Страница 13 из 15
Жена хозяина спустилась в зал с двумя фонарями в руках и к неописуемому ужасу нашла своего мужа, едва дышащего под грудой сидящих и охаживающих его кулаками вендов. Женщина, понося вендов на чем свет стоит, кинулась вытаскивать своего благоверного. Бойцы Аргуна, не меньше хозяйки потрясенные всем случившимся, предпочитали не пререкаться, а смущенно отходили в угол.
Там уже стоял их старшой и бешено вращал глазами:
– Кто? Узнаю, кто это вытворил, шкуру спущу!
Фарлан единственный не кричал и не метался. Он-то сразу догадался, что произошло, и сейчас стоял перед сложной дилеммой. Признаваться или нет? Всю ночь Черный ждал гостей, а под утро, когда стало совсем невмоготу, решил подстраховаться. Поставил наверх приоткрытой входной двери глиняный жбан с водой. Тогда эта идея показалась ему превосходной. Сейчас же, слушая истошные вопли хозяйки и рык разъяренного Аргуна, он начал в этом сильно сомневаться.
К счастью, хозяина откачали. Несколько синяков, заплывший глаз – вот, в общем-то, и все. Видимо, венды опасались бить нечисть в полную силу. Однако это не помешало мужику громогласно охать и жаловаться на жизнь до тех пор, пока Щука не пообещал ему виру. Тут хозяин сразу воскрес и выторговал у венда полновесный серебряный динар. Потеря денег никак не улучшила Аргуну настроение, и он с удвоенной энергией начал трясти своих, выясняя, кто из них решился на такое непотребство. Виновных найти, естественно, не удалось, и Щука пребывал в крайней степени раздражительности, поэтому Фарлан решил с признанием не торопиться и дождаться более подходящего случая.
Во всей этой неразберихе никто не заметил, когда на пороге появились незваные гости. Они молча стояли в дверях до тех пор, пока Дури не решил, что пора обратить на себя внимание.
– У вас всегда с утра так весело или только сегодня?
В зале повисла неловкая тишина, и после еще только что стоявшего шума и гама перемена была особенно разительна.
Дар речи первым вернулся к Аргуну:
– Нет, обычно еще веселее – сегодня ребятки чутка приуныли!
Он снова прошелся бешеным взглядом по своим бойцам, а Однорукий мотнул головой в сторону двора:
– У меня разговор к тебе, Аргун Щука. Выйдем потолкуем.
– Отчего ж не поговорить-то, ежели человек хороший просит. – Старшина вендов положил пояс с мечом на лавку, демонстрируя своим и чужим, что разговор будет мирным.
Они вышли во двор. Пятеро вооруженных руголандцев как бы невзначай остались на крыльце, а Дури, отойдя в сторону, с радушной улыбкой повернулся к венду:
– У тебя два человека пришлых в отряде. Откуда они? Кто? Знаешь?
– Человек взялся помочь. Нам польза. Зачем мне копаться в его прошлом?
Однорукий согласно закивал головой.
– Все так, все так. Только вот какое дело. Кровники они наши. – Взгляд Дури жестко впился в глаза собеседника. – Отдай их нам, не вписывайся за них!
Аргун взгляд не отвел, но отвечать не торопился. Он, прищурившись, посмотрел на дверь кабака, на стоявших там воинов, затем на голубое небо с прожилками белых облаков и наконец сказал:
– Я мог бы рассказать тебе, что у нас принято платить добром за добро, но не буду. Скажу честно – не нравишься ты мне, однорукий, и люди твои мне не нравятся. Вот так! Никого мы вам не отдадим!
– Честно, уважаю!
Дури выдавил улыбку, придушив волну гнева. Рука сжала рукоять спрятанного кинжала, и он подумал: «Если бы здесь сейчас стоял Гаральд, валялся бы ты, венд, в грязи с распоротым горлом!»
Щука развернулся и пошел к крыльцу:
– Что хотел, я сказал, и добавить мне нечего.
Улыбка Дури стала напоминать оскал волка.
– Я услышал тебя, венд, так и ты меня услышь: или вы отдаете чужаков, или сдохнете вместе с ними!
Глава 12
– Так и сказал: «Сдохнете здесь с ними!»
Ганьери смерил шагами комнату раз, затем другой. Осведомитель серой мышью замер в углу.
– А что венд? – Филиппо переспросил еще раз, и незаметный человек повторил:
– Не отдам, говорит.
Ганьери в сердцах плюхнулся в кресло.
