Страница 13 из 41
Жрецы сидели на болоте близ Ведвилви и пили беленную брагу. Где-то вдалеке играли Хранители, и их рёв тонул в тяжёлом воздухе. У ног целителя лежала сумка с комьями целебных жёлтых камней и кореньев, собранных по дороге. Винбарр щурился и вглядывался в дымку, и только Катасах знал, как сильно он тоскует по будущему.
— Она непроходима, как горная тропа после схода сели. И да, её разум столь же забит крошкой и суглинком, если ты понимаешь аналогию, брат мой, — Винбарр сёрпал брагу и гонял её языком во рту.
— По-моему, ты слишком суров с ней, — Катасах нащупал пару кособоких грибов и всё-таки решил закусить. Брага была крепкой и щипала язык, — ради тебя Кера пожертвовала личной судьбой, заменив её заботой о твоём пути.
— Кера сама так решила. Я не просил её ни о чём таком. Лучше скажи, откуда у тебя эта ядрёная жидкость, у меня аж глаза щиплет.
— Думал ты вспомнишь, — Катасах хитро улыбнулся, — это ж Данкас ставит для обработки ран.
— Ну да, ну да, проказник Данкас, — Винбарр сладко улыбнулся.
— Брат мой, Кера достойна большего. Дай ей мужчину, в котором она так нуждается, — целитель опустил голову и нагнулся, выискивая дряблые шляпки в жухлой траве.
Винбарр наконец дал себе волю. Он вскочил и начал размашисто ходить взад-вперёд.
-…а не злого хозяина, — добавил Катасах, следя за его угловатыми движениями, — ты ведь нуждаешься в счастье, как никто.
— Я нуждаюсь в исполненном долге перед своей землёй! — Винбарр тоскливо повернулся в сторону Хранителей вдалеке, — вот ОНИ! — мне не нужна для счастья женщина! И мужчина! и никто! И Кере это известно с самого начала, и Кера согласна с моим выбором, понимаешь? Или что, на твой взгляд, лучше было бы окружить её ласками и нежностями, как хочет каждая двуногая самка, чтобы потом однажды взять и навсегда уйти и навсегда забыть? Так будет для Керы лучше, да, Катасах? — он стоял перед ним носом к носу, уперев ладони в колени и покачиваясь.
— Наивысочайший, ты загородил целителю обзор, — Катасах хрюкнул, — я тебя сейчас поцелую, если не уберешь свои эти рога и всё остальное.
— Не поцелуешь, — Винбарр закатил глаза и отвернулся, — брат мой, а ведь я пытался говорить с ней.
— Разве?
— Дважды или трижды. Или четырежды. Или я когда там наконец махнул рукой. Она только смотрит и моргает. Она ни шиша не понимает и не чувствует. Она смотрит и, что б ей камни варить, моргает. Думаешь, мне бы не хотелось подругу, которая говорит со мной на одном языке? — Катасаху показалось, Наивысочайший вот-вот заплачет.
— На, закуси.
— Знаешь, как хочется, чтобы став Хранителем, я бы просто дожидался её. Чтобы однажды она так же пришла в святилище вслед за мной, и положила свои семена на алтари, ради своей земли, ради своего народа, ради своего короля, чтобы мы стояли на страже Тир-Фради вместе. Вместе, Катасах. Вместе!
Послышалось далёкое эхо то ли рёва одного из Хранителей, то ли крика Наивысочайшего.
— Вместе, — Катасах сморщился, допивая которую по счёту плошку, — просто будь добрее с Керой. Немного. Она ведь ничего не просит, и на всё готова ради тебя, ради своего Короля.
— Я ссам реш-шу.
========== 8. Друг мой Данкас ==========
Комментарий к 8. Друг мой Данкас
Трек: Пикник - Клянись же, ешь землю.
По многочисленным просьбам лексика островитян возвращается в текст.
¹ en on mil frichtimen - Тысячеликий бог - Тысячеликий бог
Данкас хмуро водил руками над тёмными язвами с чем-то невнятно копошащимся в них. Язвы покрывали широкую грудь со слипшимися волосами.
Катасах скрипел зубами и сильно потел.
