Борьба за Рейн

Ее улыбочка смещается в одну сторону, пока она любуется трофеями и шоу.

– Так, так, так… что нам добыл охранник торгового центра? Пытаешься купить место за столом босса?

– Это сумка Уэса! – заявляет Картер прекрасно изображая голос Капитана Америки. Требовательность в его тоне заставляет меня закатить глаза.

Из этого ублюдка вышел бы отличный охранник торгового центра.

– Он прятал еду, припасы, даже пули! – Картер поворачивается и обвиняюще указывает пальцем прямо на меня. – Выкини его вон.

Это выступление достойно Оскара. Отдаю должное.

Кью хихикает. И начинается это где-то глубоко в ее горле, а затем перерастает во что-то громкое и психотическое. Внезапно еда и одежда разлетаются в стороны – она кидается вперед и прямо через стол обхватывает лицо Картера и крепко целует его. Он отталкивает ее и отступает назад, а она поднимается на ноги и встает на середину стола, возвышаясь над ним.

– Ты хочешь вести себя как маленькая сучка? Я буду обращаться с тобой как с маленькой сучкой.

– Какого хрена? – вопит Картер.

Его мама ахает и закрывает Софи уши, хотя та сильно увлечена происходящим.

– Ты думаешь, только потому, что я катаюсь на твоем члене, когда хочу, ты можешь указывать, что, черт возьми, мне делать в моем гребаном замке? – Кью спрыгивает со стола, встает прямо перед Картером и тыкает острым ногтем его в грудь. – Ни хрена, охранник. Если мне и следует кого-то вышвырнуть, так это твою задницу. А Этот ублюдок – лучший разведчик, который у меня когда-либо был... – Кью смотрит прямо на меня – ее бедра покачиваются, а губы кривятся в усмешке. – И он выглядит так, как будто мог бы поглотить какую-нибудь киску.

Слово «киска» – это та спичка, из-за которой взрывается пороховая бочка. Громкий металлический скрежет раздается вокруг, когда одновременно отодвигается дюжина стульев. Родители Картера поднимаются с возмущением. Беглецы вскакивают на ноги, чтобы поддержать это безумие. И я выпрыгиваю из-за стола, потому что Картер приближается ко мне, сжав руки в кулаки. Хочу сказать Рейн, чтобы она убиралась отсюда к чертовой матери, но не успеваю. Я слишком занят, готовясь встретить Картера своим ударом.

Поэтому она остается в поле его досягаемости.

Картер обхватывает своими длинными пальцами ее плечи и наклоняется так, чтобы они смотрели друг другу в глаза.

– Рейнбоу, пожалуйста. Просто позволь мне объяснить. Это ничего не значило, клянусь!

Рейн издает непонятный звук и пытается вырваться, но Картер не отпускает ее. Он трясет ее. Он, блять, трясет ее, и широко раскрытые глаза, просящие меня о помощи, – последнее, что я вижу, прежде чем мир вокруг исчезает.

Звук крика Рейн – это первое, что просачивается в мое сознание. Я моргаю: раз, два, три – и понимаю, что стою на коленях. Гора окровавленной плоти задыхается подо мной, выплевывая кровь и зубы, как человек-вулкан. Я отпрыгиваю от него и пытаюсь разжать пальцы, чтобы дотянуться до Рейн, но мои кулаки, кажется, пропустили через мясорубку. Снова раздаются крики – миссис Реншоу и Софи падают на колени рядом с искалеченным мужчиной на полу.

Я наблюдаю, как медленно по их лицам катятся слезы, задаваясь вопросом, не из-за моих ли действий они плачут.

И тут же слышу вопль Рейн:

– Неееет!

Моя голова быстро поворачивается на ее голос за долю секунды до того, как маленькая фигурка налетает на меня, и мы оба оказываемся лежащими на полу. Сотрясающий стены звук выстрела из охотничьей винтовки в помещении, заставляет меня вскочить на ноги. Я хватаю Рейн за руку и бросаюсь бежать, таща ее за собой. Мне не нужно оглядываться назад, чтобы узнать, кто выстрелил.

Если бы кто-нибудь жестоко избил моего ребенка, я бы тоже попытался убить его.

Мы пробегаем мимо фонтана и приближаемся к главному входу. Выстрелов не слышно. Но Рейн вдруг так резко тормозит, будто мы на краю обрыва.

– Уэс, что ты делаешь? – ее голос резок и полон ужаса, и я понимаю, что сражение еще не закончено.

