Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 76

Глава 23

Гонг прозвучал во второй раз. Мы с Сётоку одновременно поднялись на помост. Встали в противоположных концах, изучая, оценивая друг друга.

Хотя что тут было оценивать?

Принц Фудзивара выглядел, как гора. Огромные штаны из антрацитово-чёрного шелка добавляли ему монументальности. Нагината в огромной руке смотрелась, как лёгкая сабелька. Волосы, стянутые на макушке красным шнурком, делали его голову почти квадратной, широкие брови нависали над глазами угрожающе и непримиримо. Выпяченная вперёд тяжелая нижняя челюсть говорила о решительности покончить со мной как можно скорее.

Оценить себя со стороны у меня возможности не было. Конечно, я был высоким, стройным и широкоплечим, с отлично развитой мускулатурой — ничего общего с тем лопоухим подростком, который вывалился на горную дорогу из багажника автомобиля.

И тут по моему телу пробежала жаркая волна… Вот! Вот он, ключевой момент.

Всё то время, что я был на Тикю я чувствовал себя не в своей тарелке. А точнее, не в своём теле. Я занимал место другого. Того, чьё тело занял незаконно.

Почему так было? Да потому, что МЕНЯ САМОГО ВЫТЕСНИЛИ ИЗ ТЕЛА ТОЧНО ТАКИМ ЖЕ ОБРАЗОМ.

Когда я был маленьким, какой-то путешественник без зазрения совести занял моё тело, выбросив меня самого в мир Ёшики — урбанистический, жестокий, и совершенно мне незнакомый.

Но я выжил. И завербовался в Корпус — иными словами, сам стал похитителем чужих тел.

Пробыв на Тикю некоторое время, я изменился. Начав путь как посланник, одиночка, слепо выполняющий задания Корпуса, сейчас я чувствовал себя совсем по-другому.

Изменив свою внешность, своё тело, я обрёл право на самостоятельную жизнь.

Мысленно я почувствовал, как с шипением сгорел целый сегмент паутины в моей голове: ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН ДОПУСТИТЬ ПРИЧИНЕНИЯ ВРЕДА ОБОЛОЧКЕ, КОТОРУЮ ЗАНИМАЕТ.

Но я изменился. Я стал другим, и тем самым, разрушил одну из директив!

Теперь остаётся измениться на психологическом уровне. Снять остальные Директивы. И тогда я смогу стать самим собой!

Стоя на краю ринга, я почувствовал: вот оно! Здесь и сейчас я должен убрать вторую директиву:

ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН УЧАСТВОВАТЬ В ЖИЗНИ МИРА, В КОТОРОМ НАХОДИТСЯ НА ЗАДАНИИ.

И в этот момент прозвучал третий удар гонга.

Это мой мир! — подумал я. — И у меня есть своё место в этом мире. Я имею право его защищать.

И мы с Сётоку одновременно шагнули в дохё.

Сделав шаг, я почувствовал, как сгорает ещё один сегмент. Шагнув на ринг, я шел к свободе.

Сётоку предпочитал двигаться против часовой стрелки. И мы пошли по кругу, пока не сближаясь, но изучая движения и повадки друг друга.

Нагината в руках принца крутилась, как мельничное колесо. Я же почти не двигал своим коротким танто, держа его внизу, на уровне бедра, остриём вперёд.

Матросский хват — почему-то называли такое положение у нас, на Ёшики: большой палец лежит сверху по спинке клинка, остальные пальцы держат рукоять свободно, готовые в любой миг повернуть нож назад.

Несмотря на грузное тело, двигался Сётоку очень плавно. Он словно танцевал на кончиках пальцев, так легко, словно летел над ровным покрытием дохё.

Я поймал себя на мысли, что стараюсь скопировать его движения, двигаться столь же плавно, зеркально отражая манеру принца.





И вдруг он сделал обманное движение и прыгнул ко мне.

На самом деле, это был не прыжок. Скорее, стремительный и неожиданный сход горной лавины, увенчанной длинным и острым лезвием.

Я отстранился в последний миг, встав боком — так, что длинное лезвие нагинаты прошло вдоль моего живота.

Вот сейчас я порадовался, что на мне этот плотный, похожий на корсет, пояс…

Сётоку отпустил древко нагинаты и бросил руку мне на плечи. Со стороны это выглядело, словно он прижал меня к себе в дружеском объятии, но я чувствовал, как громадная ладонь, обхватив шею, сжалась, немилосердно сдавив мускулы и перекрыв доступ воздуха.

— Я могу сломать тебе позвоночник прямо сейчас, — растянув губы в улыбке, прошептал Сётоку. От него разило крепким мужским потом, в котором угадывалась еле заметная примесь алкоголя. — Но это будет неинтересно, — продолжил он. — Мои подданные жаждут зрелища. И они его получат.

Оттолкнув меня так, что я споткнулся о метущую пол ткань штанов, он повернулся к зрителям и замер, широко расставив ноги и раскинув руки.

Хатамото взревели, одновременно и дробно ударяя латными рукавицами в грудные щитки доспехов.

Я поднялся. Оглядел толпу… Любава стояла совсем рядом, сразу за границей круга дохё. В её глазах было жгучее напряжение. Девушка словно посылала мощный энергетический луч, почти физический — настолько он был силён.

Выражение глаз остальных рассмотреть было сложно. Люди стояли напряженно, было видно, что исход боя им далеко не безразличен. Но вот угадать, за кого они болеют — я не мог.

Японская нация славится умением скрывать эмоции.

…Вновь кружение друг против друга. Или враг против врага — так будет правильнее. Глаза Сётоку, маленькие, утопленные в подушки из жира, выражали презрение. После первого удачного броска он словно расслабился. Перестал видеть во мне противника.

Теперь я для него был просто добычей. А с добычей можно поиграть. Растянуть удовольствие.

Я сделал глубокий вдох.

Чтобы поразить Сётоку, мой удар должен быть очень точен. Короткий клинок должен пробиться через защитный пояс, через горы жира и мощные мускулы под ними: чтобы держать вертикально такую тушу, у него должны быть стальные мускулы…

И я видел несколько возможностей поразить его быстро, эффективно и беспощадно. Сётоку действительно открывался слева, да и нагината в его правой руке двигалась не в пример ловчее, чем в левой…

Но для этого мне нужно подобраться к нему очень, очень близко — на самом деле, вплотную.

И это большой риск: Сётоку — мастер контактного боя, я могу просто не успеть нанести свой удар…

Однажды, находясь на задании в одном из сельскохозяйственных миров, мне довелось увидеть, как режут свиней.

Обычно это делали специально обученные люди.

Остальные — те, кто откармливали животных на мясо, не решались совершить убийство самостоятельно: свиньи были огромными, каждая в полторы тонны весом.

Так вот: у специалистов были длинные и узкие прямые ножи, клинок каждого превышал восемьдесят сантиметров.

И большинство действовало просто: пока несколько дюжих мужчин держали опутанную верёвками свинью, специалист просто перерезал ей горло. Одним длинным скользящим движением, выпуская реку крови в подставленное ведро.

Но был там один умелец…