Ассорти(р)

Так что когда, посреди зимы, Влас привёл к нему ещё и умную Машу, которой было всего двадцать два, Лёша не мог её не очаровывать. Даже – не приставая. Но просто начав вести себя так, чтобы она в первые же три минуты (в которые женщина и прозревает в тебе Избранника – на первый взгляд) поняла, что он – лучшее, что у неё было. В её глупой жизни.

Впрочем, как и всегда, в присутствии очень понравившейся ему прекрасной дамы. Каковой она тут же начинала себя считать, рядом с ним.

И когда Влас пожаловался Лёше на то, что Маша вчера вечером у Лёши, включила дурочку и так ему и не дала (делая вид, что стесняется «делать это в присутствии твоего друга»), начав её откровенно ревновать к нему, именно эта его истерика и побудила Лёшу тут же позвонить Маше по оставленному «на всякий случай» городскому номеру телефона её матери. И пригласить в гости.

Но уже через неделю их совместного общежития неожиданно для них обоих выяснилось, что, на самом деле, практичную Машу очаровало вовсе не то, о чём он думал (и воображал о себе), а его жильё. Которое из-за откровенно убогой обстановки и старой, но всё ещё исправной «советской» сантехники, давало ей каждый день повод думать, что эта двухкомнатная квартира именно его, а не съемная. Как тут же признался Лёша, не желая её обманывать. Так как молодые люди обычно если и снимали, то сугубо однокомнатные квартиры с шикарной обстановкой, как Влас. Ведь они были и гораздо более комфортными и чуть ли не вдвое дешевле. А их временные обладатели, прекрасно понимая то, для чего именно они их сняли, не уходили от Маша спать в другую комнату, как Лёша. А пытались тут же к ней приставать, затянув вечер до поздней ночи и засыпая с ней на одной кровати, из-за отсутствия в комнате другой мебели. Что её уже откровенно раздражало.

А Лёша, на их фоне, выглядел как прекрасный Принц, которого Маша – уже сама – вынуждена была соблазнить, негромко позвав к себе из другой комнаты, пока он там не уснул, под предлогом принести ей стакан воды. Наконец-то поняв, что он на это так и не решиться, глупенький, из-за дружбы с Власом.

Чтобы Лёша смог убедиться в том, что Влас, оказывается, был прав на все сто! Напоив её водой и накормив солянкой. И заставив её за это делать ему минет. Впрочем, как и – каждую. Считая солянку не более, чем прелюдией к минету, а минет – к сексу.

Заявив на утро Власу, что Маша – теперь – и его тоже.

Стараясь чередовать Диану и Машу. Хотя бы – через день. А то и – два. Чтобы как следует подготовиться и набраться сил. Что они почему-то расценивали как то, что он их избегает. Но не догадывались друг о друге. Ведь он уверял их в том, что просто вынужден работать. Зарабатывать. Мол, трудоголик. Решали они. И ещё убедительнее рассматривали его (в глазах подруг), как вполне себе постоянный вариант. Мол, пора бы и мне уже остепениться. И осесть с Лёшей. Навсегда. «Ну а что?» – обсуждала Диана Лёшу с Софьей. Когда он завёз Диану к ней в гости и зашёл попить чай.

Но когда, по весне, он вклинил между ними ещё и третью, обе они стали его откровенно ревновать, заставляя работать на износ в постели. И напрашиваться в гости. Сами, царапая ему спину! Что он тут же пресёк, обвинив Диану в глупой ревности. Поняв для себя, что с ней уже действительно пора расстаться.

Ведь из всех троих он любил только Васаби. По-настоящему! И как только Васаби впервые приехала к нему в гости, причем – утром (после того, как Диана откровенно выжала его, как лимон, заставив всю ночь заниматься сексом, снова и снова подымая его «жизненный тонус» своим «мастерством», и уехала от него на работу с утра пораньше), Лёша и сам удивился тому, как сильно Васаби его, оказывается, возбуждает. После того, как та решила, что у него, как минимум, уже месяц не было ни с кем секса. Занимаясь им с Васаби раза три. Подряд. Прямо на кухне, куда они вышли «просто поговорить». Заметив, что она избегает находиться вблизи постели. Из-за того, что она «не хотела бы изменять своему парню». Даже – с Лёшей. А то, что он тут же признался ей, что и сам не ожидал от себя столь бурной реакции на неё и такой эрекции после бурной ночи, Васаби восприняла эти его слова, по опыту, как откровенное враньё! И желание «не ударить в грязь лицом». Считая его чуть ли не девственником.

