеческой покорности воле Всевышнего.

Судьбе было угодно, чтобы там же, в Ата-Бейите, «Могиле отцов», обрёл вечный покой и он сам, Чингиз Торекулович Айтматов, великий писатель земли киргизской, наша национальная гордость и слава.

ДЕТСТВО

Заря и сумерки

Говоря о своём детстве, Чингиз Торекулович Айтматов всегда подчёркивал две противоположные вещи — зарю и сумерки. Он часто и с нежностью вспоминал период раннего детства, когда и мать, и отец были рядом, а вместе с ними младший брат Ильгиз и сёстры Люция и Розалия. И по меркам того времени жили они, имея в виду высокое положение отца, более чем благополучно. Когда отец учился в Москве, ему дали квартиру в самом центре города, на улице Воровского (ныне Поварская). Чингиз поступил в московскую школу, гулял с отцом и матерью по великому городу, пересекал Красную площадь, останавливался перед Большим театром, но главное, конечно, наслаждался беззаботным детством, играя с мальчишками и в школьных коридорах, и на подмосковной даче, и во дворе легендарного дома Ростовых, близ которого жили Айтматовы. Правда, по крайней мере, однажды игры прервал траур — хоронили Максима Горького, и отец взял с собой на панихиду восьмилетнего Чингиза.

При всей безоблачности — до поры — детских лет рос он мальчиком чувствительным и душевно ранимым. По прошествии долгих лет, вспоминая в беседах со своим немецким переводчиком Фридрихом Хитцером те свои рассветные годы (опираясь на них, Хитцер издал книгу под названием «Детство»), писатель остановился на двух характерных эпизодах. Повели его как-то в Москве родители на фильм «Соловей-Соловушко». Фильм оказался фальшиво-сентиментальной поделкой, однако же, наблюдая экранные страдания персонажей, малыш во весь голос расплакался. Отец пытался его успокоить, говорил, что это всего лишь фильм, игра артистов, но успокоить сына так и не удалось. Вернувшись домой, Торекул пожаловался жене, что ребёнок у них растёт плаксивый и слишком чувствительный — как жить-то будет, когда повзрослеет. Быть может, уже предчувствовал, что над головой сгущаются тучи, и скоро совсем иные, не вымышленные беды, обрушатся на хрупкую душу мальчика.

А в другой раз, увидев на даче, в селении Парфёновка, как дерутся двое пьяных и один нещадно избивает другого, Чингиз прибежал к отцу и слёзно умолял разнять людей, помочь бедняге.

4

Айтматова Р. Белые страницы истории. Бишкек, 2013. С. 47.