Ассорти(р)

Да что там врать, откровенно лучше! С её идеальными зубами. Хотя Васаби все ещё жила со своим парнем.

Именно это и помогало Лёше в ответ на это держать возле себя хотя бы Машу. С её «жестяным ноктюрном». Уже жалея о том, что так рано отшил Диану. Из-за глупой ревности, что внушила ему Ольга. Собака такая!

И периодически ей звонил, раскаиваясь.

Но Диана делала вид, что недоступна. Ни для него, ни для пожарного, как выяснялось из разговора. Что именно жизнь, подчёркивала она (а не просто связь), с Лёшей и помогла ей наконец-то понять то, что ей пора выходить замуж.

Был ли это намёк, кто знает? Почему Лёша сразу же клал трубку.

И – на Диану.

Встретив её через месяц и увидев – по тому, насколько она стала вновь прекрасна! – искренность её намерений. Поняв, что Диана, ради того чтобы стать серьёзнее, то есть – для своего гипотетического Избранника наконец-то полностью бросила пить и, как следствие, беспорядочные связи. И тут же его отвергла, когда Лёша снова попытался к ней подкатывать, дав ему понять, что он является существенной частью того неадекватного прошлого, с которым она теперь полностью завязала.

Хотя, если бы Диана бросила пить, как только Лёша начал ей об этом долбить – во время минета – буквально вдалбливая ей в голову этим «орудием труда» свои благие намерения, и оставалась бы после этого столь же красивой, он тоже с не меньшим энтузиазмом стал бы её рассматривать (у себя в воображении) как весьма выгодную партию! И ни за что не поверил бы Ольге, обвинявшей её во всех смертных грехах. Даже если бы это и было правдой. Ради наслаждения её красотой, он простил бы ей всё. Безусловно! Так сильно он ей тогда поклонялся. Особенно – в постели. Отлично понимая, что Ольга ему и не врала вовсе, он прекрасно видел это по микродивжению зрачков её глаз. Его не обманешь!

Сама виновата, понял он, когда Ксюша вышла из машины. Хотя, возможно, судьба приготовила ей кого-нибудь получше. Настолько она теперь красива!

«Ну, почему, почему ты не могла бросить пить ради меня?! Ты мне так нравилась!» – истерично вздыхал о ней Лёша. Впрочем, не особо долго.

Ведь Васаби стала навещать его всё чаще. И чаще. Да и он, соскучившись по ней, начал ездить к ней прямо в офис. Когда её парень работал на основной работе.

И то «давать на клык», как говорил Ромчик, если Васаби опять упиралась и не хотела изменять своему парню, даже – с ним, её флагманским парнем:

– Пойми, твои парни приходят и уходят, а я тебя люблю. То есть – навсегда! – говорил ей Лёша. И неслышно усмехался, когда та молча угукала водителям, отправляя их на заявки, даже не вынимая изо рта его…

– «Чупа-чупс», – отвечала Васаби водителю. Если тот начинал вдруг настойчиво спрашивать о том, что у той во рту, мешая им общаться. – Потом поговорим! – Клала она трубку и снова приступала… к сладкому. Для Лёши.

То, когда у Васаби было более озорное и сговорчивое настроение, он пользовался её благо-склонностью прямо над рабочим столом. Замедляясь, пока она, облокотившись о стол, принимала заявки и передавала их водителям. Чтоб она не постанывала – прямо в трубку, как она любила делать это во время секса. И не могла себя сдерживать, если Лёша не сбавлял темп.

– Да, палец уколола, простите, – извинялась она в трубку. – Нельзя ли немного тише?! – громко говорила Васаби в сторону, оглядываясь назад. Делая вид для абонента, что в офисе слишком шумно. Но давая понять Лёше, чтобы он сбавил темп. И продолжала заискивающим тоном принимать заявку. – Так, где вы, говорите, находитесь? А-а-а? А-а? Да-да-а…

Даже не представляя себе, как сильно его это заводило! Чтобы вновь ускорится, как только Васаби клала трубку, и услышать любимый им её «кошачий концерт».

Пока кто-нибудь из водителей, освободившись рядом, не заходил в офис попить чаю. Ломая им весь кайф! Гремя ботинками по железной лестнице на второй этаж их офиса в пристройке. Чтобы они оправились? Если он заранее не звонил, чтобы Васаби поставила кипятиться воду в чайнике.

