Сказка Черного леса

– Хороша нынче погодка-то! Прекрасный час для дороги!

– Легко будет идти, – кивнул проводник.

После бури погода была действительно прекрасна, но не она занимала мысли юноши.

– Где вы были? – потребовал он объяснений.

– А у вас гузно в путь рвётся, сударь?

Мужики мерзко засмеялись, что несомненно возмутило молодое сердце. Ян глубоко вздохнул, готовый начать тираду, но был прерван довольным, словно кот, Иоганном:

– Ну полно, я уж тут, пора в дорогу.

– Вы так стремились покинуть деревню, – возмутился студент. – но поглядите, у нас было довольно времени, чтобы остаться на захоронение!

– Кто-то умер? – вмешался Ерман.

– Да тётка егоная. Сегодня хоронят, – отмахнулся Иоганн. – а в твоёном присутствии, студент, вообще надобности нету.

– Откуда ж вам знать? – продолжал возмущаться студент.

– Был я у кузины твоёной: хлеб погребальный отдал, с тёткой твоёной попрощался. А коли так на погребалище рвёшься, – Иоганн махнул в сторону, – то вона беги, так поспеешь.

Ян повернулся в ту сторону, куда махнул мужик. Вдалеке с другой стороны деревни у самого леса проглядывались столбы – кресты, не иначе. Среди тех крестов да совсем позабывших свет солнца деревьев едва можно было различить несколько тёмных фигур, так хорошо вписавшихся в мрачный пейзаж. Одна фигура – мужская – стояла, склонив голову над второй, – женской – припавшей к земле на коленях.

«Христа над могилой», – догадался Ян.

Ещё несколько с виду крепких фигур стояли чуть поодаль, опёршись на какие-то палки. В них без труда студент определил могильщиков с лопатами.

– У меня было время, – горько прошептал юноша.

– Было да уплыло, – беззаботно ответил мужик и развернувшись отправился в путь.

Ерман последовал за Иоганном. Ян же с минуту посмотрел на то место, где ему следовало находиться. Издалека он не слышал ни молитв священника, ни причитаний родственницы. Вокруг юноши был только покой утреннего осеннего леса: шум ветра в кронах деревьев и песни ранних пташек. Он глубоко вздохнул и устремился вслед за путниками, боясь потерять их из виду. Однако стоило ему развернуться, как почувствовал фантомную боль: будто бы в спину всадили кинжал. Но юноше оставалось лишь шагать вперёд, пытаясь убедить себя в том, что это не взгляд Христы прожигает его трусливое сердце насквозь.

========== Фабула ==========

Обратный путь лежал через болотистую местность: проводник уверял, так скорее до города. То и дело приходилось пробираться через места, по которым не ступала не то что нога человека, но даже бесовских тварей. Ян старался как можно меньше раздражать путников своими жалобами, хоть и было очевидно, как дорого ему давался кротчайший путь. К дороге странники вышли к сумеркам и сие событие было воспринято ими с облегчением. Однако она оказалась пустынна: едва ли после недавней бури всадники стремились заплутать в чащобах. Даже птицы, казалось, стихли на той тропе. И всё же Ян то и дело оборачивался, убеждая себя в том, что где-то вдали слышалось ржание лошадей, которые доставили бы его до города куда быстрее, чем собственные ноги, и избавили бы от необходимости находиться в столь вынужденной компании.

– Привал тут устроим, – наконец бросил Ерман, кидая дорожные сумки в мокрую траву на обочине.

– А как же ненастье? – обескураженно спросил Ян.

– Молись Всевышнему, студент, кабы без него обошлось, – ответил за проводника Иоганн. – и ежели не услышит тебя, так не спасти твоёные портки.

