Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 85

Однако, сейчас, наблюдая за Франси и ее реакцией на меня, я отчетливо почувствовала его незримое присутствие. Словно он меня укутал новым статусом и какой-то странной защитой, которую ранее я не ощущала, а сейчас почувствовала ее позвоночником. Генри поставил незримый барьер, который мгновенно сработал. Даже не зная о моих взаимоотношениях с королем, Франси сразу отметила налет нового статуса вокруг меня. Словно ей уже не было хода на тот уровень, который обеспечил мне Генри, и она даже не стала предлагать мне возврат в мир шоу-бизнеса.

— Ну, мне пора, а то менеджер меня потерял… — засобиралась Франсуаза, и я ловила странные эмоции, исходившее от нее. Будто ей было неуютно рядом со мной. Будто барьер, поставленный Генри, выдавливал ее из моего мира.

Мы вышли из отеля, где нас уже ждали машины, меня обдало вечерним февральским ветром, а Франси, кутаясь в теплое пальто, внимательно посмотрела на меня.

— Прощайте, Злата. Желаю вам удачи в вашей новой жизни, — проговорила она, и я уже не удивилась ни ее “вы”, ни тому, что она не потянулась ко мне с прощальным поцелуем на французский манер.

Тепло улыбнувшись, я протянула ей руку, а она, попрощавшись, пошла к своему автомобилю, но, бросив взгляд на мой “бентли”, едва заметно кивнула. Она в очередной раз убедилась в том, что я уже не та, что прежде.

Мой телохранитель Вигго молча открыл дверь машины, но я не торопилась садиться в салон. Я смотрела вслед уходящей Франсуазе, и ее силуэт словно заволакивало дымкой забвения.

— Прощайте, Франсуаза… — я говорила “прощай” не только ей, а моей карьере в шоу-бизнесе. Моему прошлому с Иэном. Моей жизни в Голливуде.

Я села в теплый прогретый салон, и наша машина мягко тронулась с места.

Мы ехали по набережной домой, а я снова и снова прокручивала в голове разговор с Франсуазой, вспоминала ее слова, ее поведение, ее прощальный жест, и грустно вздыхала. Только сейчас, после встречи с француженкой я почувствовала, что подвела черту под своим прошлым, и от этого сердце болезненно сжималось.

“Дюнина, хватит ныть”, - одернула я себя и, решив проверить рабочую почту, уверенно потянулась к сумке, где лежал телефон.





Активировав его, я обнаружила новое письмо от Вероники Островой и, открыв его, приподняла бровь то ли от удивления, то ли от радости.

Подробный отчет, который я требовала к завтрашнему дню, пришел уже через несколько часов после моего разговора с Москвой, а в прикрепленном документе были вложены новые списки участников, и все фамилии, которые я подчеркнула, были заменены на другие.

“Приносим извенения за неточности. Впредь такого больше не повторится”, - гласила приписка к отчету, и я понимала, что Острова очень не хотела терять свое теплое насиженное место.

— Надо же… получилось… больше у них не возникнет желания мухлевать… — улыбнулась я, чувствуя себя победителем, взявшим свой первый рубикон.

Я просматривала новые списки участников, их немалые заслуги в деятельности по защите окружающей среды, и внезапно поймала себя на странном ощущении, которое ранее никогда не испытывала. Мое грустное настроение улетучилось, и на смену ему пришло чувство удовлетворения от своей работы. Я чувствовала возможности вершить справедливость, находясь на посту координатора.

“Благодарю за оперативность”, - написала я ответ и, едва письмо ушло адресату, как мне пришло сообщение с неизвестного номера.

“Поздравляю с первой заслуженной победой. Быть святым — исключение; быть справедливым — правило. Заблуждайтесь, падайте, грешите, но будьте справедливы. Правильный ход, Королева”

Я блуждала взглядом по тексту и не была удивлена осведомленностью Генри. Однако, перечитывая цитату из “Отверженных”, я хмурилась, не понимая, как Генри поймал мои мысли о справедливости и то чувство глубокого удовлетворения от работы, которую я делала.