Страница 42 из 43
Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.
Я боюсь поднять глаза. Боюсь дать свободу. Боюсь увидеть место, с которым связаны все мои лучшие и худшие воспоминания. Я не готова. Еще слишком рано.
Когда мотоцикл останавливается, Уэс поворачивается и снимает шлем с моей головы. Я делаю вдох, и не ощутив аромата кофе с орехом, громко выдыхаю.
– Черт, Рейн… – шепчет Уэс, убирая спутанные черные пряди с моих опухших, мокрых щек.
Я держу глаза закрытыми, согласная сидеть здесь и позволять ему прикасаться ко мне, чтобы только не заходить внутрь.
– Я не готова, – бормочу я. Это единственное объяснение, которое я даю, прежде чем мое лицо снова искажает гримаса страдания.
– Я знаю. Я хотел дать тебе больше времени, но… время никогда не было нашим другом, верно?
Я качаю головой, мои глаза все еще закрыты.
– Как ты думаешь, ты смогла бы присесть на крыльцо?
Я киваю, но не потому, что так считаю, а потому, что хочу верить в это.
Уэс помогает мне слезть с мотоцикла и ведет по дорожке к крыльцу. Мой пульс учащается с каждым шагом, приближающим нас к моему собственному живому кошмару, но я заставляю себя идти дальше.
Это всего лишь крыльцо. Все в порядке. Это всего лишь крыльцо.
Уэс помогает мне сесть на верхнюю ступеньку, а затем садится позади меня, так что всё мое дрожащее тело оказывается в его объятиях.
– Хочешь расскажу о том, как я привез вещи из твоего дома?
Я киваю и слушаю, желая, чтобы он продолжал говорить. Голос Уэса – мой любимый звук. Он низкий и грубый, но в то же время спокойный и тихий. Спиной, прижатой к его груди, я ощущаю вибрацию голоса, и это тоже помогает мне чувствовать себя спокойнее.
Всё то время, что меня не было, я жил здесь. Не помню, говорил ли тебе это. В основном я просто напивался, жалел себя и спал. Но когда не пил – понемногу приводил дом в порядок.
– Подожди. Что ты делал? – Не раздумывая, я поворачиваюсь в его объятиях и открываю глаза.
Губы Уэса растягиваются в милой мальчишеской улыбке, и он пожимает плечами.
– Я знал, что ты рано или поздно вернешься домой, и не хотел, чтобы ты увидела… всё это… снова. Я нашел краску в гараже. Избавился от… эм... испорченной мебели. Убрал ковер. Ты знала, что у вас пол из твердой древесины?
Я качаю головой и хохочу, а на моем лице то начинает проявляться улыбка, то горестная гримаса, как у сумасшедшей.
Я не борюсь с этим. Я смеюсь и плачу и смотрю в глаза человеку, который разрушает красивые вещи… но также и возвращает красоту испорченным вещам. Ради меня.
Затем замечаю кое-что у него за плечом.
– Уэс... это новая входная дверь?
Его улыбка становится шире, он оборачивается назад и смотрит на голубую, в деревенском стиле, массивную деревянную дверь с большим медным кольцом.
– Выглядит знакомо?
– Да, действительно знакомо. Но я не… о Боже мой.
Уэс посмеивается и поворачивается ко мне лицом.
– Передняя половина дома Картера пострадала только от дыма, так что я смог спасти некоторые вещи. Она не совсем сочетается с остальной частью дома, но, по крайней мере, в ней не выбито окно.
Уэс смещается на бок и вытаскивает что-то из кармана.
Он берет мою руку и кладет мне в ладонь один ключ.
– Нашел это под ковриком Картера. Добро пожаловать домой, Рейн.
Я смотрю на потускневший металл, который внезапно тяжелеет и начинает весить, как целый дом.
Нет, не просто дом, а свой дом.
– Послушай, ты не обязана возвращаться туда, если ты этого не хочешь. Мы можем жить в гребаном домике на дереве…
Мое сердце разрывается – я бросаюсь к нему, прижимаясь губами к его совершенным губам. Неважно, готова ли я. Неважно, что он облажался. Плевать, что нам суждено разбить сердца друг другу. Никто никогда не любил меня так, и Paramore была права.
Это стоит риска.
Я отстраняюсь и сжимаю в руке ключ, ещё хранящий тепло Уэса, как одинокую розу.
– Я хочу увидеть.
Глаза Уэса расширяются, и его зрачки мечутся, пока он смотрит на меня.
