Не ставший героем

– Не хочешь посмотреть, как это делается? – вновь предложил он мальчику то же, что предлагал уже, возобновляя работу унитаза, слива для ванны и теперь, занимаясь раковиной. – Чтобы не пришлось меня ждать, когда в следующий раз решишь разнести половину Комнаты.

– Простите. – Саша произнёс это снова.

Должно быть, он и сам заметил, что использует извинение вместо любой реплики и от того виновато насупил брови.

– Ну, что? – подозвал его человек в маске, когда закончил наладку раковины.

Мальчик отошёл ещё на два шага и издал короткий неопределённый звук. Кажется, вопросительный. Впрочем, в равной степени он мог означать что угодно. Прорычав изукоисказителем, похититель поднялся на ноги, брякнув ключами на толстом ремне, и подхватил с собой инструменты. Их работа в ванной была окончена.

В Комнату Саша вернулся первым. Неловко вбежал, уступая скорее место похитителю, и скорее отодвинулся на значительное расстояние. Здесь уже было светло. Горели плафоны, от которых на стене были вновь заштукатуренные выключатели, и ярко освещала пространство та лампа, чья яркость менялась по таймеру. Полная мощность. Должно быть, за окнами стоял полдень.

Мистер Икс оглядел вновь убранную долгим старанием Комнату. Чисто и складно, как в первый день. Для полной убеждённости он прошёлся внимательным шагом по периметру вновь, заставляя ребёнка от себя прятаться. Маска его озадачилась, проплывая возле разложенных на столе ручек, карандашей.

– Ты ещё не положил их на место? Однако…

От комментария Саша нервно сглотнул. Из его заднего кармана до сих пор торчали не слабо покоцанные ножницы лезвиями вниз.

– Договоримся, что ты больше не станешь ломать отделку и коммуникации или ты ещё не готов к таким обещаниям? – перед уходом решил присесть перед мальчиком похититель.

– Я постараюсь.

– Саша, это не ответ. Это уход от ответа. – Казалось невозможным определить, какую эмоцию вкладывает в замечание Мистер Икс, но поза его на корточках перед мальчиком не выражала агрессии.

– Мне кажется, …я ещё не готов…

– Честность – это прекрасно. – Отметил он, после того как рычание звукоисказителя прошло в воздухе раскатом. – Только в данном случае её не достаточно, чтобы я мог тебя поощрить. Ты ведь ведёшь себя так… Недоверчиво. Подвергаешь сомнению мои слова? Неуважение. За это я могу наказать тебя, Саша. Подумай об этом, хорошо? Давай так. Моим поощрением за твою честность будет то, что я не стану сажать тебя вновь на цепь, хотя стоило бы, пока ты не поймёшь, что отсюда нет подобного выхода. Деструктивного… Я иду тебе навстречу. Хорошо?

Поначалу едва уловимо, но Саша закивал головой для похитителя, и ответ его был принят. Он продолжал держаться, как мог отстранённо, и если бы не стол за его крестцом, то отступил бы ещё на два шага, но мужчина застиг его в невыгодном положении. Пробыв рядом ещё всего пару секунд, он поднялся на ноги и зашагал к выходу. Тележка с остывающим обедом оставалась на усмотрение мальчика, и сегодня в ней не было мяса.

Она набирает ещё один звонок сыну – «Вова». Пока открывается входная дверь, Валерия перекладывает телефон под ухо и слушает долгие гудки. Её терпение сдаётся, когда в квартире она оказывается одна. Повседневно снимая обувь, ей может отчётливо слышаться звон тишины в этом доме. Хотя это просто отсутствие вечернего шума. Она привыкла к нему за те годы, что муж проводил на кухне, а сын за компьютером, и всё время где-то, да что-то шуршало, шелестело и разговаривало. Но не сегодня и не теперь.

Летнюю куртку она вешает на свободное место среди прочей одежды своих домочадцев, как вдруг на глаза ей попадается дождевик младшего сына. Спортивный, не длинный. Тогда светлая голова матери с большими кудрями ложиться на его гладкий рукав и очень тихо, очень медленно зарывается. Куртка мальчика пахнет полиэстером, но женщина глубоко втягивает в себя этот запах. Такой близкий. Совсем как настоящий. Где-то в ней этот запах срывает маленький винтик, который служил частью большого механизма по удержанию на ней лица, и в следующее мгновение его срывает как дамбу, проигравшую в схватке с природой. Её плач мгновенно переходит в рыдания, и этой лавиной её сносит на дно глубочайшего горя. В кармане включается телефон, зовёт вернуться в реальность, и она возвращается.

