Танец на цыпочках

Катасах критически осмотрел повязку. Бинты были наложены крепко и просмолены для надёжности.

— Да благословит тебя en on mil frichtimen¹.

— Не вставай. Побудь со мной, — Данкас взял его за руку и грустно продолжил, — твоё большое сердце и власть над хворями всегда вдохновляли, и будут вдохновлять лекарей и после тебя, целитель. В конце концов если ты сам не скажешь, что тебя тревожит, я же выведаю вот у них, — он махнул в сторону кучи окровавленного тряпья. — Не забывай, — тебе запрещено лечить до молодой кожи на покровах раны и так безответственно себя запускать, — строго добавил он.

— Ты слишком добр. Я просто слишком устал.

Данкас помог ему встать и отдал тунику.

— Навести меня, иначе на следующем Празднике Плодородия Данкас найдёт тебя сам, — нотки бесстыдства спрятали его обычную мягкость, — да будет мягкой земля под твоими ногами. Данкас допил катасахово Молоко, не сводя с него желтых внимательных глаз.

Катасах добрел до хижины. У дверей стояли накрытые листьями корзины и бродил стреноженный телёнок андрига.

Он ввалился внутрь и сполз по стене на циновку. Было начисто выметено, плошки с тёплой едой были накрыты листьями, броня вычищена до блеска, и стояли свежие цветы.

— Благодарю тебя за милость детей твоих, en on mil frichtimen, — прошептал, задрёмывая, целитель.

========== 9. Lacrimosa ==========

Комментарий к 9. Lacrimosa

Самое страшное - потеря любви и потеря веры.

Трек: Diamanda Galas - Gloomy Sunday

По многочисленным просьбам лексика островитян возвращается в текст.

¹ On ol menawí - связанный с Тысячеликим богом

² Renaigse - чужак

³ En on míl frichtimen - Тысячеликий бог

⁴ Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз

Когда on ol menawi¹ ушла, Мев сползла по стене и закрыла лицо руками.

Наконец они остались вдвоём. Мев и изуродованное тело, бывшее Катасахом. Она рассеянно проводила ладонью по просевшему рельефу его грудины, переходящему в неестественно огромную вмятину с обожженными краями, из которой были видны обугленные внутренности и кости. У него не было шансов.

Хранительница мудрости не была готова называть смерть и её обстоятельства для того, кто был Хранителем самой жизни и на Тир-Фради, и за его пределами. Она схватилась за голову и заплакала.

Она увидела вовсе не то, чего ожидала. Ни убитый, ни убийца не заслужили такой участи.

Конечно, она была рада видеть Наивысочайшего после стольких лун. И Катасаха… В ИХ последний Праздник они весело болтали и держались за руки, даже немного задержались с началом.

Он держал её руки в своих, когда спрашивал совета насчет детской хвори, и смотрел на неё так, будто собирался исцелять и её саму. И хранительница мудрости приняла решение наконец поговорить обо всем обстоятельно, уже потом, уже после церемонии. Но потом — были reignaise² с блокнотами и ружьями, поэтому пришлось уйти поглубже в лес…

Она вспоминала, как на место Винбарра заступал Хранитель, и нужно было аккуратно отвязать и отпустить связь его человека, оставить только Хранителя. Она помнила слёзы Керы, не пожелавшей отречься от своего возлюбленного, и терявший человеческий разум взгляд Хранителя из глаз Наивысочайшего.

Тир-Фради прощался с Верховным Королем, Тир-Фради приветствовал Верховного Хранителя.

Она вспоминала благословение en on mil frichtimen³, и руки Катасаха на своих плечах, когда Совет покинул Поляну Хранителей, а они всё стояли и смотрели вслед уходящему брату.

