Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12

Какая лучшая! У меня была жуткая аллергия. Красные пятна, вечно слезящиеся глаза… Надо было действительно очень любить меня, чтобы не замечать этого.

Но Витя всё замечал, оказывается.

– Моя сослуживица обещала повести нас к экстрасенсу, говорит, очень известный. Пойдёшь? На тебя смотреть невозможно, а ты никаких мер не предпринимаешь.

– Да хожу я к гомеопату, лечит он меня от насморка. Зачем я тебе, если на меня смотреть невозможно?

– Не говори глупостей. Пойдёшь?

– Пойдём, конечно, вдруг поможет.

Обыкновенная пятиэтажка и подъезд обыкновенный, только двери открыты. Большая комната, полная людей. Все стулья, диван и кресла заняты, люди стоят и слоняются по комнате.

– Будешь за этим дедушкой, а нам пора на работу.

Я огляделась. Вокруг были люди молодые и не очень, и совсем старые. Две девочки лет четырёх-пяти жались, одна к маме, другая к отцу. А он поднял на меня глаза:

– Света? Какими судьбами?

– Толя, надо же! Ты-то что здесь делаешь?

– Дочку привёз, болеет и болеет. Люда беременна, вот и отправила нас в Москву, знакомые посоветовали. А ты?

– Я сейчас больше в Москве, замуж вышла, разрешение дали на обмен.

– Это муж тебя привёл? Понятно.

Значит, одна из двух подружек старой моей лаборатории, что не любили евреев, всё же развела его с женой. И подружку её встретила как-то в Ростове с маленьким сынишкой в коляске. Всё у меня закольцовано, ничего не уходит в никуда.

– А ты болеешь?

– Аллергия замучила.

– Аллергию он лечит запросто!

И я верю безоговорочно.

– Света, неужели ты? – Это Нина, жена моего хорошего знакомого, ростовского поэта.

– Надо же, весь Ростов! У вас-то что случилось?

– Нянька не углядела, уронила дочку со стола. Чем дальше, тем хуже.

– Это ужасно! А что врачи говорят?

– Оперировать рано.

И тут девочка расплакалась. Плакала негромко, обречённо, сжимая головку маленькими пальчиками.

– Мама, больно!

– Сейчас, детка, пойдём к врачу.

– Пропустите их, пожалуйста! – прошу я.

– Пропустим, конечно, но там женщина долго.

– Мама, больно!

Я убрала с головки её пальчики и положила свои руки.

Сосредоточилась – я хочу ей помочь, я очень хочу… ей… помочь.

Почему я это сделала? Никогда не лечила людей, мне и в голову не приходило. Но девочка затихла, только всхлипывала ещё, и улыбнулась мне. И люди, что застыли вокруг, задвигались, заулыбались!

– Спасибо тебе, я замучилась. Когда у неё болит головка, у меня сердце разрывается!

Очередь двигалась медленно. Но вот дедушка уже за той, заветной дверью.

Экстрасенс встречает меня странно.

– Я сразу почувствовал, когда вы вошли. И всё время ощущал ваше поле. Вы очень сильный экстрасенс и лечить можете, как с девочкой. Но не нужно, у вас всё идёт в творчество. Я не стану лечить вас, вам помогут без меня. А вот подруге вашей в Ростове поможем, пусть выйдет замуж. Она очень несчастна сейчас.

– А мне почему не хотите помочь?

– Вам нельзя приходить ко мне, здесь очень больные люди, а вы цепляете всё. Вас вылечат без меня, и всё будет хорошо, вы человек особенный, я это сразу почувствовал. Вот, разве что, поставлю вам точку, если что-то сделаете не так, будет свербеть под лопаткой, откуда крылья растут.

Он вонзил остриё ножа мне в плечо. Ни боли, ни крови!

– И ещё, не бойтесь изменять мужу, чем больше у вас будет секса с разными мужчинами, тем лучше и для Судьбы, и для здоровья.

– Это исключено!

Он задумывается, смотрит в сторону.

– Пожалуй, в вашем случае можно обойтись духовным общением.

И я ухожу, потрясённая.

Дни летели, как сумасшедшие.

Витина старая лаборатория захотела отпраздновать двадцать третье февраля у него в Сокольниках.

– У всех жёны, мужья, а тут холостяцкая квартира. Была холостяцкая! Накупили тарелки, рюмки… Ты не возражаешь?

