Воскресенье

-Это наши. Пойду, открою.

-Угу.

– Ох, и дождь хлещет. Дождище!»

Женя отложила ложку. Еда совсем не лезла в горло. Больше всего не хотелось думать о работе, но никак не получалось. А что, если ребенок действительно по ту сторону моста? Тогда Сухов, как ни странно, прав, другого выхода у нее не было. Но пересечение государственной границы, да еще и буржуазного государства – это не то, что тюрьма, это «вышка».

«Вершинин – тучи, куда ветер, туда и он с дождем; куда и туча, куда мужики, туда и Вершинин».

«Чудо из чудес, товарищи – русский народ. Ну, возьмем, хотя бы, того же Вершинина. Давно ли это был простой рыбак, пахарь…».

Девушка нахмурилась. А что с тайной Ракицкой? О какой правде она говорила? Это могло быть связано со Страшной Войной. Ей тогда было около 20 лет, мало ли что могло там случиться? Давыдов дело не даст. Нет, этим даже не пахло.

«… Лес был как море, а море – как лес. Только лес чуть темнее, почти синий. От колес телег отлетала последняя пыль и последняя деготь родных мест…».

И что дальше?

Ребенок в глухом лесу, опергруппа скоро приедет и больше никакой правды Круглова не узнает. Женя закрыла лицо руками и вздохнула, тяжко. Что же делать…?

«А ну-ка, Миш, посвети. Вот, у меня в руках фотографии. Узнаете?

-Канатин, как не узнать!».

-Генерал!

-Он, зверюга!

-Вот, вот, верно. Ему отрезано на карте земли столько, что мы его землю вровень закроем его портретом…».

Пересекать государственную границу – это самоубийство. А если ее поймают? Точно посадят, повезет, если не расстреляют. Женя живо представила зал суда, заплаканную мать, сурового отца, телогрейку и тесные лагерные бараки на Магаданской земле. Круглова поежилась. Нет, ни за что. Хватит с нее приключений в Москве.

– Да ты больная, Круглова! Ищи себе другую работу, а лучше вообще уезжай из Москвы! Вечер. Бекетов держится за разбитую голову, по вискам, щекам течет кровь: «Больная, больная!».

Рядом – испуганная подруга Нинка в белоснежном сарафане. В Жениной руке – осколки от бутылки коньяка, отличного, из Ялты: отцовский, коллекционный.

-Женька, чего же ты наделала…? – Трясущимися губами бормочет Нинка и плачет. – Тебя же теперь уволят.

– Ну, ничего, я работу найду, – обнимает ее Женя и целует в светлый пучок на голове. Вечерняя прохлада приятно освежает ноги, ветер треплет черное платье и голубую, легкую куртку. – Хочешь, на БАМ поеду? Магистраль строить эту, Байкало – Амурскую, – улыбается Круглова, – поехали вместе? Айда.

– Куда, на БАМ? – Хлопает глазами Нинка.

– Ну, да.

– Нет, я холода боюсь, – качает головой Нинка и шмыгает носом, – а как же мама тут без меня, бабушка, папа, он старенький совсем, Женька…

– Да шучу я, дуреха, – хватает за раскрасневшийся нос подругу, обнимает еще крепче и тяжко вздыхает, – какой уж тут теперь БАМ…?

Женя смотрит на расплывающееся кровавое пятно на руке, полной осколков разбитого стекла. На верхнем этаже общежития слышна музыка – советская молодежь осваивает хит – «Трава у дома», группы «Земляне». Нинка коротко всхлипывает, и вдруг начинает смеяться, сквозь слезы.

– Чего ты? – Смотрит на ее кроличьи зубы Женя и тоже начинает смеяться.

– Да Бекетов, смешно так кричал: «Больная, больная!». Ты и, правда, немного того, Женька, – Нинка треплет темные косички подруги.

– Да иди ты.

«… «Варенька – невеста, значит, надо блеснуть перед ней отвагой», подумал Незеласов. «И надо, чтобы она думала, будто бы под ее влиянием Незеласов вел в тайгу бронепоезд. Пусть узнает, что Незеласов пришел в тайгу. Ей даже полезно, если она сболтнет про дерзость Незеласова…».

