Страница 40 из 51
«Мы расходимся отсюда, и нам больше не придется пересекаться. Ты делаешь то, что хочешь. Управляй своим бизнесом, как хочешь, а я управляю Братвой, как хочу. Но «Роялист» подходит к концу. Это не обсуждается, господа.
Карлос с возмущением приподнял подбородок. «Хорошо. Ты делаешь все, что хочешь. Убей Роялист, мне все равно. Ты, кажется, забываешь, что у меня есть свои кольца — моя гребаная арена. Здесь не я проигрываю, Лев. Ты.»
Туше, засранец.
Я кивнул. Я знал это. Я знал, что во всем мире существует больше групп по торговле людьми, и Карлос руководил самой большой из них после Роялиста. Я также знал, что это было вне моего контроля. Я мог закончить игру со своей стороны… но у меня не было силы, когда игра велась с другой стороны.
Мы смотрели друг на друга, пока губы Карлоса не скривились сердито. «Мне больше нечего сказать».
Я снова кивнул. «Думаю, эта встреча здесь заканчивается».
Валентин выглядел бледным, но промолчал. Его темные глаза следили за каждым моим движением, и я знал, что ему нельзя доверять. Мы могли быть из одной ткани, русские, в одном братстве, но когда дело касалось власти и денег, он делал все, что угодно. Даже бил себе ножом в спину.
Мне также не нужно было далеко ходить, чтобы знать, что, когда дело дойдет до решений, Валентин проявит свою лояльность к Карлосу вместо меня.
Руки Валентина сжались в кулаки. Его взгляд был убийственным. К несчастью для него, у меня толстая кожа и толстые кости.
Мне нравилось говорить, что я… несокрушимый.
«До следующего раза», — сказал я небрежно, кивнув в их сторону.
Это все, что мне оставалось сказать, и, сказав это как последнее слово, я ушел. Но я не боялся получить удар в спину. Мои люди были со мной, позади меня, рядом со мной — передо мной.
Никто не мог убить мозг, стоящий за игрой. Хозяина всего.
Да здравствует гребаный Король.
Исаак вернул меня в настоящее. Я снова сосредоточился на нем. Он цокнул и насмешливо приподнял бровь. «Тебе нужно потрахаться. Что не так? Не получал в последнее время? Я думал, беременные женщины этого хотят все время. Вот я думал, Мария тебя утомила.»
«Ты сейчас меня бесишь», — прорычал я.
Он пожал плечами. «Когда я тебя не злю, вот в чем вопрос».
Борис попытался скрыть смех за кулаком. Увидев мой взгляд, он заменил его кашлем и оглядел всю комнату, кроме меня. Придурки.
«Мария скоро должна родить, а недавно она чувствовала себя нехорошо». Я наконец признал свои безмолвные опасения. Исаак и Борис потеряли дразнящий взгляд, и мои слова вызвали у обоих серьезное выражение. Они знали, насколько тяжелым был последний триместр Марии. Последние три недели она находилась на постельном режиме и постепенно слабела.
Я ненавидел ее такой. Ее кожа бледная, а маленькое тело изогнулось, такое хрупкое и уязвимое. Мария также похудела с тех пор, как я спас ее от этого кошмара.
Блять. Я просто хотел, чтобы это закончилось — поскорее — с моим Ангелом и моим ребенком на руках.
Вздохнув, я начал вставать. Я залил остаток выпивки себе в глотку, позволив ему сгореть и одновременно заставляя себя чувствовать себя живым. «На сегодня хватит. Мария, должно быть, меня ждет».
Исаак кивнул и тоже встал. Он обнял меня за спину. «Все будет хорошо. Она сильнее, чем ты думаешь.»
Я знал, что она была сильнее. Мой Ангел была настолько чертовски сильной, что каждый день оставляла меня в трепете. И именно по этой причине я внезапно отчаянно захотел обнять ее. Это был долгий день без моей жены.
Как раз когда я собирался подойти к двери, она распахнулась, и мне пришлось сделать шаг назад. Лена появилась в дверях моего кабинета, совершенно запыхавшаяся, с выражением паники на лице. Моя кровь мгновенно похолодела, и я рванулся вперед, протиснулся мимо нее и выбежал из офиса.
Лена была быстрой и последовала за мной по пятам. Когда она говорила, она запыхалась. «Мария рожает. Я нашла ее в постели, и это выглядит ужасно. Она… истекает кровью.»
Ее последнее слово было заглушено.
«Ты вызывала врача?» — огрызнулся я. Блять, я теряюсь.
