Страница 7 из 12
– Привози, конечно.
– Я ему сказал, что женился. Он спросил: «На ком?» Я сказал: «На нашей Светлане, с вакуумного, помнишь её?»
– Да ты ешь, а то опоздаешь!
– Нет, послушай! Он говорит, как ты мог на ней жениться, она же не хозяйка, она поэтесса!
– А ты?
– А я говорю – нет, она хозяйка!
– Молодец! Поезжай скорей.
Я сидела одна. У меня было время вспомнить всё, связанное с человеком, который сказал своему лучшему другу, что на мне нельзя жениться…
Он был небольшого роста, немного скособочен, один глаз косил. Когда я на втором курсе привела его домой, мама возмутилась:
– Когда ты перестанешь таскать в дом больных щенков и котят и приводить убогих мальчиков?
А потом он сказал – женщина носит его ребёнка, и он должен жениться, как честный человек. И что любит её.
Мы ни разу не разговаривали до конца института.
А сейчас Витя привезёт его. И ко всему он ещё считает, что на мне нельзя жениться. Да все свободные мужики вокруг только этого и хотели! Я рассмеялась в лицо своему отражению в зеркале и стала накрывать на стол.
Я волнуюсь? Конечно, я волнуюсь…
Они приехали, сели за стол. На нём, впервые в Соломенной сторожке, воцарилась бутылка водки. И капустка малосольная из холодильника с яблоками и клюквой, и фирменный борщ, настоящий, донской. И будто не было ничего тяжёлого между нами, только – а помните? У меня всегда было чувство, что все одноклассницы – сестрёнки, а институтские – самые близкие на свете друзья.
С Витей мы вообще оказались одной крови. Судьба буквально сталкивала нас лбами с самого детства, а мы, как слепые котята…
Жили в одном городе, были ровесниками. Но его документы пропали в войну, и при восстановлении мальчикам прибавляли год. Чтобы раньше в армию забирать?
Почему мы с ним так поздно пришли друг к другу, ведь столько было общего! Похожие детство и юность, один родной и любимый город.
Когда мы наконец нашли друг друга, много лет приезжали в Ростов вдвоём. Как я любила бродить с ним по городу! Все воспоминания были общими, хотя мы не знали друг друга.
Вот эти деревья на набережной мы сажали, наш участок был у Газетного, а их школы – у Будённовского.
А главная улица, где мы гуляли, как парижане на Елисейских полях! Девятый-десятый класс, сиянье фонарей, запах цветущих каштанов…
Мы с девчонками идём домой, к Дону, и сначала Лилька поворачивает на свою улицу, потом Нинин поворот, а дальше я бегу к своим железным воротам.
Они с ребятами шли в другую сторону – вверх по Будёновскому к рабочему городку. Уходил Женька, потом Лёва, потом Эдик, и дальше он бежал один к своему дому у стены стадиона.
В их школе не было физкультурного зала. В седьмом классе на кружке по художественной гимнастике тренер говорила:
– Девочки, собирайтесь быстрей, мы должны освободить помещение, сейчас мальчики на спортивную гимнастику придут!
Они приходили – высокие, красивые, и я смотрела на них украдкой.
– В восьмом классе я ходил на спортивную гимнастику в твою школу. Ты тогда была в седьмом.
Я рассказываю о ком-то из друзей своей юности, а он говорит:
– Я его знаю, играл с ним в шахматы во Дворце пионеров.
– Во Дворце пионеров? Я там тоже играла в шахматы, даже в турнире участвовала!
– Да, это сейчас там тихо, а тогда он гудел, как улей.
Или говорю:
– У меня есть друг Женя, математик.
– Это не твой друг, это мой, мы в одном классе учились, жили рядом, вместе в Университет поступали, только он на математику, а я на физику.
Странно, я чувствовала себя москвичкой. И все окружающие знали, что я меняю квартиру и скоро стану ею официально.
В буфете ЦДЛ подходит секретарь партбюро секции поэзии:
– Здравствуйте, Светлана! Я Стас. Читал ваши стихи, хорошо, что вы решили переехать. Нам нужны такие штыки!
И я улыбаюсь ему счастливой улыбкой.