Ну, и как быть, партизанка Звездина? Что делать, Анастасия Михайловна…?

Ммм…?

***

Местные дискотеки молодежь устраивала в паре метров от города у самой реки, дабы шум музыки не доходил до спящих жителей. Установки раскидывали в непосредственной близости от воды: как известно, это помогает путать следы фиксирующим сигнал станциям. Засечь танцы молодежи Берегового было практически невозможно.

Олег Сухов пришел на точку сбора аккурат к 12 ночи – к самому разгару веселья. Конечно, ни жены, ни даже невесты у него не было – образ весельчака и гуляки разбивал вдребезги все планы на семейную жизнь. Однако было в нем нечто странное – таинственное. Если бы в Береговом умели задумываться о соответствии и сопоставлении фактов, то давно бы поняли, что Олег Сухов появился в городе несколько лет назад, вместе с полковником Давыдовым. Согласно же официальным документам, механик являлся уроженцем Берегового. Непонятная деталь тяжелого пазла.

Схватив двух девушек и посадив их на плечи, молодой человек пустился в лихой пляс, засверкали белые кеды. Толпа зааплодировала, однако на очередном повороте Сухов едва не выронил девиц, увидев перед собой Женю.

– Господи, как вы меня напугали!

– Да ну что вы, можно просто Женя, – улыбнулась Круглова.

– А, можно просто Женя?

– Нет! – Рявкнула девушка. – Исчезли обе, или завтра с утра ко мне в опорный пункт. Очень любопытно будет узнать вашим преподавателям, чем вы по ночам занимаетесь.

– Евгения Марковна. А мы вас не узнали! – Воскликнула одна из девушек у Сухова на плече, прикрыв рот ладонью.

– Вы такая красивая без формы, ходите так чаще! – Сказала вторая, кивнув на Женин голубой сарафан, и девицы дружно рассмеялись.

– Так, дамы, – опустил девушек на землю молодой человек и отряхнул темные брюки, – веселитесь пока без меня, я скоро к вам подойду.

– Ждем тебя, Олежик, – отправила одна из девиц воздушный поцелуй, и девушки скрылись в толпе.

– Веселитесь, Олежик? – Насмешливо спросила Женя.

– А что, это противозаконно? – Расстегнул бежевую куртку Олег.

– Ночью спать надо, Сухов.

– Ой, Евгения Марковна, не начинайте, – поморщился парень и схватил Женю за руку. – Идемте лучше танцевать, веселиться.

– Олег, я согласна идти в дом, – одернула руку Круглова, – но за «колючку» точно не полезу.

– Хорошо, ваше право.

– Какой план?

– Хм, – хитроумно улыбнулся Сухов, потрепав черную футболку, – окажите услугу – подарите один танец. Тогда расскажу.

– А если нет?

– Тогда, не расскажу.

– Шантажист и интригант, – пожала плечами Женя. – Хорошо, танцуем.

Парень довольно улыбнулся и кивнул человеку, отвечающему за музыку.

«Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взор напрасно,

Как виденье, неуловима,

Каждый день ты проходишь мимо.      

Как виденье, неуловимо, каждый день ты проходишь мимо».

– Танцуем, Евгения Марковна?

«А я повторяю вновь и вновь:

Не умирай, любовь, не умирай, любовь, не умирай, любовь…»

– Танцуем, Сухов, – положила ему руки на плечи Женя. – И часто вы вот так безобразничаете?

– Довольно таки – да, – кивнул Олег, не сводя с нее глаз. При свете Белых ночей, в голубом сарафане, она казалась еще красивее, чем обычно. Такая легкая, суровая с виду, но ранимая внутри. – А ведь они правы, Евгения Марковна. Без формы вы еще прекраснее.

– Лжец, – бросила Круглова, но улыбнулась, – к сожалению, в Москве вот так не отдохнешь: у тайги, реки. Прекрасно же.

– Отдыхайте, Женя, – улыбнулся Сухов и опустил руки на бедра девушки.

– Я хочу вам кое- что сказать, – таинственно шепнула Женя.

– Да?

– Если ты еще раз их опустишь, я тебе ногу отстрелю, – шепнула парню в ухо Круглова.