Лена кивнула, когда я вошел в спальню. Я захлопнул дверь и обнаружил, что мой Ангел лежала на полу, свернувшись калачиком у кровати и хныкала. Мое сердце упало, и меня внезапно охватило ужасное чувство страха.
Мария стонала от боли, и я ее терял. Прямо сейчас и там.
«Где гребаный доктор?» Я зарычал на Лену. «Почему она так долго?»
Она даже не вздрогнула. Я не стал тратить на нее ни одного второго взгляда, прежде чем опустился на колени перед моим Ангелом и обвил руками ее тело. Я прижал ее к себе. Встав, прижав ее к моей груди, я положил ее на кровать. Лена выбросила простыни и удобно устроила подушки позади Марии.
Она что-то простонала себе под нос, прежде чем закричать. Ее лицо было пепельно-серым, и ее слезы погубили меня. Мария схватила мою руку и сжала, довольно сильно в своем слабом состоянии. Мое дыхание перешло в громкий свист, и мне хотелось только утешить ее и унять боль моего Ангела. Но впервые в жизни я был невежественен и совершенно беспомощен, наблюдая, как она кричала в агонии.
Огромные рыдания разрывались по ее телу, и она умоляла. Умоляла меня остановить это. Умоляла меня спасти нашего ребенка. «Пожалуйста, Лев. Это больно…»
«Я знаю, Ангел», — успокоил я, наклонившись над ее телом и поцеловав ее вспотевший лоб. Я зажмурился, пытаясь дышать через сжимающиеся горящие легкие. Но это было чертовски сложно. Больно. Мне было больно.
Я боролся с паникой и подавил ужас. Это был поток неприкрытых эмоций, и я совершенно не понимал, как их чувствовать или контролировать.
«Я не могу… потерять… нашего ребенка», — хныкала она с каждым тяжёлым вдохом.
Мое сердце колотилось, и я боролся с желанием вырвать. «Ты не потеряешь. Ни с кем из вас ничего не случится. Я этого не допущу».
Мой взгляд переместился к ее ногам, и я увидел, как кровь стекает между ними, пропитывая простыню под ней. Почему она так сильно истекала кровью?
Я уставился на Лену, словно отнимая у нее какое-то мужество, но сама она выглядела беспомощной.
«Все будет… хорошо», — выдохнул я, пытаясь всех нас убедить. Но казалось, что это не так. Именно в тот момент я начал сомневаться во всем в моей долбаной жизни.
В моей голове зародились опасные мысли, подтолкнувшие меня к безумию. Я не мог перестать думать о том, что именно от меня она забеременела… Я каким-то образом ответственен за состояние боли моего Ангела. Было глупо так думать, но вина лежала на моих плечах.
Наконец, появилась акушерка, вбегая в комнату, запыхавшись. Я почувствовал побуждение вцепиться в ее идеально сложенное, глупое лицо и вырвать ей глаза и язык. Она должна была быть здесь. С Марией. Всегда рядом с ней. Но ее не было, когда мой Ангел нуждалась в ней больше всего.
Ее испуганные глаза встретились с моими, и она знала, что облажалась. Не теряя времени, она подошла к постели. Я закрыл глаза, пытаясь заглушить тревогу, поднимающуюся в моей груди.
Акушерка ругалась, и я слышал, как она приказывала, просила полотенца и таз с водой. Я отключил ее, отказываясь слушать любые слова вокруг меня. Я мог сосредоточиться только на хныканье моего Ангела и стонах боли.
Я держал ее за руку, когда ее крики разрывали мое сердце и раскалывали мою душу. Страх охватил меня при мысли о потере Марии сейчас. Я бы этого не пережил. Не тогда, когда она так глубоко укоренилась в моей душе, укоренилась в моем бьющемся сердце и должна была остаться.
Мария громко ахнула, и мои глаза распахнулись. Она попыталась с трудом сесть, закричав, опустив руки к животу.
«Что не так? Что с ней не так?» — я срочно спросил у кого-нибудь в комнате. Я обвил руками Марию, пытаясь успокоить ее любым возможным способом. «Сделай что-нибудь», — наконец умолял я акушерку.
Я не знал, сколько времени прошло. Все, что я знал, это то, что боль Марии не уменьшилась. Я не мог перестать прикасаться к своему Ангелу. Ее кожа была горячей и лихорадочной, и ее тело не переставало дрожать. При каждой ужасной схватке она вскрикивала от боли. Ее маленькое тело сдавалось, и я мог сказать, что она становилась все слабее.