…И вот теперь он, самый добрый человек, самый ревностный Хранитель Силы Жизни на острове и за его пределами, он лежит перед ней… Раньше он смотрел на неё сверху вниз, и глаза его улыбались, и расправлялись горькие складки у рта, каждый его жест говорил «ты только не беспокойся, обопрись на меня, если вдруг станет дурно», раз за разом повторяя этот обет почти тридцатилетней давности, когда их впервые представили, когда лицо омывали крылья собранных им для неё бабочек; а потом она смотрела на него сверху вниз, и он радовался каждому лопавшемуся бутону на её рожках…

Три десятка циклов с момента последнего из ИХ Праздников она наблюдала за Катасахом, и слушала своё сердце. Время ничуть не меняло его крепкий дух, возраст не калечил его разум. …и у него так и не появилась minundhanem⁴. Три. Десятка. Циклов. За это время родилась и выросла Кера. Целая жизнь. Мев оплакивала каждый цикл, дни которого могли быть украшены его солнцем, под которым раскрывались цветы на её рожках.

Два единственно значимых человека в её жизни одновременно вышли за грань, и каждый из них выбрал жизнь. Один — жизнь всего острова взамен жизни лучшего друга. Другой отдал свою жизнь взамен жизни renaigse, от которых Тир-Фради не видел добра ни тогда, ни сейчас.

Её возлюбленные братья. Мев стало невыносимо душно.

Мев водила пальцами по ресницам целителя, обводила холодные щеки… И ей вдруг резко стало так одиноко и так грустно, что она легла рядом и положила голову на его холодное плечо.

На этом же каменном столе они не раз открывали грудные клетки ушедших сородичей, подолгу разбирали многозначные случаи, вынимали и изучали шрапнель, вытягивали знаменитые хикметские яды из тлеющих ран, Мев показывала разницу между разрывом грудной мышцы от горя и разрывом от боли, а Катасах показывал, как можно сшивать кости, не раскрывая ткани и мясо.

Она укрылась его рукой, поджала пятки и горько расплакалась. Тёплая слеза скатилась по щеке и упала куда-то вниз, на него.

Катасах стоял над собственным телом и сам был готов разрыдаться. Мев была так одинока и несчастна, боги, ВСЕ ЭТИ ГОДЫ она была так одинока и несчастна! Он не думал о себе. Он думал о той, которой больше не мог помочь.

— Ну что ты, Мев, не надо так убиваться. Винбарр действовал в интересах Тир-Фради, ты же понимаешь. Не грусти, не надо, я же рядом. Я — не мое тело. Оно станет землей, оно родит новую жизнь. Но не я. Я останусь и буду всегда, я не покину тебя, нелюдимая Мев. Это хорошо, что мы с тобой так и не попрощались, Мев.

Ему было трудно управляться с изменившейся физикой тела, и как мог, он приблизился к хранительнице мудрости и попытался обнять. Мев глухо завыла и зарылась в ледяное плечо мертвеца. Он отпрянул и опустил голову. Он больше ничего не мог. Как не могла и она, ослеплённая и оглушенная своим горем. Идти было некуда, и Катасах замер безмолвным наблюдателем.

***

Вернувшись с континента и потребовав справедливости, Мев больше никогда ходила в святилище en on mil frichtimen. Бесчинства renaigse заставили её усомниться в состоятельности en on mil frichtimen, как отца детей Тир-Фради. Она пообещала, что обязательно вернётся в святилище, как только разберётся в себе. Но с годами вопросов становилось всё больше, а доверия к en on mil frichtimen все меньше.

— Почему он не остановил руку Винбарра? Почему позволил Катасаху отдать собственную связь с островом renaigse? Какой в этом высший смысл? …а может эти и многие другие попущения, — она стиснула зубы, вспоминая рабство в Серене, — и вовсе не имеют высшего смысла, и всего лишь — слабость их бога, а вернее, их духа, возомнившего себя богом…?

Мев заставила себя остановить мысли. Почерневшая от горя и рождающейся злобы, она с трудом поднялась на ноги, и опустила голову, глядя на мертвеца.