Страница 60 из 103
— Кгасная кавалегия, впегёд! Уга! — кричит Нахамкин.
На крыльцо выходит красивая и сонная жена Нахамкина Белла Львовна. Она улыбается и хлопает в ладоши.
Эрик тычет саблей в Зиночку. Она сваливается в снег и вопит. Вслед за ней в сугроб летит Эрик. Эрик хохочет. Зиночка плачет.
Нахамкин — розовощекий, крепкий, картавый мужик. Он подхватывает на руки Беллу Львовну и кружит ее.
— Могоз и солнце! День чудесный! Еще ты дгемлешь, дгуг пгелестный!
— Прекрати истерику, — тихо просит Левко Зиночку. — Прекрати сразу, или сильно накажу.
От страха она плачет еще горше.
А в это время Анечка Николкина пролезает сквозь дырку в заборе и бредет к ним по сверкающей солнечными искрами снежной целине.
— Смотрите, смотрите, кто к нам пришел! — видит ее Белла Львовна. — Чья это такая красивая девочка?
— Я Аня Николкина.
— Эрик, это же дочка твоего самого-самого любимого писателя Степана Николкина! А ну иди знакомиться!
Эрик подходит и важно протягивает Ане руку.
— Эрик Нахамкин.
Эту встречу Эрик и Аня забыли. Но через двадцать лет они опять познакомились и поженились. К тому времени Эрик уже был писателем и сменил фамилию Нахамкин на Иванов.
— А ну-ка, Эрик, прочти нам стишок Анечкиного папы Степана Николкина, — просит Белла Львовна.
Эрик — послушный мальчик и стишок читает сразу:
— Это не папины стихи, — говорит Анечка. — Это Барто стихи. Мой пала написал «Тетю Полю».
— Тем более! — восклицает Белла Львовна. — «Тетя Поля» — это же шедевр! — и обращается к Василию Левко: — Ах, Вася, как я вам завидую. Такие соседи! Скульптор Чернова! Художник Полонский! Скрипачка Дарья Николкина! Вы с ними, конечно, дружите?
Василий Левко мычит что-то неразборчивое, берет за руку рыдающую Зиночку и тащит в дом.
— Вы куда? — спрашивает Белла Львовна.
— Я сейчас, — говорит Левко.
Зиночка, рыдая, убегает на второй этаж, и Левко настигает ее в мраморной ванной, построенной им для не оправдавшей его надежд Зиночкиной матери Тамары Вольской.
— Зинаида, я предупреждал тебя, не позорь при людях.
Он вытягивает из брюк ремень.
— Папочка, не надо! Я больше не буду! — Зиночка цепляется за его держащую ремень руку.
— Штаны, — коротко приказывает Левко.
— Папочка, не бей!
— Тебя не бьют. Из тебя лепят человека, — яростно объясняет Левко. — Штаны.
Зиночка, икая от ужаса, поднимает подол, приспускает трусики и поворачивается к нему голой попкой.
Удар.
В те годы это считалось вполне нормальным. Но Левко, огорченный тем, что Зиночка не родилась мальчиком, лепил из нее человека слишком часто.
— Не позорь. Не позорь, — стегает ее ремнем Левко. — Не позорь.
Он хлещет ее ремнем сосредоточенно и не очень больно. Зиночка плачет не от боли, а от унижения. Поэтому скоро она плакать перестает, и лицо ее делается привычно бессмысленным.
Снег насыпался Анечке в валенок. Нахамкин держит Анечку на руках, а Белла Львовна вытряхивает снег.
— А твои знают, что ты здесь? — спрашивает Белла Львовна.
— Нет, я убежала.
— Но они же будут волноваться. Давай-ка мы тебя отведем домой. Леня! Эрик! За мной!
Она шагает по снегу к дырке в заборе. Эрик и Нахамкин с Анечкой на руках идут за ней. Это был случай познакомиться. Белла Львовна была очень светская дама и обожала людей искусства.
Нахамкин тоже был очень общительным человеком и прекрасно готовил. Он был крупной фигурой в НКВД. Его расстреляли в том же тридцать седьмом году, а Беллу Львовну сослали в Казахстан. Там она умерла от голода.
В хрущевские времена стало известно, что Нахамкин лично пытал подследственных В частности, поэта Зискинда. И сейчас Зискинд из окна второго этажа нашего дома видит процессию, пролезающую сквозь дырку в заборе, тонким голосом вскрикивает и бросается к лестнице:
— Товарищи, там Нахамкин!! Мой следователь Нахамкин! Он вел мое дело!
— Я говорил, что все это плохо кончится, — говорит Полонский.
— Я сейчас при всех дам ему по морде! — объявляет Зискинд.
— Зискинд, я тебя ум-м-моляю, — говорит Степа.
— Но он же не при исполнении! — Зискинд настроен решительно. — А когда он не при исполнении, он просто гражданин. И я гражданин. И с меня сняты все обвинения. Я сейчас дам ему по морде как гражданин гражданину. — И направляется к двери встречать Нахамкина.
— Ты никому не будешь давать по морде, — встает на его пути Степа. — Через два часа привезут Фейхтвангера. Ты обещал сидеть на втором этаже!
И вскрикивает, принюхиваясь:
— У нас что-то горит!
— Мясо! — Даша бежит на кухню.
Из духовки вырывается облако густого дыма. Одновременно на плите выкипают через край кастрюли щи. От дыма Даша кашляет и вытирает глаза. Степа застыл, схватившись за голову.
— Это все твоя статистика, — оправдывается Даша. — Ну и что? И ничего страшного. Фейхтвангер не из голодного края. Это только в России принято по любому поводу обязательно жрать. Во всем мире в гостях просто разговаривают. Пьют кофе и разговаривают.
— Надо открыть окна, — говорит Варя.
— Наверх! — командует Степа Зискинду. — Я умоляю тебя, иди наверх.
Зискинд возвращается наверх. Дым заволакивает кухню, ползет в гостиную. В своей кроватке морщится и чихает от дыма крошечный Макс.
— У меня было предчувствие, что это плохо кончится, — говорит, входя в кухню, Полонский.
Белла Львовна уже стучит в дверь. Степа торопится открывать.
— Здравствуйте! — сияет улыбкой Белла Львовна. — А мы гости ваших соседей. Мы вашу гулёну привели. Меня зовут Белла Львовна Нахамкина.
Это мой муж Леонид Яковлевич. А это наш Эрик. — Она замечает плывущий из двери дым. — Да у вас пожар!
— Хуже! — Степа в панике. — Сейчас к нам приедет в гости Лион Ф-ф-ф-фейхтвангер, а у нас сгорело второе.
— Леня! Ты слышишь? — поворачивается к мужу Белла Львовна. — Сейчас сюда приедет Фейхтвангер, а у них сгорела еда!
— Можно посмотгеть? — приветливо спрашивает Нахамкин.
— Степан Сергеевич, не волнуйтесь, — успокаивает Степу Белла Львовна, — Леонид вам поможет. Он что-нибудь приготовит. Он — лучший повар в СССР.