Страница 8 из 15
– Гранда, – пояснила Олеся, и ее тихий голос мало напоминал привычную трескотню.
Дикий насупился еще сильнее.
– Мы его не убивали. Он сам виноват – спровоцировал Корса на дуэль и проиграл. Я предупреждал его, но твой брат тот еще упрямый придурок, за что и поплатился.
– Вы могли спасти его! – закричал Лёня и, подскочив с кресла, расплескал на себя чай. – Но ничего не сделали! Просто позволили разбить его мечту! Оставили его ни с чем!
Брат никогда не делился с ним своими переживаниями, но Лёня и так знал, что его мучает. Пустота внутри – там, где раньше была мечта. И предательство со стороны тех, кому он доверял как самому себе. Они должны были вмешаться, остановить дуэль, защитить, спасти, сохранить! Они должны были!..
Никто не оправдывался. «Грязные гризли» молчали, отводя глаза. Знали, что виноваты. Не в том, что не спасли, – в том, что бросили, сделали вид, что это их не касается, и оставили бывшего друга гнить заживо без возможности вернуть потерянное.
Лёня поставил чашку на ближайший стол.
– Я хочу домой, – тихо произнес он, и Дикий кивнул:
– Лебедь тебя отнесет.
Олеся, повинуясь его приказу, подошла к Лёне и протянула руку. Тот, не скрывая отвращения, принял протянутую ладонь, и его тело словно избавилось от силы тяжести. Лёня приподнялся над полом и завис в невесомости.
– Не бойся, это временный эффект, – поспешно пояснила девушка. – Главное, не отпускай мою руку.
Она вышла из комнаты, и Лёня полетел за ней, как привязанный. Прощаться он не стал – слишком злился на Дикого и его друзей. Подойдя к краю внешней комнаты, Олеся приподнялась на цыпочки и с силой оттолкнулась ногами от пола, словно делала танцевальное па. Их невесомые тела подхватил невидимый ветер и понес прочь от Котлована и Мечтателей.
Город проплывал далеко внизу, сияя разноцветными огнями, но Лёне было все равно. Открывшиеся виды не радовали, а вызывали раздражение. Ведь брат обладал всем этим – и потерял только потому, что никто за него не заступился! И это называется друзья…
Олеся приземлилась на крыльцо его подъезда и убрала руку. Тяжесть собственного веса, от которой Лёня успел отвыкнуть, упала на плечи, и мальчику понадобилось несколько минут, чтобы освоиться.
– Прости за то, что случилось с твоим братом, – тихо пробормотала Олеся, обняв Лёню на прощание.
Тот грубо оттолкнул девушку и зыркнул исподлобья:
– Лучше скажи это ему.
Не прощаясь, он скрылся в подъезде.
Лёня не знал, сколько времени провел сначала на крыше, а затем в Котловане, поэтому в квартиру постарался проскользнуть бесшумно. Ему никогда не запрещали гулять допоздна – всем было плевать, чем он занимается. Возможно, никто даже не заметил бы, не вернись Лёня однажды домой вовсе.
Тёмный коридор встретил мальчика запахом пота, грязных носков и прокисшего борща. Где-то вдалеке журчал телевизор, на кухне мать мыла посуду. Привычная рутина накрыла с головой, смывая остатки впечатлений от полёта над городом, и теперь казалось, что знакомство с Диким и другими Мечтателями Лёне просто приснилось.
Дверь с тихим щелчком закрылась за спиной, отрезая пути к отступлению. Бесконечный мир возможностей растворился, ограниченный квартирной клеткой, и Лёня в который раз убедился, что ему никогда и ни за что не стать Мечтателем – свободным, веселым, беспечным. Он никогда не убежит от своего личного ада.
Он скинул кроссовки и прокрался к двери, ведущей в единственную комнату. Приоткрыл ее, заглянул внутрь и первым делом нащупал взглядом часы: десять вечера, время детское, как сказал бы Андрей.
Кстати, об Андрее. Лёня прислушался, но с кухни не доносился хрипловатый смех Леночки, нынешней подружки-на-неделю, а смеялась она всегда, даже если ничего смешного в разговоре не было. Похоже, сегодняшнюю ночь брат решил провести вне дома. По телу пробежала волна облегчения – значит, можно не опасаться «игр», после которых к старым синякам добавятся новые.
