Страница 80 из 85
— Ошибочно думать, что животные понимают слова. Животное понимает интонацию. Настроение. Считывает намерения, — пояснила она и добавила, намекая на мою чрезмерную мягкость: — При общении с конем главное соблюдать баланс между строгостью и добротой. Не быть излишне строгим, не быть излишне добрым. Не быть боязливым, но и не проявлять необоснованную смелость.
— Учту, — кивнула я и, вновь посмотрев на свою серую красавицу, вздохнула. — Но не баловать сложно.
— Я так поняла, будешь сегодня тренироваться… — поинтересовалась Мишель, а я внимательно посмотрела на нее, вытирая руки салфеткой и натягивая на себя краги.
Мне было интересно, насколько быстро распространялись слухи не только о приезде нидерландской принцессы, но и о их с Генри совместном времяпровождении на яхте.
Однако Мишель вела себя крайне профессионально, и никаких посторонних эмоций на ее лице я не выявила.
— Да, хотела бы… — кивнула я и, секунду собираясь с мыслями, спросила: — А кроме меня вы даете уроки? Платные уроки? И Нимфа с кем-нибудь еще тренируется?
Теперь была очередь Мишель внимательно посмотреть на меня. Судя по едва заметному кивку, слухи о Генри и Алексе уже дошли до нее, и нетрудно было догадаться, какие выводы она вместе с мужем сделала.
— Нимфа закреплена только за тобой. Платных уроков я не даю, но я продолжу с тобой занятия. Только с мужем поговорю… — ответила она, и в ее взгляде мерцала нерешительность. Уверена, она должна была согласовать этот момент с королем, и я не видела здесь проблемы.
— Спасибо, — улыбнулась я, и мы друг друга поняли. Меньше всего я хотела походить на любовницу-содержанку при почти женатом короле.
— Помочь оседлать?
Я покачала головой, так как обожала сама чистить и седлать Нимфу. Это был один из тех завораживающих ритуалов, который, как прелюдия, готовил не только лошадь, но и меня.
Взяв специальную крючок для копыт, я наклонилась и, проведя ладонью по голени лошади, улыбнулась. Нимфа, как профессиональная балерина, элегантно подогнула ножку, позволяя мне обработать копыто.
Меня успокаивал ритуал чистки. Я водила по шелковистым бокам Нимфы скребницей, массировала ее позвоночник мягкой щеткой, расчесывала ее гриву и хвост и отгоняла грустные мысли.
Проведя расческой по челочке, я аккуратно уложила ее на бок и улыбнулась.
— Ты моя красавица… — тихо прошептала я, понимая, что уже совсем скоро уеду и больше никогда ее не увижу. — Жаль, что тебя нельзя забрать с собой, как Китти.
Я прислонилась лбом к морде Нимфы и, чувствуя ее тепло, улыбнулась, сдерживая комок в горле.
“Дюнина, не нервируй лошадь своей меланхолией!” — отругала я себя и, отстранив лоб, бодро произнесла:
— Ну что? Будешь седлаться?
Нимфа не возражала — что-то свое довольно профырчав, она закивала головой, и я, перекинув через спину лошади вальтрап и амортизатор, плотно установила седло.
Застегнув подбородник уздечки, я проверила трензель, когда снаружи послышался голос Жан-Жака. Он разговаривал с одним из безопасников и, судя по всему, через полчаса планировал погнать табун чистокровок на пастбище, как того требовало расписание.
“Черт, я не успею повидаться с Дерзким”, - нахмурилась я и посмотрела на Нимфу.
— Я отлучусь на пять минут, хорошо? Чтобы ты не скучала, вот тебе новый ликит, — добавила я и, быстро установив новое лакомство в твистер, вышла наружу, где конюх уже разговаривал с персоналом.
— Можно я немного пообщаюсь с Дерзким? — попросила я мсье Паскаля, и он кивнул.
— Только не заходи в денник, — предупредил он, и я быстро направилась к своему любимцу.
Направляясь в денник, где стоял Дерзкий, я поздоровалась с охранником — эта постройка не только охранялось более тщательно, но и была под усиленной сигнализацией, что не удивляло, учитывая стоимость её обитателей.
Жан-Жак разрешил мне заходить в эту часть комплекса, поэтому безопасник кивнул и не преграждал мне путь.
Проходя мимо отсеков, где стояла четверка поло-пони, я тут же услышала приветственное фырканье, которое пошло цепочкой по всей конюшне, и улыбнулась. Кажется, меня были рады видеть. Я поздоровался с каждым из них, каждому выдала по небольшой витаминной конфетке и, наконец, остановилась у Дерзкого. Он уже стоял у решетки и скреб копытом пол — так он говорил, что ждал моего внимания и требовал лакомство для себя.
Он смотрел на меня с укоризной, и его острые уши были наведены в мою сторону.
— Сейчас, мой хороший, я про тебя не забыла. Тебе я оставила самое вкусное… — мои пальцы торопилась открыть решетчатое окно, и, едва я это сделала, Дерзкий высунул голову, и я потянулась к нему.
Отдав лакомство, я приобняла коня, и он начал тереться головой о мое плечо, как в день знакомства, и водил ртом по шее и голове, щекоча кожу. Мишель это назвала признаком доверия.
— С тобой мне будет прощаться еще тяжелее… — тихо проговорил я по-русски, когда внезапно послышались шаги, скакуны вновь приветственно зафыркали, и я, повернувшись, увидела Генри, шедшего по широкому коридору конюшни.
Он был одет для тренировки в белые обтягивающие бриджи, рубашку-поло и длинные сапоги, и сейчас, удерживая небольшой хлыст, поправлял кожаные перчатки и смотрел на нас с Дерзким.