— Они метят тебе прямо в сердце, сын ульга. Или это они уже из твоего чёрствого сердца выходят? — его глаза зло сузились, он быстро орудовал палочкой, — и как ты мог запустить раны до такого возмутительного состояния? По какой неосмотрительности такое могло случиться с тобой, целитель? Тяжёлые хвори лишают нас права лечить до полного выздоровления. Впрочем, не мне тебе напоминать об этом…
— Данкас, сделай уже что-нибудь!
— Милый, нет, любимый, друг. Давай для начала ты расскажешь Данкасу о причинах хвори, и о причинах, по которым так бессовестно забросил это могучее тело, — он ласково провёл ладонью по его плечу.
Катасах поморщился. Каждое прикосновение вызывало боль, словно от ожога. Да и коварные движения Данкаса ужасно смущали, и он потел ещё сильнее.
— Тебе очень плохо? — мягко спросил Данкас и аккуратно промокнул его блестящий лоб.
Потом немного подумав, прикоснулся к нему ледяными губами и скосил глаза, ожидая реакции больного.
Целитель прокряхтел:
— Только твоя проницательность, о мудрейший, может спорить с мастерством твоих инструментов.
Он уже начинал жалеть, что изо всех лекарей добрёл именно до Данкаса, ближайшего к катасаховой хижине.
В принципе Данкас был отличный мужик, очень чуткий и спокойный, с каменными нервами. Он умел найти подход к каждому, даже самому несговорчивому пациенту. Благодаря выдающимся качествам и многолетней практике его безоговорочно и единогласно назначили вождём, и почти сразу же — жрецом клана Хранителей Жизненной Силы. Впрочем, у него самого жизненной силы было хоть отбавляй: по Вигьигидо бегала уже дюжина плосконосых желтоглазых ребятишек, пока обе его жены, сменяясь, то вели хозяйство, то ассистировали целителю. Сам же Данкас крохи свободного времени отдавал Глендану, и часто больные находили его в его хижине в Дорхадгенеду. За легкий характер и лекарский азарт Катасаха с Данкасом часто вызывали работать в паре во время тяжелых случаев. Они как раз зачастили в последнее время, когда к берегам Тир-Фради пришла белая птица с континента, и привезла с собой новые хвори и новые раны.
В особенно трудных ситуациях собирали всех целителей острова, ну, а в самых исключительных — звали нелюдимую Мев.
Катасах дёрнулся. На язвах что-то задымилось и зашипело. Из них начали выпадать белёсые дёргающиеся нити.
…Мев… он учился жить без неё. Запретил себе вспоминать о ней и ИХ Праздниках. Но как было хранить стойкость, когда каждая ветвь была прядью волос хранительницы мудрости, каждая птица поднималась ее чудесными бровями, взлетающими каждый раз, когда он ловил её быстрые пальцы и подносил к своим губам. И самыми горькими были звёзды в небе, такие же сияющие и далекие, как и её глаза, когда она каждый раз с трудом сдерживала радость, убирала его руки и строгим шёпотом напоминала: «это же церемония.!»
…он приучился пить отвратительный отвар горькой звезды, после которого весь мир становился чуть слаще…
Данкас бережно перевернул Катасаха набок, и того тут же вырвало желчью.
Он промокнул ему рот и протянул плошку с Молоком.
— Решил опоить меня, хитрец? — слабо улыбнулся целитель.
— Ну, а как с тобой ещё быть, пленные разведчики сговорчивее, — Данкас погладил его по голове и вздохнул, — нет, конечно, я понимаю, с Винбарром сравниться у меня не выйдет, да и ни у кого не выйдет… — он прикрыл веки.
— Не сравнивай, друг мой, ты неповторим как рисунок облаков. Как он, как я, как каждый из нас, — Катасах с трудом сделал глоток и уронил голову на циновку, — у меня нет возможности с тобой быть, прости.
— Зачем ты так. Тебе же плохо. Слухи разлетаются быстро. Все судачат о девчонках, что бегают к тебе. Но я-то знаю, мой хороший, насколько ты одинок…
Молоко подействовало. Боль с сухим шорохом осыпалась на пол и обнимала его зелеными ростками, лопалась синими и жёлтыми цветами и оставалась в воздухе навязчивым ароматом позднего цветения.