– Что скажете, Торелли?
Комендант непонимающе пожал плечами:
– Нам-то что: пусть режут друг друга. Вызовем этого однорукого, растолкуем – все разборки за пределами городской стены. Вот и все!
Ганьери с ненавистью посмотрел на коменданта гарнизона. Он совсем забыл, что тот совершенно не в курсе последнего приказа из дома. Раскрывать свою заинтересованность было нежелательно, поэтому он зашел с другого конца.
– Узко мыслите, а еще военный! Хотя, может быть, как раз поэтому. Руголандцы вырежут вендов – это не беда. Беда в том, что венды не сами по себе – они гребцы на купеческом корабле. Начнется бойня, сожгут галеру, убьют купца, разграбят товар! Вам еще перечислять? Какая слава о нас разнесется, кто к нам приедет, если здесь грабят и убивают купцов?
Слегка ошеломленный напором, Торелли замялся:
– Ну, если с этой стороны посмотреть…
Глава города его уже не слушал:
– Надо урезонить этого, как его…
– Дури, – подсказал комендант.
– Вот-вот, Дури. Надо бы как-то втолковать ему, что здесь нам разборки нежелательны.
Филиппо забарабанил пальцами по столу, а Торелли покачал головой:
– Не послушает! Там же кровная месть. Руголандцы и так упертые как бараны, а уж если кровник, то совсем беда.
Задумавшись, Ганьери спросил словно невзначай:
– Сколько у нас бойцов в гарнизоне?
– Пятьдесят арбалетчиков, столько же меченосцев, еще пара десятков всадников… – Комендант вдруг замер, ошарашенный внезапным прозрением. – Вы что, хотите… Даже не думайте! Наши бойцы только на стенах хороши, а в чистом поле это руголандское зверье порубит их в мгновение ока!
Выпалив, Торелли перевел дух, а Ганьери поторопился отпереться:
– Да нет! Вы что, с ума сошли?! Ни о чем таком я не думал! – Он разозлился на самого себя, поскольку комендант уловил верно – была у него такая шальная мысль.
Торелли уже успокоился и начал размышлять вслух:
– Подождем! В городе мы резни не позволим – тут мы в своем праве. – Он еще подумал и добавил: – А вот за стенами руголандцы могут ждать своих кровников хоть до весны!
– До весны?! – взвился Ганьери. – Да вы очумели совсем?! Весной корабль должен быть в Саргосе! – Встретив удивленный взгляд коменданта, Филиппо осекся и быстро скомкал конец фразы: – Ну, наверное, где-то там… Ладно, хватит об этом!
Ганьери снова вскочил и заходил взад-вперед по комнате, обдумывая новую, еще не сформировавшуюся мысль. На мгновение остановившись и заметив все еще сидящего коменданта, он махнул рукой:
– Хорошо. Идите, Торелли! Я еще подумаю, что можно сделать.
–
На верфи в этот день работали, как обычно. Венды народ шальной, но отходчивый, и к обеду все уже весело смеялись, вспоминая утреннюю свалку.
– А помнишь, помнишь! Он как в ногу мою вцепится зубами!
– Помню, конечно! Я-то лбом приложился, аж в голове зазвенело. И ты орешь во все горло: «Упырь!» Чуть штаны не обмочил!
– Да ври! Не было на тебе штанов!
Все радостно заржали. Так и шло: кто-нибудь вспоминал эпизод, и все катались со смеху. Никто не упоминал приход однорукого, словно про него все забыли. Все, но только не Фарлан! Он уже несколько раз порывался спросить Щуку о разговоре с Ларсеном, но каждый раз выходило не с руки. Наконец, получив в свою миску порцию каши, он выцепил глазами жующего Аргуна и подсел к нему.
– Каша сегодня хороша!
Фарлан отправил в рот первую ложку, а Щука, отложив свою миску, враз посерьезнел:
– Спросить хочешь чего? Спрашивай!
Черный тоже отставил миску:
– Так сразу значит? Хорошо! Что ты ему ответил?
Аргун ухмыльнулся в усы:
– Чего однорукий хотел, не спрашиваешь – вижу, знаешь.
Фарлан продолжил жечь старшого взглядом:
– Так что?
– Я же тебе как-то уже говорил, венды своих не бросают. – Щука опять взялся за миску. – Общество так решило! – Аргун принялся за кашу, но через мгновение хмыкнул: – Толи наши тебя с мальцом за своих приняли, толи на руголандцев сильно злобятся – как хочешь, так и понимай!