А дома говорю Вите:
– Знаешь, пройдёт, наверно, полгода, пока они поймут, кто я есть на самом деле. Тогда у меня совсем не будет времени. А пока пойду-ка на курсы машинописи. Печатать приходится много, а я – медленно, двумя пальцами.
Не угадала, раскусили очень быстро, курсы пришлось бросить. Позвонила преподавательница:
– Светлана, приходите на экзамен, я же должна отчитаться.
Сдала, получила свидетельство. На самом деле печатать вслепую десятью пальцами научилась уже на компьютере, час в день, два часа в день, вернее, в ночь.
Главной проблемой был обмен. В первый же день после возвращения из Ростова я поехала на Банный переулок, это было единственное место в Москве, куда стекались обменщики.
Через пятнадцать минут поняла, что наши шансы близки к нулю. Из Москвы никто не хотел уезжать в Ростов. Оставалась надежда на курортные города. Два сложных обмена за год!
Подключила маму. В Ростове тоже был пункт обмена, мама, как и я, ходила туда, как на работу. Мы брали на заметку всех, кто хотел бы переехать в Ростов из любого, любого города страны!
Все дела отступили на второй план. Я писала десятки писем в день и вскоре могла за квартиру в Москве или, хотя бы, комнату, предложить пять-шесть вариантов в разных городах. Написала их на большом листе ватмана и поехала.
В глазах рябило от объявлений, все рвались в столицу из голодной провинции. Подошёл милиционер, взглянул недобро на мой щит, раскрашенный разноцветными фломастерами:
– Ты что, всю страну взялась менять?
– Да нет же, мне нужна одна квартира или комната! Это возможные варианты.
– Понятно. Но плакат убери, устно объясняй про свои варианты. Ещё раз увижу, в другом месте будем разговаривать.
Наслышана была про эти места. Два дня не ездила на Банный.
Мама привела мою квартиру в Ростове в порядок, ванну вычистила бритвой. Я пришла в ужас, в семьдесят пять лет – вниз головой!
– Но когда найдётся вариант, люди же просто испугаются!
Вариантов долго не было, и вдруг – звонок!
– Света, записывай адрес. Есть прямой вариант на мою квартиру!
– Правда? Здорово!
Комната была с одним соседом на третьем этаже с лифтом. Документы мама передала с проводником, и мы сразу же поехали в бюро обмена. Девица отодвинула их, не читая:
– Мамина квартира? Да вы сначала сами поменяйтесь!
– Ну какая разница, в разрешении ведь и я, и мама. Так трудно найти вариант! Мама переедет, будем искать обмен на мою.
– Не морочьте мне голову. Вашей маме разрешили обмен вместе с вами, а не самой по себе.
Конечно, этот вариант уплыл сразу же.
С январской зарплаты я решила купить Вите костюм.
На Ленинском проспекте был магазин мужской одежды. Сначала съездила туда сама, придирчиво пересмотрела все ряды вешалок – имела право! И сказала продавщице, что приведу мужа.
Мне понравились два, я никак не могла выбрать между ними. А Витя, с самого начала и всю нашу жизнь, безоговорочно доверял моему вкусу. В результате мы купили оба – строгий тёмно-синий, и полуспортивный серый с коричневой кожаной отделкой. Витя протестовал:
– Зачем мне два костюма?
– У людей бывает по дюжине. Это хорошие импортные костюмы, недорогие и сидят, будто сшиты на заказ. Просто видеть не могу, в чём ты ходишь на работу. С февральской зарплаты поищу тебе что-нибудь зимнее.
– В феврале уже цыган шубу продаёт.
– Мы с тобой не цыгане.
– Почему ты себе ничего не покупаешь?
– У меня, по крайней мере, есть всё необходимое. И мне не надо каждый день ходить на работу.
Он был такой красивый в новых костюмах! И я думала – зачем я ему? Мы ровесники, а за него пошла бы любая двадцатилетняя девица! И ни денег у меня, ни кола ни двора, один фрак на все случаи жизни.
– Зачем я тебе, Витя? Ты ведь можешь жениться на любой куколке.
– Вот именно, куколке. Зачем? Ты – лучшая женщина на свете.