«Что ж, не нужно мешать ей себя идеализировать», – решил Лёша. Больше не говорить ей правду, раз уж она – как раз из-за этого – считает, что он ей откровенно лжёт.

А Лёша терпеть не мог, когда его обвиняли во лжи, даже – в теории. Став из-за Васаби лгуном на практике. Но только – с ней. Признавшись Диане и Маше, когда через пару недель с Васаби у него стало всё налаживаться, что, на самом деле, их у него три. Даже не упоминая о четвёртой – Свете, которая приезжала к нему нерегулярно. И он не принимал её в расчёт: на трудовую – уже – неделю.

А потому и сказал однажды в воскресенье Диане, поцеловав её на прощанье после бурного секса, что он сможет записать её «на приём» на следующий раз «лишь на среду. Не раньше. Так как Маша уже записана у меня на вторник. После Васаби».

И удивился лишь тому, что только Диана захотела тут же с ним порвать.

Да и то – лишь за то, что он сразу же стал, в ответ на её упрёки, откровенно обвинять Диану в том, что она всё это время изменяла ему со своим пожарным. Возле «пожарного отделения» которого та и работала в своём ларьке. Узнав от Ольги, которая сменяла на работе Диану (а потому и была тогда приглашена вместе с ней к Софии на день рождения), всю её подноготную. Желая отомстить Лёше за то, что он ею, собака такая, пренебрёг, а потому-то и выложила ему о Диане «всю-всю правду!». «По большому секрету» сдав свою подругу с потрохами. В том числе и рассказав ему об её пожарном, который, во время отдыха от работы, постоянно гасил её «пожар любви», – усмехалась Ольга. В своей однокомнатной квартире. Спаивая джином, который Диана уже успела полюбить. Как и пожарного, называя его уже не иначе как «мой джин любви» в разговорах с Ольгой. Вспоминая при ней о том, как долго она вчера тёрлась «о лампу его волшебного тела!» Своей не менее волшебной задницей. И периодически пыталась развести на джин и Лёшу. Только теперь поняв – из разговора с Ольгой – почему. И выложив весь этот «пасьянс» перед Дианой в споре. За что и был, тут же, отвергнут от ея престола. Возразив ему, что «всё это – наглая ложь!»

А Маша, эта чистая душа, готова была простить ему всё. Даже – Васаби. Хотя бы за то, что Лёша простил ей Власа. И продолжал прощать. Зная, что они встречаются. От самого Власа. Как уже давно прощала ему и Диану. И – Свету. И лишь обрадовалась тому, что он и Диана наконец-то расстались. Подразумевая «пересидеть» и Васаби. Как очередное «стихийное бедствие», – улыбалась Маша. И даже заявление Лёши, что он «свою Васаби» всё ещё любит, побудило Машу ответить ему лишь то, что она, оказывается, тоже его любит, причём давно:

– С первого же дня знакомства. Или что ты обо мне тогда подумал? Все мы друг друга любим, – пожала она плечами, – именно это и заставляет нас заниматься любовью, снова и снова доказывая друг другу свою любовь. И что из этого?

Не желала понимать она, что он любит Васаби по-настоящему. А вот Машу…

Но, по её личному убеждению, после того как она вырвала из-за Лёши шесть гнилых коренных зубов подряд, только бы ему не было больно во время её минета, он уже не мог её не любить. Постоянно напоминая ему о том, как до того, как пойти в больницу, она заставляла его практиковать наслаждение этой сладкой болью, с каждым вырванным зубом – всё тоньше и изящнее. Как и она сама!

И уже просто обязан был это делать. Теперь, после стольких жертв! «Как минимум – раз в неделю», настаивала она. И наслаждаться её минетом. Не зря же она…

Снова и снова подымала Маша этот переставший уже быть для Лёши настолько болезненным вопрос. У себя во рту. Подымая его… настроение.

Которое, само по себе, подымалось теперь у Лёши лишь при виде Васаби. Да-да, при одном лишь виде! Хотя и Васаби (которую Ромчик, как кореянку, усмехаясь, из-за её плоского лица называл не иначе, как «сковородка») своими заокеанскими «косыми скулами» играла на его «флейте водосточных труб» (как писал об этом Маяковский2, соблазняя девушек своим «студнем»), не хуже Маши, на чешуе зубов которой «прочёл я зовы новых губ»!

2

Здесь и далее: В. Маяковский, «А вы могли бы?