Страница 49 из 90
Впрочем, не только потомки осуждали поведение французских принцев. Современник событий Маттео Виллани, продолжая хронику брата, также не пожалел для них резких слов: «У дофина Вьеннского и герцога Орлеанского было свыше пяти тысяч всадников, в то время как у короля в его баталии было шесть тысяч. Они всё ещё находились в первых двух линиях, эти негодяи и трусы, имея в два раза больше отдохнувших рыцарей и баронов, чем их враги, уставшие после двух схваток и страшившиеся продолжения боя. Ещё можно было выиграть битву, но у них не было мужества противостоять неприятелю. Они позорно бросили короля, который был с ними на поле боя, и других французских баронов. Вместо того, чтобы вернуться и сражаться рядом с королём, даже не преследуемые врагом они бежали с поля боя в Париж, бросив своего отца и братьев в тяжёлой битве. Они заслужили не чести, а суровой кары, если над ними ещё властно правосудие»62.
В оправдание этого необъяснимого манёвра приводятся такие аргументы, как нежелание гордых французских рыцарей сражаться пешими, или говорится о сложности поддержания эффективной коммуникации между частями армии. Так или иначе, но король Жан II со своей третьей баталией двинулся на позиции англо-гасконской армии без поддержки сыновей. Некоторое замешательство, возникшее в рядах французов из-за отступления герцога Орлеанского, дало англичанам небольшую передышку и позволило перегруппироваться. Однако они были утомлены схваткой, а наступавшие на них войска были свежими.
При виде приближающегося врага Эдуард Вудстокский приказал капталю де Бюшу взять 60 латников и 100 конных лучников, зайти французам в тыл и развернуть штандарт с крестом святого Георгия в знак того, что он достиг намеченной позиции. В ожидании сигнала англичане сдерживали атакующую королевскую баталию, которой удалось дойти до их фронта без больших потерь. Но как только капталь завершил свой манёвр, обогнув левый фланг неприятеля с северо-востока, взревели трубы, и латники принца во главе с сэром Джеймсом Одли ринулись в атаку, остановив наступление. Одновременно в тыл французам ударил отряд капталя де Бюша.
После долгого и яростного боя французы были отброшены к реке. Если верить более поздней традиции, битва закончилась на Александровом поле между Миоссоном и деревушкой Ле-Борд. Здесь во второй половине дня телохранители короля были окончательно разбиты. Именно тут пал Жоффруа де Шарни, до последнего защищавший короля. Сам Жан II сдался либо Дени де Морбеку, рыцарю из Артуа, либо Бернару де Труа, гасконскому рыцарю. Похоже, что в суматохе битвы де Морбек потерял своего пленника, который был вторично пленён де Труа. Чьи притязания имели под собой больше оснований, принц так и не смог решить, поэтому ежегодным пенсионом были вознаграждены оба рыцаря. Среди пленников оказались также четырнадцатилетний принц Филипп[75] и множество знатных дворян.
Англичане и гасконцы преследовали бегущих французов до самых ворот Пуатье. Затем по традиции победители обосновались на ночь в лагере побеждённых. В нём было найдено большое количество драгоценностей — так, Эдуард Вудстокский впоследствии приобрёл для себя за восемь фунтов 12 шиллингов шесть пенсов серебряный корабль или неф, предназначенный для украшения стола короля Жана II, а также его корону и знаки отличия рыцаря ордена Звезды. Кроме того, англичанам досталось много провианта, от недостатка которого они страдали последнее время. Принц устроил пир для своих приближённых и пленных французских дворян:
«Когда наступил вечер, принц Уэльский дал обед в своей палатке для короля Франции, его сына монсеньора Филиппа, монсеньора Жака де Бурбона и большого числа графов и баронов Франции, попавших в плен. За столом, стоявшим на возвышении и богато накрытым, сидели король Жан, монсеньор Жак де Бурбон, монсеньор Жан д’Артуа, граф де Танкарвиль, граф д’Этамп, граф де Даммартен, граф де Гравиль и сеньор де Партенэ. Прочие сеньоры, бароны и шевалье разместились за другими столами. Сам принц прислуживал за королевским столом, выказывая большое смирение, и не садился за него, несмотря на все просьбы короля. Он говорил, что недостоин такой чести, что не подобает ему сидеть за одним столом со столь великим принцем и с таким доблестным мужем, каковым тот проявил себя в минувший день»63.