Мужики мерзко загоготали, заставляя Яна чувствовать себя неловко. Юноша не стал допытываться, чем плох вопрос, решив, что деревенские и без него разберутся. А те, не сговариваясь, отправились в лес, оставляя младшего, аки девицу, сидеть на хозяйстве. Студент, тем временем, решив быть хоть сколь-нибудь полезным, и опасаясь продрогнуть без движения, приволок из леса пару трухлявых, но всё ещё годных стволов замест скамеек. На этом его участие и помощь были окончены, а потому он уселся на одну из скамеек с чувством выполненного долга и достал из походной сумки принадлежности для письма. Юноше предстояло озаботиться весточкой для матери и расправится с этим бременем он желал бы до возвращения в город. Вскоре вернулись мужики из леса. По одному, но оба не в духе: сухую древесину для костра сыскать было тяжко, равно как и поживу для трапезы. Впрочем, вскоре настрой у компании улучшился, ибо Ерману всё же удалось приворожить огонь на сырых сучьях, а в запасах у Иоганна нашлась снедь от расторопной супруги.

Тьма настигла их скоро. Ерман и Иоганн расположились у костра в рассказах о простой мужицкой жизни и хохмах, время от времени подкидывая в костер заготовленные сучья. Проводник нахваливал стряпню Марты, от чего Иоганн лишь отмахивался: мол, то долг любой супружницы, следить, кабы благоверный был сыт да доволен. Ян от съестного отказался, как до этого делал всякий раз за время их похода. Кусок в горло не лез после всех злоключений, но попутчикам отвечал, что не голоден. Те то бурчали, то отмахивались, но впихивать не собирались. Разделить эту долю двум здоровым ртам не составляло никакой трудности. Вместо вечери Ян продолжал корпеть над письмом для матери чуть поодаль от костра, пытаясь сообразить, что в действительности он хотел ей высказать: новости о смерти родственницы, чуме, негодование по поводу её пустых обещаний Христе или подозрения в безразличии к судьбе сына.

– Ты погляди-ка на этого книжника, Иоганн, – насмешливо заметил проводник. – Весь вечер сидит и нешто там сочиняет. Небось, любовные поэмы!

– Да ты приглядись получше, – подхватил собеседник. – у такого ж разве дама есть?

– И то верно, ну может что незрячая и тугоухая!

Мужчины посмеялись собственной шутке, но студент был нем. Считая себя человеком воспитанным, он старался не обращать внимания ни на насмешки, ни на разгульные речи попутчиков. Клочок бумаги на куске древесной коры занимал его куда сильнее, что однозначно не устраивало абсолютное большинство присутствующих.

– Ну надо же, какой важный! – с издевкой продолжал проводник. – И словом с товарищами не перемолвится.

– Да оставь ты его, Ерман. У мальчишки тётка померла, пущай наедине с думами побудет.

– Так хто ж там помер?

– Старуха Ильза – добрейшая женщина, хоть и помешанная.

– Отчего ж так?

– Так сына похоронила, вот и двинулась. Однако, – Иоганн задумчиво почесал голову. – пожалуй, она всегда была слегка не в себе. Всё с фолиантами возилась, да внучку к ним толкала.

– Так то у них родовое? – задорно кивнул Ерман в сторону мальчишки.

– А хто ж там разберет? – подхватил Иоганн навеселе.

– Али может ведьмою была? – задумчиво добавил проводник.

Собеседника такое замечание лишь пуще развеселило.

– Хто? Ильза-то? Коли ведьма, то шибко неумелая: там не хата, а халупа, да и скот ихний прошлой весной весь пересдыхал.

– Може хозяина своего разгневала? – не унимался Ерман. – С нечистым сделки разве что так и кончаются.

Иоганн хоть и не перестал ухмыляться, от темы изволил отмахнуться, что, очевидно, задело проводника. А вот Ян, напротив, заслышав мужиков краем уха и вспомнив недавнее обвинение в сторону Христы, ядовито прыснул, неожиданно даже для самого себя:

– Такую чушь разве что от перепуганных дам и услышишь.

Мужики замолчали. Недовольный Ерман вскочил с места и рассерженно кинул юноше:

– Ты меня с бабою равнять вздумал, студент?

Тот опомнился и постарался ответить тактичнее:

– Нет, что вы, просто истории про ведьм я ожидал услышать от дочек Иоганна, а уж никак от рослого разумного мужчины.

– А что так? Али профессуре в колдовство веровать заборонено? – пожурил проводник, нависая над мальчишкой.

– Боюсь, моя вера распространяется только на Всевышнего, – ответил Ян, выдержав взгляд мужчины.

Иоганн загоготал во весь дух.

– Ловко он тебя на лопатки, Ерман! Уделал-таки, языкастый!