– Ты уверена?
Я киваю, хоть и совсем не уверена, но желаю быть... ради него. И ради себя.
– Давай, – говорю я, опираясь на его широкие плечи, чтобы подняться, – покажи мне, что ты сделал с этим местом.
– Рейн, ты не обязана этого делать.
Я мотаю головой и пытаюсь выглядеть уверенно.
– Я хочу.
Кивнув один раз, Уэс делает шаг назад, пропуская меня к двери.
Но кажется, что это не дверь. Такое чувство, что я стою перед поднятым тяжелым деревянным подъемным мостом, а внутри всё, что я пыталась держать взаперти в своем сознании, стучит и гремит тяжелыми цепями. Каждая травма. Каждый страх. Каждое горько-сладкое, постепенно угасающее воспоминание. Я боялась, что если выпущу их, они растопчут меня, но когда дрожащими пальцами вставляю ключ в замок, грохот затихает. Поворачиваю ручку и толкаю – дверь открывается без скрипа. И когда Уэс протягивает руку и щелкает выключателем возле двери, оказывается, что всех тех ужасных тварей, которых я ожидала увидеть, уже заменили сверкающими золотистыми бабочками.
Гостиная просторна и наполнена светом. Вместо грязного, свалявшегося ковра перед нами блестящий пол из древесины цвета кока-колы. Вся мебель в комнате: диван, двухместный диванчик, журнальный столик и подставка для телевизора. Стены освежили, и теперь вместо табачно-желтых они стали светло-бежевыми. И когда я вдыхаю, чувствую запах свежей краски вместо сигарет и кофе.
– Уэс... я...
– Вот черт. Подожди... – Уэс проскальзывает мимо и хватает пустую бутылку из-под ликера с кофейного столика. Держа ее за спиной, он поворачивается ко мне, и на его красивом лице читается смесь гордости и стыда.
– Ты сделал всё это за неделю?
– Да... – Уэс оглядывается в поисках места, куда бы спрятать бутылку. Он ставит ее рядом с подставкой для телевизора, где я не могу ее видеть. – Оказывается, сдирать ковер намного приятнее, чем пробивать стену кулаком.
Он начинает приближаться ко мне, но я не даю ему сделать и двух шагов. Подбегаю, прыгаю в его объятия и начинаю покрывать лицо любимого поцелуями.
Когда я обхватываю ладонями небритое лицо Уэса, целую усталые веки, решительные брови, прямой нос и гладкий лоб, он смеется – и это тот звук, который, как я думала, никогда снова не раздастся в этом доме.
– Я люблю тебя, – сообщаю я между поцелуями.
– А я люблю сильнее, – говорит Уэс, прежде чем поймать мои губы своими.
В тот момент, когда наши губы соприкасаются, я чувствую себя так, словно меня ударило молнией. Прямо в объятиях Уэса, на весу, меня приковывает к земле светящийся и жужжащий поток электричества, идущий через его сильное тело. Я крепче сжимаю его лицо, пока ток проходит через нас – слепящий, опустошающий, обжигающий и исцеляющий. Уэс наклоняет голову, чтобы углубить поцелуй, используя мой рот как сосуд для всего, что осталось невысказанным.
Он целует меня отчаянно, нетерпеливо. Как будто у него больше любви, чем времени.
И тогда мысль ударяет меня.
Я знаю этот поцелуй.
Я слишком хорошо знаю этот поцелуй.
ГЛАВА
XXV
Уэс
С того момента, как я впервые увидел Рейнбоу Уильямс, я знал, что в конечном счете умру за нее. Я не хотел в это верить, не знал, как и почему, но, когда Рейн понадобилась помощь, Бог дал мне пистолет с одной пулей в барабане, замызганный мотоцикл и предоставил свободное от машин шоссе до Франклин-Спрингс. Из всех неудачников для этой работенки он выбрал меня, и за это я буду ему вечно благодарен.
Я просто хотел бы, чтобы он дал мне больше времени с ней. Но ему всегда было наплевать на то, чего я хотел. Почему сейчас должно быть по-другому.
Когда до меня доносятся первые звуки рокота вдали, я замедляю наш поцелуй, сильнее притягивая ее мягкое тело к себе. Запоминаю каждый изгиб, каждый вздох и улыбаюсь.
– Я нашел заначку наличных в коробке для снастей в стенном шкафу твоих родителей, – шепчу я ей в губы. – Этого должно быть достаточно, чтобы платить за свет и воду, пока ты не найдешь работу.