Фруассар, как всегда, ради красного словца весьма вольно обошёлся с истиной. Принц Уэльский был в меру куртуазен, а также искренне почитал отвагу в бою. Однако он вряд ли опустился бы до столь карикатурного уничижения, которое нарисовал хронист. Естественно, по заведённому порядку Эдуард поначалу мог сам поднести первое блюдо пленному королю, но затем ему по статусу положено было сесть за стол рядом с ним и принять участие в пире.
Тем временем на поле боя начался поиск раненых и погибших. В тяжёлом состоянии был найден сэр Джеймс Одди, во время последней атаки сбитый с коня. Его немедленно перенесли в лагерь, а Эдуард Вудстокский, переживая за друга, покинул ужин и своего высокорожденного пленника, и поспешил проведать друга. Он хотел лично убедиться, что о нём позаботятся должным образом. Потери англичан оказались намного меньше, чем у французов, хотя точное количество убитых и раненых в армии принца невозможно назвать даже приблизительно. Достоверно известно лишь то, что погиб сэр Роберт Брэдстон, состоявший в свите принца с 1344 года, и пало около 40 латников.
Список потерь французской стороны также далеко не полон, но выглядит куда внушительнее. Около восьмидесяти знатных рыцарей и дворян и сорок оруженосцев были похоронены в доминиканском монастыре Пуатье. Перечень погибших открывали недавно назначенный коннетаблем Готье VI де Бриенн, герцог Афинский, великий камергер Пьер I, герцог де Бурбон, маршал Жан де Клермон сеньор де Шантийи, а также доблестный Жоффруа де Шарни сеньор де Лире, чьё тело впоследствии было перезахоронено в Париже. Среди убитых опознали местных сеньоров, в том числе Жана, виконта де Рошешуара, Ги VII, сеньора де Ларошфуко, и Рено V, сира де Понса, с сыном.
В плен, помимо короля и его младшего сына, попали маршал Арнуль д’Одреем, Жак де Бурбон, граф де Ла-Марш, Гийом де Мелён, архиепископ Санский, Бернар, граф де Вантадур, Жан д’Артуа, граф д’Э, Гишар д’Англь[76]. Всего на поле боя, по словам хронистов, осталось лежать до 2500 одних только французских латников, а в плен попало от 1974 до 3000 воинов, включая тринадцать графов, пятерых виконтов, двадцать одного баннерета и 1400 рыцарей. Как обычно, надо иметь в виду, что эти числа наверняка сильно преувеличены.
Переоценить значение победы, одержанной Эдуардом Вудстокским, сложно. Власть Парижа над Пуату серьёзно ослабла. Часть местных сеньоров перешла на сторону англичан — например, Гишар д’Англь, который впоследствии превратился в одного из самых верных и деятельных сторонников принца. Боевой дух французов был катастрофически низок, повсюду слышался недовольный ропот против знати, которая по всеобщему убеждению предала своего короля. Анонимный парижский священник, автор «Плача о битве при Пуатье», обвинял сеньоров не только в гордыне и любви к роскоши, но также в сговоре с англичанами и обмане маршалов армии с целью продлить войну, приносившую им ощутимый доход. Все свои надежды по возрождению славы утерянной Франции он возлагал на дофина, носившего также титул герцога Нормандского, которого он предателем не считал:
75
Филипп II Смелый (1342—1404) — герцог Бургундский, граф Фландрский, Бургундский и д’Артуа, четвёртый сын Жана II Доброго.
76
Жан д’Артуа (1321—87) — граф д’Э, сын Робера д’Артуа, графа де Бомон-ле-Роже, верного союзника Эдуарда III в начале Столетней войны, прозван Безземельным; Гишар д’Англь (ум. 1380) — сеньор д’Англь, де Плёмартен, де Шато-Ларше, де Рошфор-сюр-Шарант, сенешаль Сентонжа на службе Франции, затем граф Хантингдонский (с 1377 года), рыцарь ордена Подвязки, маршал Аквитании на службе Англии.