– Да? – ещё утирая слёзы отвечает она на звонок старшего сына.

– Да, мам, ты звонила? – голос его отличается от предыдущего разговора, на фоне значительный шум.

– Да. Я… Где ты? Кто так шумит?

– Я… – в десятках километров от дома парень оборачивается на выход из бара. – В городе сейчас. У тебя всё в порядке?

Вновь его мать начинает тираду о поисках. Меньше всего ему хочется слышать «были случаи», «как-то помню в молодости» и «полицейский так посмотрел, как будто…» Мать разворачивает перед ним как конфеты свои кошмарные сны, разжёвывая горькую начинку, хотя даже удерживать собственный голос ей трудно. Это заставляет парня в тот же момент заскучать.

– Ладно, мам. Позвони лучше папе. Я сегодня после работы очень устал, ладно?

Всего через минуту он возвращается к приятелям за стойкой, где застаёт и незнакомую девушку. Ему она не улыбается, впрочем, как и он ей.

– Ну как, не нашли ещё? – бросил через рюмку приятель.

– Что не нашли? – старалась влиться в компанию девушка.

Но тут во время объяснения одного из друзей прервал товарищ чуть покрупнее, успев сделать наспех предупреждающий жест головой. Это помогло заставить приятеля Вовы замолчать.

– Да сменщик в бригаде уволился. – Расхлябано бросил он тогда. – Замену вот ищу.

Напитки интересовали парня в гаме разговоров посторонних столиков и пар куда больше, чем незнакомая дама и даже больше, чем близкие друзья. Пока его приятели ухаживали за новоприбывшей, он уткнулся в стойку в одиночестве. Так лучше. Атмосфера была ему компанией куда более приятной, и с ней время не давило на грудь.

Его внедорожник в третий раз заезжал на круг, и тут на телефон позвонили.

– На объезде по Коромыслово, что у вас? – проговорил мужчина вместо приветствия, прежде чем понял, кто ему звонил, – Чёрт! Да, привет. Прости, не узнал.

Автомобиль продолжал курсировать между домов, где казалось реальным встретить сбежавшего мальчика. Подростки любят высокие дома, в которых можно почувствовать себя свободным и взглянуть на город с высоты небес.

– Да, знаю. Не планировал я, что так это всё затянется. Прикрой меня буквально ещё на один день? Я буду завтра, я… – машину пришлось затормозить, чтобы вернуться в реальность, где жизнь и работа не останавливались, даже когда это было необходимо. – Я понял. Скажи, что завтра я буду на объекте. Хорошо. До связи.

Из двора он развернулся в совершенно новом направлении и выжал газу так, как не ездил уже три дня с момента исчезновения сына.

За каких-нибудь десять минут машина его уже заезжала на Пирогова прямиком в волонтёрский штаб. Вот он, этот злополучный дом под этот проклятый снос, где наверняка могли ошиваться наркоманы, бомжи и Бог знает кто. Да кто же мог допустить, чтобы такие здания – опасные – могли оставаться всего лишь под укрытием жалкой ленты?

Двухэтажное чудище с выпотрошенными глазами, выкорчеванными зубами, с выдранным языком. Оно не скажет, что произошло в тот вечер и где теперь пропавший мальчик. Так и будет злобно ухмыляться на него, терпящего крушение отца.

– Константин? – до координатора штаба он добрался сзади.

Им был молодой мужчина не старше тридцати пяти лет, но высокий, сильный, похожий на богатыря с волной отросших волос, которые тот мог заправить за уши или при желании даже собрать в хвост на затылке. Однако пока ему подобная мысль не приходила. Он только что возвышался над раскладным столом добровольцев, где развёрнутые карты и стопки ориентировок с изображением Саши кое-как делили место между компьютером, снаряжением для поиска в лесу и той кучей мелочей, которая всегда откуда-то появлялась на любом поиске. На звук собственного имени он развернулся к отцу пропавшего могучей грудью вперёд. На нём была свободная везде, кроме грудных мышц футболка с эмблемой отряда «Содействие», но не такая зелёная, как жилеты прочёсывающих город и лес, а чёрная. Хотя эмблема оставалась та же. Человечек, подсвечивающий другому человечку путь домой. Интересно обыгранный переход света от фонаря, что превращается в белую дорогу.