И не так кипятилась, увидев его в дверях.

Глупо спрашивая её:

– Для чего вы заперли дверь на ключ?

Ставя их в тупик.

– От таких, как ты, чайников, – улыбался ему Лёша. Чтобы тот всё понял. И отстал.

Побыстрее уже завершал свою долгую для них чайную церемонию с купленным для этого печеньем, шоколадкой для Васаби, снова выслушав от неё, глупо улыбаясь, что он портит её фигуру, и дал им уже закончить начатое.

Но как только за ним закрывалась дверь, Васаби снова приходилось уламывать: изменить парню. Что слегка раздражало.

Особенно, если их снова прерывали.

– Ты просто тратишь напрасно наше время, – говорил ей тогда Лёша. Когда и этот водитель исчезал, получив заявку. – Мы могли бы уже за-кончить. А не ломать комедию. Про великосветскую даму, которая каждые полчаса боится запятнать брак. Поверь, они вовсе не были такими манерными, как их описывают. Давай уже закончим по-быстренькому, а то опять кого-нибудь принесёт нелёгкая.

– Я только поэтому и не хочу уже начинать, – признавалась Васаби. С улыбкой.

И всё-таки начинала. Поняв, что иначе она от него так и не избавится. И водители будут думать о ней «чёрт знает что! И тоже домогаться. Не зная долгую предысторию наших взаимоотношений» – размышляла Васаби, облокотившись о стол, пока Лёша всё не заканчивал и не заканчивал, мешая ей принимать заявки.

Поэтому, как только она официально – для своего парня – отсыпалась дома у матери после смены, она тут же приезжала. В основном – с утра, договорились они, когда её мать заступала на смену, и один из водителей отвозил Васаби к ней домой. И как только принимала душ, сама звонила Лёше. Чтобы у них были почти что сутки на то, чтобы не просто спешно переспать друг с другом, как два сумасшедших, голодных друг до друга кролика, и разбежаться, но ещё и для того, чтобы о многом поговорить, соскучившись друг по другу не только телами, но и душами. И давая друг другу «отвести душу». Занимаясь любовью за эти сутки раза три-четыре. Безо всякого спиртного! Настолько сильно их тянуло друг к другу.

– Ведь мне нужно не только выспаться, – отшивала Васаби вечером подвыпившего, а потому-то и позвонившего ей парня, – но ещё и постирать и еду приготовить. Завтра мать со смены придёт голодная, а есть нечего. Я и сама ещё не ела. Да, только встала. Почти. Да, в постели валяюсь. Нет-нет, давай завтра. Я приеду к тебе на целые сутки. Сможешь делать со мной что хочешь! Нет, иначе завтра нам будет неинтересно. У меня слабость, отстань, – совершенно искренне признавалась ему Васаби, выжатая Лёшей, перед тем как лечь спать, как лимон. А впереди ещё – целая ночь! Наслаждения друг другом.

Тем более что такси – из своей фирмы, чтобы никто из водителей её фирмы об этом не узнал – Лёша ей оплачивал. И она тут же приезжала: на сутки-через-двое. Лишь бы Лёша снова не приезжал к ней на работу.

– И не повторял там этот цирк! – усмехалась Васаби.

С тем или иным зрителем, после этого пристававшим к ней с расспросами. И те не сдавали Васаби матери, её сменявшей.

– Чтобы им больше не о чем было посудачить ближайшие сутки, находясь на смене.

– Как в тот раз?

Ну, а Маша, терзаемая непонятной ему ни то ревностью, ни то муками разоряемого у неё же на глазах собственника, теряющего свои постельные вложения (увидев как от неё незаметно куда-то ускользает именно тот Лёша, что уже начинал относиться к ней всё более трепетно), заставляла его звонить теперь ей чуть ли не каждый день. А не сутки-через-двое, как они договорились. Чтобы она могла продолжать и продолжать его очаровывать. Как и завещал ей Маяковский: «на флейте водо-сточных труб». Разрывая, в итоге, всё это время его и Васаби своей всё более возрастающей навязчивостью. Особенно – в постели, выкладываясь для него вся!