Обагрённые

— Всё. Отмучился, бедолага.

Когда все формальности были закончены, Мун вернулся к себе в лазарет, предварительно удостоверившись, что тело новоиспечённого покойника благополучно вывезли за стены тюрьмы. С этой минуты в душе у Муна произошёл какой-то переворот. Он больше ничего не боялся, больше не думал о себе, не страшился ни настоящего, ни будущего. У него появилась цель, к исполнению которой он готов был идти неуклонно и бесстрашно. В чемодане у доктора, на самом дне лежал острый кинжал с чешуйчатым лезвием — древнее гивейское оружие, доставшееся Муну в наследство от отца.

Доктор зашёл к себе в домик, взял этот безжалостный нож и направился к Ши Джен Ли. В эту минуту ему казалось, что убив эту хищную и безжалостную женщину, ему удастся остановить нарождающееся всепланетное безумие, грозящее изменить навсегда существующуюреальность. Разве может Мун позволить этому случиться? Нет, он остановит её. А не будет Ши Джен Ли и её лаборатории, не будет и преступных разработок коварного вируса. И спустя два часа страшный взрыв разнёс ангар вместе со всеми, кто в нём находился, окутав здание языками свирепого пожара.

Но доктор Мун ошибался, надеясь таким образом остановить зреющее безумие, ведь корни Зла крылись совсем в другом месте. Мун ошибочно думал, что Зло можно остановить убийством его жалких прислужников и пособников, но ими всегда жертвуют в первую очередь и быстро находят замену.

* * *

У-Син конвульсивно дёрнулся всем телом и очнулся. Что-то липкое и скользкое лежало у него на лице и мешало дышать. Во рту пересохло и страшно хотелось пить. Несколько минут У-Син хватал воздух открытым ртом — шумно и жадно, как выброшенная на берег рыба.

Сознание быстро возвращалось. Вспомнился разговор с доктором.

Значит, у него получилось?..

У-Син стал прислушиваться к звукам снаружи. Он услышал тихий протяжный шелест, будто ветер шумит в кронах деревьев, играя жёсткой листвой.

Лес! Где-то рядом лес! Получается, тюрьма далеко отсюда, и доктор Мун прав, что трупы вывозят подальше от неё. К тому же в спине чувствовалась тупая боль. Видимо, от падения, когда его бросали со всего маху в яму-могильник.

У-Син осторожно разжал пальцы. На ладони лежало лезвие, которое ему дал доктор. Им У-Син осторожно распорол пластик на уровне коленей, согнул одну ногу, затем другую, напрягая все силы, разорвал тугую смертную упаковку и высвободился от пластиковых пут, радостно вдыхая сухой горьковатый воздух.

Вечерело. Вокруг громоздились покатые земляные скаты, пронизанные, словно жилами, извилистыми корнями деревьев. Чуть выше, над краем огромной ямы, стелился тонкий полог белёсого тумана, пронизанного острыми красными стрелами закатного солнца.

У-Син огляделся вокруг. Он сидел на горе пластиковых мешков, в которых угадывались очертания человеческих тел. Всё дно могильника было заполнено ими. Ужас и отвращение охватили его. Скользя на мягких телах, завёрнутых в синий пластик, У-Син стал отчаянно карабкаться наверх, цепляясь непослушными пальцами за торчащие отовсюду корни. Наконец, ему удалось выбраться из этой страшной братской могилы. По её краю в землю были врыты пузатые баллоны, сочившиеся тем самым белёсым «туманом», который создавал плотную завесу над могильником. В нос У-Сину ударил резкий хлорный запах.

Лес действительно оказался совсем близко, в нескольких десятках шагов, и вокруг, насколько хватало взгляда, не было ни души.

У-Син вскочил на ноги и бросился в сторону спасительной лесной чащи, путаясь в стеблях жёсткой высокой травы, мешавшей бежать. Щиколотки босых ног изрезались острыми тугими стеблями, но У-Син не обращал на это внимания.

Смолистые толстые стволы толпились у подножья пологой горы, радостно шелестя на ветру фиолетово-бордовой хвоей. Лес встретил его приветливой прохладной, в которую хотелось окунуться, как в океанские воды. В низком подлеске сновалиюркие птахи, сверкая на солнце золотистым опереньем и склёвывали грозди крупных синих ягод.

