Страница 1 из 22

Есть ли снег на небе

Шехтер Яков

Яков Шехтер

Об авторе

Яков Шехтер родился в Одессе, окончил два института в Сибири, с 1987 живет в Израиле. Главный редактор литературного журнала «Артикль», член международного Пен-клуба, Шехтер занимал призовые места в интернет-конкурсах «Тенёта», «Сетевой Дюк», стал лауреатом премии им. Ю. Нагибина. Яков Шехтер обладает непревзойденным талантом рассказчика. Его часто называют израильским Ираклием Андронниковым. Чем же так привлекательны рассказы писателя? Прежде всего тем, что это занимательные истории. Но главное – в каждой из них есть проникновение за полог, разделяющий действительность и эзотерику, скрывающий чудесный механизм управления миром.

«…Это нетривиальная проза, сочетающая в себе парадоксальность мышления со стремлением глубже постичь природу духовности своего народа. …Беру на себя ответственность рекомендовать российскому читателю Якова Шехтера».

Дина Рубина, писатель

«Яков Шехтер обладает даром сочетать обыденное с чудом, простое – с парадоксом, современное – с архетипичным. Это подкреплено мастерским стилем, чувством юмора и редким умением диалога. …Магический реализм ставит писателя в ряд таких мастеров жанра, как Гарсиа Маркес, Алехо Карпентьер, Умберто Эко, Салман Рушди».

Катя Капович, поэт

«…Яков Шехтер – «ЧЕСТНЫЙ ПРОЗАИК». Его писательская честность проявляется во всем: в языке, выборе тем и персонажей, но особенно она заметна в мистических романах… О небывальщине, чужих снах, параллельных мирах, таинственных учениях и Мастерах Яков Шехтер будет рассказывать, в точности так же, как если бы писал образцовый «бытовой рассказ» или документальную повесть…».

Афанасий Мамедов, писатель, журналист, литературный критик

Предисловие к книге «Есть ли снег на небе»

«За два десятилетия собирания фольклора мне довелось услышать множество удивительных историй. Я копил их, точно скряга, собирающий золотые монеты, ведь сюжеты, сочиненные жизнью, иногда причудливее самой страстной выдумки.

Чудесные, удивительные, странные происшествия, случившиеся с праведниками и разбойниками, богачами, и бедняками, учеными и неучеными занимают всю ширину спектра достоверности, от затейливых побасенок до абсолютной правды. Есть строго документальные истории с указаниями конкретных имен и точных географических подробностей, есть явно сочиненные, есть притчи, и мемуары, и анекдоты.

Подобно скупому рыцарю, я долго не мог с ними расстаться, любуясь в одиночестве при свете трепещущего факела их дивным блеском, но после долгих колебаний все-таки решился распахнуть сундуки и вытащить сияющие сокровища на всеобщее обозрение».

Яков Шехтер

5360–5460 (1600–1700) XVII век

Шлиссель-хала

У некоторых еврейских общин Европы существует странный обычай: на первую субботу после Песаха выпекать халу в виде ключа. Особые ревнители даже прячут в тесто настоящие ключи, и поэтому есть такую халу приходится с особой осторожностью.

Как у всякого еврейского обычая, для шлиссель-халы существует не одно объяснение, а минимум три: этическое, эзотерическое, мистическое.

История, которую праведник ребе Цви-Гирш Майзлиш на протяжении многих лет рассказывал вечером первой послепасхальной субботы, кажется мне наиболее интересной и правдоподобной[1].

Шпили королевского дворца на Вышеграде еще сияли в лучах заходящего солнца, а на улочки еврейского района Праги уже опустились сумерки. Предпраздничный день, наполненный до отказа десятками дел, доживал последние минуты, и тишина Песаха властно вступала в свои права.