Уже не скрываясь, Лёня вошел в комнату и, не обращая внимания на уставившегося в телевизор отца, направился к своей кровати. Она стояла в дальнем углу, возле балконной двери, и больше напоминала заваленную мусором кучу – на выцветшем покрывале вперемешку громоздились учебники, игрушки, потрепанные тетради, мятые футболки и джинсы, фантики, фломастеры и даже грязные тарелки. Несколько секунд Лёня раздумывал, куда деть это добро, затем привычно сгреб все в охапку и переложил на подоконник. Раньше там стояли цветы – сами растения давно засохли, но цветочные горшки, как надгробные плиты, хранили память о погибших. А потом Андрей разбил их все. Кажется, это произошло на следующий день после «убийства», когда брат еще не смирился с произошедшим. Лёня потом больше месяца спал на комьях ссохшейся земли, пока мама не решила сменить постельное белье.
В животе заурчало. Лёня запоздало вспомнил, что с обеда ничего не ел, поэтому поспешил на кухню. Надеялся застать мать – она, подобно волшебнику, могла приготовить ужин из ничего.
Повезло. Столкнувшись с ней в дверном проеме, Лёня несколько виновато произнес:
– Мам, я хочу есть.
Та тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Развернулась и снова побрела на кухню, в которой проводила большую часть свободного (свободного ли?) времени. Лёня ужом проскользнул следом и уселся на кривую табуретку в дальнем углу. Отсюда проглядывался вход и часть коридора, поэтому можно было заметить приближение опасности заранее и приготовиться к удару.
Нападения со спины Лёня никак не ожидал. Кухонное окно выходило на двойной балкон, протянувшийся от комнаты до кухни, но его редко открывали – рассохшиеся рамы неохотно двигались с места, уверенные, что сквозь щели между ними и так проникает достаточно воздуха. Но в этот раз окно жалобно скрипнуло, поддаваясь, и чья-то рука, схватив Лёню за шкирку, вытащила его на балкон.
В лицо пахнуло несвежим дыханием, сигаретами и кислым пивом. Андрей был дома – просто вышел покурить, не стесняясь отца и матери. Леночки Лёня не увидел, но легче от этого не стало, ведь часто подружки брата заступались за младшего, когда начинались «игры». Большинству из этих девиц не чужда была жалость.
– Пусти! – прохрипел Лёня, барахтаясь на бетонном полу.
Андрей лишь крепче сжал пальцы на его шее. Смерил брата многообещающим взглядом, а затем резко наклонился и шумно втянул воздух носом. Мгновение спустя его лицо исказилось от злобы.
– От тебя воняет Котлованом, – прошипел Андрей, вдавливая брата в пол. – Ты был там.
Он не спрашивал. Он знал – знал наверняка, потому что сам неоднократно приносил домой этот терпкий запах свободы и праздника. О том, что Котлован пахнет так не всегда, Лёня еще не знал, а Андрей не рассказывал.
– Кто? – требовательно спросил старший брат, нависая над младшим.
Тот сразу понял, о чем речь.
– Дикий.
Андрей на несколько секунд закрыл глаза. Его холодные пальцы больно впивались в шею Лёни, сквозь ткань футболки мальчик чувствовал каждую крошку на грязном полу, и по телу снова расползалась дрожь – от холода, голода и страха. Это уже не «игры», где можно обойтись синяками. Склонившийся над Лёней брат больше не прикрывал ненависть баловством, он действительно был настолько зол, что запросто мог сломать ему что-нибудь.
– Дикий, сука, – процедил Андрей сквозь зубы. – Вечно лезет куда не просят.
Затем медленно открыл глаза и, приподняв Лёню, снова уронил его на пол. Лопатки больно ударились о холодный бетон, страх комом забил горло, не давая сделать вдох.
Андрей наклонился к брату вплотную и зло выдохнул в ухо:
– Если узнаю, что ты водишься с этими тварями, урою. Сломаю ноги и выкину с балкона, и пусть твои новые дружки превращают тебя в Мечтателя, раз тебе так не терпится!
Лёня испуганно заскулил. Угрозам брата он верил безоговорочно, особенно сейчас, когда его пальцы стискивали шею, а вторая рука, сжавшись в кулак, зависла над лицом.
– Андрей! – закричала мать, перегибаясь через распахнутое окно и хватая старшего сына за плечо. – Прекрати немедленно! Ты его убьешь!