– С чего бы я возражала, раз они уже и тарелки купили, потратились. Только мне надо всё там приготовить.

– Приготовят наши девчонки, ты приглашена в гости.

Я приехала в Сокольники одна, Витя был уже там. Комната выглядела вполне прилично, стол раздвинут, тарелки с голубой каёмкой, рюмки, закуски, бутылки… Слишком уж много бутылок на такую небольшую компанию.

Две женщины крутились у стола, на меня посмотрели без особого интереса. Они здесь были хозяйками, а то, что у их легкомысленного начальства опять новая женщина – не она первая, не она последняя.

– Чем помочь? – предложила я с порога.

– Да отдыхайте, мы кончили почти. Хлеб нарежут ребята, они у нас привычные, и бутылки откроют. Вы знакомы с соседями? У нас мало стульев.

– Я сейчас Витю попрошу.

– Не надо, мы его сами попросим.

И за столом я была гостьей, только смотрела, как Витя опрокидывает рюмку за рюмкой. Рядом со мной сидел Миша, его лучший друг, ухаживал и расспрашивал – в лоб.

– Чем вы занимаетесь?

– Я литератор.

– На что жили до Вити?

– Я член Союза писателей, бюро пропаганды даёт выступления. Книга стихов вышла в Ростове в прошлом году, а в этом – выходит в Москве.

– Книга? В Москве? – Тон его изменился мгновенно.

На этом допрос окончился, и начались танцы. Я танцевала с Мишей, Витя слонялся по комнате или сидел у стены, смотрел на меня и улыбался. Он явно выпил лишнего.

Убирали мы с женщинами. Витя ходил вокруг и давал нелепые советы. Его сослуживицы только посмеивались, очевидно, они не раз видели его таким.

Для меня это была новость, плохая новость. Я его в таком состоянии видела впервые.

Мы уходили последними. Почему-то мне не пришло в голову оставить его спать на диване в родном жилище и уехать самой. Я с трудом подняла его, надела пиджак, новое пальто, замотала шарф, стала на цыпочки и водрузила шапку. Он только бессмысленно улыбался и покачивался с носков на пятки в своих прекрасных новеньких туфлях. В коридоре пожилая полная женщина посмотрела на меня с жалостью.

До метро мы шли пешком, я почти тащила его.

– Светинька, почему ты сердишься? Всё ведь так… хорошо! Сегодня праздник, двадцать… какое? Двадцать третье. Когда будет Восьмое марта, ты тоже сможешь пить, сколько захочешь. Ты сегодня мало пила. Водку не пьёшь, коньяк тоже. Вино тебе не понравилось? Не умеют девки выбирать вино. Ты такая красивая, ты самая. Ты всем понравилась, особенно Мише. А он разбирается, он разбирается… в женщинах.

Господи, что мне делать! Его шатает из стороны в сторону, он такой большой, мне его не удержать! Не хватало только, чтобы он свалился в грязный снег в своём новом пальто и новом костюме! В метро он пытался поцеловать меня, я даже пересела на скамейку напротив. Строил умилительные виноватые рожицы… Это было ужасно.

– Это было ужасно! – сказала я утром, когда он брился в ванной. – Ты вёл себя отвратительно.

– Но ты не бросила меня на дороге, – произнёс он задумчиво, глядя на меня из зеркала виноватыми глазами.

– Кончай скорей, пей кофе, на работу опоздаешь.

По дороге на Банный я думала – что делать? Пока мы ещё в Соломенной сторожке, можно остановиться и не связывать с Витей свою жизнь.

Господи, какое счастье, что я не сделала этого!

Конечно, опять поехала зря, из Москвы никто никуда не собирался уезжать. Я вышла из метро на Пушкинской и пошла пешком.

На Красной площади стояла очередь. Она загибалась причудливыми зигзагами и кончалась у крытого грузовика, там что-то давали! Это выражение прочно вошло в наш быт. Не продавали, а именно давали, деньги при этом имели самое, что ни на есть, второстепенное значение.

Давали мужские рубашки, по две штуки. Они были жёлтые и розовые, в прозрачных упаковках, целая машина! Я побежала в хвост очереди. Она двигалась довольно быстро, выбирать было не из чего, размер, деньги, сдача – следующий!