Мужчины расходились по синагогам, а женщины поспешно заканчивали последние приготовления к надвигающемуся сейдеру. Пожалуй, ни один праздник не требует такой подготовки, как Песах. Но вот все позади: что успели, то успели, – и теперь остается только медленно вплывать в сладкий воздух пасхальной недели.

А воздух на улочках еврейского квартала и вправду был сладким. Из каждого приоткрытого окна струились дивные ароматы праздничных яств. Казалось, можно даже не есть, а только нюхать, нюхать и нюхать, переходя от дома к дому, от блюд одной хозяйки к блюдам другой.

Вечерняя молитва праздника длинная, но вот и она закончилась, и молящиеся разошлись по домам. Лишь габай, староста главной синагоги квартала, которую впоследствии станут называть «Альт-Ной шул», Староновая синагога, никуда не спешил. Распрощавшись с главным раввином Праги ребе Йегудой[2] и вежливо пожелав ему хорошего праздника, он принялся обходить свои владения. Много дверей было в синагоге, и для каждой предназначался свой ключ.

От женской половины и от шкафа с молитвенными принадлежностями, от «арон акодеша»[3] со свитками Торы и от бейс-мидраша, от маленького зала для учения и от кладовки с метелками, ведрами и тряпками для уборки, от главного выхода из синагоги и от запасного. Каждую дверь габай тщательно запирал, чтобы ночью чужой не смог забраться в синагогу и похозяйничать в свое удовольствие.

Рано утром, за час до начала молитвы, габай повторял обход, на сей раз отпирая замки. Он относился к своим обязанностям более чем серьезно, не упуская ни одной мелочи. Впрочем, он и все остальное в жизни делал с такой же тщательностью и старанием. Благодаря этим чертам характера Магараль и выбрал его габаем своей синагоги.

Габай шел по пустым улицам и тихонько улыбался. Евреи уже сидели за столами, праздник воцарился не только в сердцах, но и во всем еврейском квартале. Он был последним, не начавшим читать агаду, но не из-за лени или нерасторопности, а по долгу службы.

Жена габая давно привыкла к тому, что муж возвращается с молитвы позже соседей. Все было готово, все ждало появления главы семьи. Габай снял верхнюю одежду, омыл руки и, прежде чем усесться во главе стола, вытащил из кармана связку ключей от синагоги и по своему обыкновению повесил ее на гвоздик, вбитый в стену за его спиной.

Серебряный, тщательно начищенный кубок сиял перед ним, призывая начать сейдер с благословения вина. Габай полюбовался, как мерцающие огоньки свечей отражаются в его блестящих боках, протянул руку к бутылке с вином и… вздрогнул. Что-то тяжелое с бряцаньем упало на пол за его спиной. Габай обернулся и сразу понял, в чем дело: связка ключей непонятным образом сорвалась с гвоздя и свалилась на пол.

«В высшей степени непонятное происшествие, – подумал габай. – Сколько лет вешаю связку на этот гвоздь, но она еще ни разу не падала. Кроме того, я ведь скрупулезно придвинул связку к самой стене именно для того, чтобы избежать падения. Наверное, от волнения я забыл что-то сделать или сделал это неправильно. Все-таки вести сейдер это не только большое удовольствие, но и немалая ответственность».

Он поднял с пола связку, тщательнейшим образом повесил ее на гвоздь, вышел из комнаты в кухню, омыл руки, вернулся, уселся, взял бутылку с вином и…

Нет, этого просто не могло быть! И, тем не менее, именно оно и произошло: поглядев на пол, габай увидел связку с ключами. В полном изумлении он перевел взгляд на домашних, сидевших за столом, и прочитал на их лицах точно такое же изумление.

Я взял на себя смелость привести этот рассказ в своем переложении.

Ребе Йегуда Лива бен Бецалель, легендарный Магараль из Праги, создатель Голема.

Богато украшенный шкаф у восточной стены синагоги, в котором хранятся свитки Торы. Часто он представлял собой сложное архитектурное сооружение из мрамора или украшенного резьбой дерева.