У-Син сорвал одну такую гроздь и с упоением стал поедать сочные, слегка терпкие ягоды. Сердце его наполнилось давно забытой беззаботной детской радостью. Повинуясь ей, У-Син бодро зашагал в гору по едва приметной тропе, петлявшей между деревьев. Хотелось забраться повыше, чтобы оглядеться вокруг и понять, куда идти дальше. Дальше…

А что дальше? У-Син плохо понимал, что ему делать дальше. Нежданно полученная свобода затмила собой реальность. Будущее между тем было как никогда темно и беспросветно. Упиваясь каждой минутой, проведённой вне тюремных стен, он совсем не думал о будущем. А подумать о нём стоило.

У-Син уселся на серый валун, заросший мхом, и опять мысленно вернулся к образам жены и дочерей. Как ему незаметно пробраться на остров, чтобы увезти их с собой?.. Увезти… Но куда он их сможет теперь увезти? Ведь в Четджи все знают, что он в тюрьме, а здесь думают, что он умер. Если его поймают, то непременно пострадает доктор Мун, который спас ему жизнь, помог обрести долгожданную свободу. Этого допустить никак нельзя. Но без денег и документов на этой планете вряд ли можно протянуть долго… Проклятая жизнь, будь она неладна!

У-Син сломал тонкий прут и принялся в отчаянии хлестать им траву вокруг, а затем бросился напролом сквозь колючие кусты и через несколько шагов замер на месте. Деревья расступились, и он понял, что совсем незаметно для себя добрался до перевала. Сейчас У-Син стоял на ровной каменной площадке, упиравшейся в отвесную серую скалу метрах в тридцати от него, зиявшую широким чёрным провалом.

Что это? Пещера?

У-Син огляделся по сторонам, напрягая слух и зрение. Полог леса стелился повсюду, в противоположной стороне от солнца редея и переходя в обширную степь, расстилавшуюся до самого горизонта. Кровавый бок солнца почти полностью скрылся за верхушками деревьев и на стремительно темнеющем небе уже начали появляться первые звёзды, а у далёкого восточного горизонта стали загораться одинокие огни, вскоре слившиеся в широкую светящуюся полосу.

«Возможно, там город или какой-то посёлок? — размышлял У-Син. — Может быть, это и есть Гаоян? Нужно будет идти в том направлении, чтобы потом добраться до побережья. Хорошо было бы раздобыть какой-нибудь еды и новую одежду. В тюремной робе ему вряд ли удастся попасть даже на рыбацкое судно, не говоря уже о винтолёте».

Ночь как всегда надвигалась стремительно. У-Син решил переждать её в пещере, а утром идти в сторону огней, перед этим хорошенько обдумав план дальнейших действий. Он осторожно подошёл к зияющему, как пасть, входу, опасаясь, что внутри может находиться логово какого-нибудь дикого зверя. Лучи закатного солнца ещё стелились над лесным пологом и в их свете У-Син ясно разглядел на каменной стене какую-то странную надпись. Он провёл по шероховатому камню пальцами, изумившись тому, что буквы не вырезаны резцом, а как будто выжжены чем-то. Но ещё больше У-Сина поразило то, что надпись эта сделана на незнакомом ему языке.

Оторопев от неожиданности, У-Син отёр рукавом вспотевший лоб и крадучись вошёл в пещеру, выставив перед собой на всякий случай руки, словно готовясь к неожиданному нападению.

— Эй! Есть здесь кто? Отзовись!

Тревожный голос У-Сина погрузился в темноту и разнёсся под невидимыми сводами гулким эхом. И тут же где-то впереди раздался звонкий щелчок, будто высвободилась туго сжатая пружина. Уже в следующее мгновение в непроглядном мраке вспыхнула яркая голубая искра и развернулась тонким вертикальным веером света, отливавшего глубокой синевой. Этот световой веер настиг У-Сина, как бы ощупывая его с головы до ног, а оцепеневшего от испуга беглец почувствовал, что его неистово колотящееся сердце вот-вот вырвется из груди.

Прошло, наверное, несколько мгновений, а может быть больше. Время будто бы остановилось для У-Сина. Затем синий свет погас и с двух сторон в темноте что-то тихо зажужжало. Холодок страха стремительно заполнял грудь У-Сина и сердце его тоскливо заныло. Перед глазами неудержимым вихрем пронеслись лица жены и дочерей.