Я оборачиваюсь и смотрю на нее воинственным взглядом. Мои глаза каждую секунду перебегают с нее на фонтан и обратно.

– Мы должны уйти. Сейчас.

– Мы не можем.

– Проклятье, Рейн! Либо ты побежишь, либо я, блять, понесу тебя, но мы должны уйти прямо сейчас!

Мы оба поворачиваем головы, когда слышим: тяжелый шаг, волочение, тяжелый шаг, волочение. Мистер Реншоу, хромая идет по коридору.

– Бог мне свидетель, парень, если еще раз замечу тебя здесь, я повешу твою голову на стене, как охотничий трофей.

Металлический щелчок взводимого курка снова заставляет нас двигаться. Я толкаю тяжелую дверь и вытаскиваю свою девочку на солнечный свет. Вместо того, чтобы бежать прямо через парковку, направляюсь к ближайшей припаркованной машине, используя ее как защитный барьер. Хочу убедиться, что опасности нет. Рейн тяжело дышит рядом со мной, и я не могу сказать, от бега это или из-за паники, но я не останавливаюсь, чтобы выяснить это.

Я делаю то, что у меня получается лучше всего.

Уношу ноги.

ГЛАВА

XXIV

Рейн

Лицо Картера. Я не могу выбросить из головы изуродованное лицо Картера. В последний раз, когда я видела такое окровавленное лицо…

Я захлебываюсь рыданиями, когда в сознание с силой полузащитника врезается образ моей матери, лежащей в постели. Матери, которая больше так никогда и не проснулась. Он не мелькает и не вспыхивает. Он как приклеенная к глазам ужасающая наклейка для бампера, которая не дает мне видеть всё то время, пока Уэс тащит меня вверх по съезду и в лес. Я мысленно считаю в обратном порядке. Мотаю головой из стороны в сторону. Дергаю себя за волосы, но ничего не помогает.

Мы перестаем бежать. Уэс разговаривает со мной, но я его не слышу. Я поглощена тем, что пытаюсь придумать что-нибудь еще. Что угодно. Я открываю глаза как можно шире, оглядываясь вокруг в поисках отвлечения, но всё напоминает мне о ней. Лес, ее мотоцикл, воздух, который вдыхаю. Все это напоминает мне, что я жива, а она – нет. Уэс забирается на мотоцикл, его губы шевелятся, как будто он дает мне инструкции, но я просто растерянно таращусь на него. У Картера тоже было идеальное лицо, но Уэс разбил его. Он уничтожил его, точно так же, как мой отец уничтожил лицо моей матери. Превратил его в кровавое месиво и покончил со всем.

Уэс помогает мне сесть на мотоцикл. Я передвигаюсь, как тряпичная кукла, управляемая Уэсом.

Это то, о чем пела девушка из Paramore? Смотреть, как твои родители уничтожают друг друга только для того, чтобы влюбиться и совершить ту же ошибку? Сделает ли Уэс однажды со мной то же самое?

Я смотрю, как он берет мамин шлем, заправляет растрепанные волосы за ухо; веер черных ресниц трепещет над высокими скулами – и я понимаю, что она права. Мне суждено совершить ту же ошибку. Потому что я, как и моя мама, безумно влюбилась в человека, который способен совершать ужасные вещи из лучших намерений.

Бледно-зеленые глаза Уэса встречаются с моими – они полны раскаяния и страха, и я теряюсь в них и не осознаю, что происходит, пока меня не заключают в темную, пахнущую лесными орехами тюрьму.

Уэс заводит мотоцикл, и я держусь изо всех сил, но горе обвивает меня своими мощными щупальцами. Я больше не могу прятаться от него. Не могу бороться с ним. Не могу отбросить мысли. Нет никакого выхода. Только я, и этот запах, и эта потеря, и эта боль, и эта дорога, возвращающая меня в мой личный ад.

Я зажмуриваюсь, прижимаюсь лбом к спине Уэса и сдавленно кричу в шлем. Это продолжительный, громкий, дикий и запоздалый крик.

Я не хочу туда возвращаться. Я не хочу туда возвращаться. Я не хочу туда возвращаться. Пожалуйста, Боже. Пожалуйста, не позволяй ему отвезти меня туда.

Я раскачиваюсь на сиденье и повторяю свою мантру, находя некоторое облегчение в бессмысленном повторении, но, когда байк наконец начинает замедляться, меня окатывает новая волна страха.